Как же умилительно было смотреть на королеву! Как она вспыхнула и улыбалась, какое смущение и счастье выражал ее взор, какие она бросала взгляды на сэра Ланселота, за что в Арканзасе он был бы сразу приговорен к расстрелу.

Все восхваляли мужество и великодушие сэра Ланселота; что же касается меня, то я был крайне удивлен, как один человек мог побороть столько опытных бойцов. Я выразил свое сомнение Кларенсу, но этот легкомысленный насмешник только сказал:

– Если бы сэр Кэй имел время влить в себя еще и запасной мех кислого вина, вы увидели бы, что он назвал бы вдвое больше побежденных.

Я взглянул на мальчика и тут заметил на его лице такое глубокое уныние, что мне стало жалко его. Я проследил за направлением его взора и увидел, что он смотрит на старика с белой бородой в черной развевающейся одежде; этот старик стоял у стола на нетвердых ногах, покачивая старой головой, и обводил присутствующих бесцветными блуждающими глазами. Такое же выражение страдания, которое я заметил в глазах пажа, появилось и на лицах всех присутствовавших – то был взгляд безгласных созданий, которые предчувствовали мучения, на которые не могли пожаловаться.

– Ах! Опять у нас будет то же самое, – вздохнул мальчик, – опять он будет рассказывать ту же скучную историю, которую рассказывал тысячу раз одними и теми же словами; он будет рассказывать ее до самой своей смерти всякий раз, когда его бочонок полон и он чувствует необходимость дать работу своему языку, который мелет как мельница.

– Но кто это такой?

– Мерлин, великий лгун и могущественный маг. Пропади он пропадом со своим скучным рассказом! Он так надоел нам всем своей сказкой! Но все люди его боятся, потому что он держит в своих руках все бури и молнии, все силы преисподней, которые являются по его мановению. Если бы не это, мы давно покончили бы с ним и его сказкой! Он всегда рассказывает в третьем лице, как бы желая убедить присутствующих, что слишком скромен для того, чтобы прославлять самого себя. Да будь он проклят! Разрази его гром! Добрый друг, разбудите меня, пожалуйста, когда он закончит, к вечерней молитве.

Мальчик приютился у меня на плече и намеревался заснуть. Старик начал свой рассказ, и юноша действительно сразу же заснул у меня на плече; но не только он: задремали и все придворные, и собаки, и лакеи, и шеренга вооруженной стражи вдоль стен. Звучал лишь монотонный голос рассказчика, и со всех сторон слышалось легкое храпение, раздававшееся, словно аккомпанемент духовых инструментов. Несколько голов присутствовавших опустились на сложенные крестом на груди руки, иные откинули головы назад с разинутыми ртами, издавая носом различные звуки; мухи жужжали вокруг разбросанных крошек, а крысы повылезали из своих нор и бегали повсюду, распоряжаясь как у себя дома; одна из них, будто белка, уселась на голове короля и грызла кусочек сыра, который держала в лапках, роняя крошки на лицо короля с самым простодушным и наглым бесстыдством. Это была совершенно мирная сцена, вполне успокаивающая усталые глаза и утомленный ум.

Вот каков был рассказ старика:

