– Восемьдесят цехинов, – отвечал Гурт, удивляясь такому вопросу.

– В этом кошельке, – сказала Ревекка, – ты найдешь сотню цехинов. Возврати своему хозяину то, что ему следует, а остальное возьми себе. Ступай! Уходи скорее! Не трать времени на благодарность! Да берегись: когда пойдешь через город, легко можешь потерять не только кошелек, но и жизнь… Рейбен, – позвала она слугу, хлопнув в ладоши, – посвети гостю, проводи его из дому и запри за ним двери!

Рейбен, темнобровый и чернобородый сын Израиля, повиновался, взял факел, отпер наружную дверь дома и, проведя Гурта через мощеный двор, выпустил его через калитку у главных ворот. Вслед за тем он запер калитку и задвинул ворота такими засовами и цепями, какие годились бы и для тюрьмы.

– Клянусь святым Дунстаном, – говорил Гурт, спотыкаясь в темноте и ощупью отыскивая дорогу, – это не еврейка, а просто ангел небесный! Десять цехинов я получил от молодого хозяина да еще двадцать от этой жемчужины Сиона. О, счастливый мне выдался денек! Еще бы один такой, и тогда конец твоей неволе, Гурт! Внесешь выкуп и будешь свободен, как любой дворянин! Ну, тогда прощай мой пастуший рожок и посох, возьму добрый меч да щит и пойду служить моему молодому хозяину до самой смерти, не скрывая больше ни своего лица, ни имени.

Ночные приключения Гурта на этом не кончились. Он и сам начал так думать, когда, миновав одну или две усадьбы, расположенные на окраине селения, очутился в овраге. Оба склона его густо заросли орешником и остролистом; местами низкорослые дубы сплетались ветвями над дорогой. К тому же она была вся изрыта колеями и выбоинами, потому что ко дню турнира по ней проезжало множество повозок со всякими припасами. Склоны оврага были так высоки и растительность так густа, что сюда вовсе не проникал слабый свет луны.

Из селения доносился отдаленный шум гулянья – взрывы громкого смеха, крики, отголоски дикой музыки. Все эти звуки, говорившие о беспорядках в городке, переполненном воинственными дворянами и их развращенной прислугой, стали внушать Гурту некоторое беспокойство.

«Еврейка-то была права, – думал он про себя. – Помоги мне бог и святой Дунстан благополучно добраться до дому со своей казной! Здесь такое сборище не то чтобы записных воров, а странствующих рыцарей, странствующих оруженосцев, странствующих монахов да музыкантов, странствующих шутов да фокусников, что любому человеку с одной монеткой в кармане станет страшновато, а уж про свинопаса с целым мешком цехинов и говорить нечего. Скорее бы миновать эти проклятые кусты! Тогда по крайней мере заметишь этих чертей раньше, чем они вскочат тебе на плечи».

Гурт ускорил шаги, чтобы выйти из оврага на открытую поляну. Однако это ему не удалось. В самом конце оврага, где чаща была всего гуще, на него накинулись четыре человека, по двое с каждой стороны, и схватили его за руки.

– Давай свою ношу, – сказал один из них, – мы подносчики чужого добра, всех избавляем от лишнего груза.

– Не так-то легко было бы вам избавить меня от груза, – угрюмо пробормотал честный Гурт, который не мог смириться даже перед непосредственной опасностью, – кабы я поспел хоть три раза стукнуть вас по шее.

– Посмотрим, – сказал разбойник. – Тащите плута в лес, – обратился он к товарищам. – Как видно, этому парню хочется, чтобы ему и голову проломили, и кошелек отрезали.

Гурта довольно бесцеремонно поволокли по склону оврага в густую рощу, отделявшую дорогу от открытой поляны. Он поневоле должен был следовать за своими свирепыми провожатыми в самые густые заросли. Вдруг они неожиданно остановились на открытой лужайке, залитой светом луны. Здесь к ним присоединились еще два человека, по-видимому, из той же шайки. У них были короткие мечи на боку, а в руках – увесистые дубины. Гурт только теперь заметил, что все шестеро были в масках, это настолько явно свидетельствовало о характере их занятий, что не вызывало никаких дальнейших сомнений.

– Сколько при тебе денег, парень? – спросил один.

– Тридцать цехинов моих собственных денег, – угрюмо ответил Гурт.

– Отобрать, отобрать! – закричали разбойники. – У сакса тридцать цехинов, а он возвращается из села трезвый! Тут не о чем толковать! Отобрать у него все без остатка! Отобрать непременно!

– Я их копил, чтобы внести и освободиться, – сказал Гурт.

– Вот и видно, что ты осел! – возразил один из разбойников. – Выпил бы кварту-другую доброго эля и стал бы так же свободен, как и твой хозяин, а может быть, даже свободнее его, коли он такой же саксонец, как ты.

– Это горькая правда, – отвечал Гурт, – но если этими тридцатью цехинами я могу от вас откупиться, отпустите мне руку, я вам их сейчас же отсчитаю.

– Стой! – сказал другой, по виду начальник. – У тебя тут мешок. Я его нащупал под твоим плащом, там гораздо больше денег, чем ты сказал.

– То деньги моего хозяина, доброго рыцаря, – сказал Гурт. – Я бы про них и не заикнулся, если бы вам хватило моих собственных денег.

– Ишь какой честный слуга! – сказал разбойник. – Это хорошо. Ну а мы не так уж преданы дьяволу, чтобы польститься на твои тридцать цехинов. Только расскажи нам все по чистой правде. А пока давай сюда мешок.

С этими словами он вытащил у Гурта из-за пазухи кожаный мешок, внутри которого вместе с оставшимися цехинами лежал и кошелек, данный Ревеккой. Затем допрос возобновился.

– Кто твой хозяин?

– Рыцарь Лишенный Наследства, – отвечал Гурт.

– Это тот, кто своим добрым копьем выиграл приз на нынешнем турнире? – спросил разбойник. – Ну-ка, скажи, как его зовут и из какого он рода?

– Ему угодно скрывать это, – отвечал Гурт, – и, уж конечно, не мне выдавать его тайну.

– А тебя самого как зовут?

– Коли я скажу вам свое имя, вы, пожалуй, отгадаете имя хозяина, – сказал Гурт.

– Однако ты изрядный нахал! – сказал разбойник. – Но об этом после. Ну а как это золото попало к твоему хозяину? По наследству он его получил или сам раздобыл?

– Добыл своим добрым копьем, – ответил Гурт. – В этих мешках лежит выкуп за четырех добрых коней и за полное вооружение четырех рыцарей.

– Сколько же тут всего?

– Двести цехинов.

– Только двести цехинов! – сказал разбойник. – Твой хозяин великодушно поступил с побежденными и взял слишком мало выкупа. Назови по именам, от кого он получил это золото.

Гурт перечислил имена рыцарей.

– А как же доспехи и конь храмовника Бриана де Буагильбера? Сколько же он за них назначил? Ты видишь, что меня нельзя надуть.

– Мой хозяин, – отвечал Гурт, – ничего не возьмет от храмовника, кроме крови. Они в смертельной вражде, и потому между ними не может быть мира.

– Вот как! – молвил разбойник и слегка задумался. – А что же ты делал теперь в Ашби, имея при себе такую казну?

– Я ходил платить Исааку, еврею из Йорка, за доспехи, которые он доставил моему хозяину к этому турниру.

– Сколько же ты уплатил Исааку? Судя по весу этого мешка, мне сдается, что там все еще есть двести цехинов.

– Я уплатил Исааку восемьдесят цехинов, – сказал Гурт, – а он взамен дал