– Король и Мерлин отправились в путь и прибыли к одному отшельнику, который был хорошим человеком и великим врачом. Отшельник осмотрел все раны короля, дал ему целительные мази. Король пробыл у отшельника три дня и три ночи; а когда раны короля зажили и он мог сидеть на лошади, они уехали. Во время пути Артур сказал: «У меня нет меча». – «Это ерунда, – ответил Мерлин, – мы найдем тебе меч». Так они доехали до большого глубокого озера; вода в нем была чиста и прозрачна; на самой середине озера Артур увидел руку в белой парче; эта рука держала меч. «Смотри, – сказал Мерлин, – вот меч, о котором я тебе говорил». В это же время они увидели девушку, выходившую из воды, она пошла по берегу озера. «Что это за девушка?» – спросил Артур. «Это царица озера, – ответил Мерлин. – Посреди этого озера есть скала, а на ней стоит грозная крепость, самый прекрасный замок на земле. Эта девушка сейчас подойдет к тебе и будет дружелюбно говорить с тобой; ты также должен быть с ней вежлив, и тогда меч будет твой». Действительно, девушка подошла к Артуру, приветливо поклонилась ему, и он ответил ей тем же. «Девица, – спросил Артур, – что за меч держит какая-то рука над водой? Я хотел бы, чтобы этот меч стал моим, так как у меня нет меча». – «Король, сэр Артур, – сказала девушка, – этот меч принадлежит мне; если ты мне дашь в дар то, что я у тебя попрошу, этот меч станет твоим!» – «Клянусь тебе, – ответил Артур, – что я дам тебе в дар все, что ты попросишь». – «Хорошо, – сказала девушка, – иди вот к той лодке, но греби сам, возьми себе меч вместе с ножнами, а я приду за моим даром, когда наступит время». Сэр Артур и Мерлин слезли со своих коней, привязали их к двум деревьям, направились к лодке, сели в нее, поплыли к руке, державшей меч, и сэр Артур беспрепятственно взял его себе. И рука скрылась под водой, а всадники вернулись к своим коням и отправились дальше. И вот сэр Артур увидел великолепный шатер. «Что это за шатер?» – спросил Артур. «Это шатер рыцаря сэра Пеллинора, с которым ты недавно сражался, но теперь его здесь нет; у него произошла ссора с одним из твоих рыцарей, этим длинным Эгглемом, и они сразились. Эгглем бежал, но, прежде чем умереть, прогнал Пеллинора до Карлиона; мы его сейчас встретим на большой дороге». – «Хорошо, – сказал Артур, – теперь у меня есть меч, я сражусь с этим рыцарем и отомщу ему!» – «Нет, сэр, – возразил Мерлин, – этого не следует делать сейчас, так как рыцарь слишком утомлен битвой и скорой ездой; и мало чести затевать борьбу с ним; да и рыцарю этому нет во всем мире равного. Послушайся моего совета: дай ему проехать спокойно, он вскоре окажет тебе большую услугу, а после его смерти его сыновья будут служить тебе. Пройдет немного времени, и ты сочтешь за счастье отдать за него свою сестру». – «Когда я его встречу, – согласился Артур, – я сделаю так, как ты мне советуешь». Затем сэр Артур осмотрел свой меч, ему очень хотелось пустить его в дело. «Что тебе больше нравится, – спросил Мерлин, – меч или ножны? – «Конечно, меч!» – ответил Артур. – «Это крайне неблагоразумно, – возразил Мерлин, – ножны в десять раз ценнее меча; пока у тебя ножны, тебя никто не ранит, ты не потеряешь ни капли крови; носи ножны всегда с собой». Разговаривая таким образом, они приблизились к Карлиону; по пути они встретили сэра Пеллинора, но Мерлин устроил так, что Пеллинор не заметил Артура и проехал, не сказав ни слова. «Удивительно, право, – заметил Артур, – что рыцарь ничего не сказал». – «Сэр, – ответил Мерлин, – он тебя не видел, иначе ты не отделался бы от него так легко». Наконец они достигли Карлиона, где все рыцари радовались прибытию Артура. Когда же они услышали о приключениях своего короля, то крайне удивились, что он подвергал свою жизнь такой опасности. Однако все именитые люди порешили, что приятно служить такому королю, который путешествует в поисках приключений, как простой бедный рыцарь.

Мне показалось, что эта странная небылица была прекрасно рассказана, просто и интересно, но ведь я слышал ее впервые и только один раз, а это уже совсем другое дело; она могла понравиться и другим, когда еще была в новинку, в этом нет никакого сомнения.

Сэр Дайнадэн-Шутник проснулся первый и разбудил всех своей довольно примитивной шуткой, которая не блистала остроумием. Он привязал металлический котелок к хвосту одной из собак и отпустил ее так, что он гремел по полу; испуганная собака стала бегать по комнате, ошалев от этого звона; за ней устремились другие собаки, снося и ломая все на своем пути; поднялся невероятный шум, все придворные проснулись и стали смеяться до слез, с восторгом глядя на эту потеху; некоторые даже попадали со своих стульев и катались по полу, умирая от смеха. Все они вели себя совсем как дети. Сэр Дайнадэн очень гордился своей выдумкой; он не переставал рассказывать, как ему пришла в голову такая великолепная мысль, так что, вероятно, утомил всех; но ему непременно хотелось еще раз объяснить всем, каким образом его осенила такая бессмертная идея. Он все еще продолжал смеяться, когда другие давно уже умолкли. Наконец, он устроился так, будто хочет произнести речь – понятно, шуточную. Я думаю, что еще никогда не слышал столько избитых шуток за всю свою жизнь. Его остроты были намного слабее шуток любого эстрадника, любого циркового клоуна. Действительно, мне было очень скучно сидеть здесь за тринадцать веков до своего рождения и снова слушать все эти глупые, плоские остроты, наводившие на меня сон еще тогда, когда я был мальчишкой, тысячу триста лет спустя. Я убедился, что здесь, в это время, и не может появиться какой-либо новой остроты. Все смеялись над этими устарелыми шутками, но ведь люди всегда и везде так поступают; я замечал это и несколько столетий спустя. Но почему же настоящий насмешник – я имею в виду юношу-пажа – совсем не смеялся. Нет, он громко не смеялся, но язвительно издевался, так как имел привычку подтрунивать над всем.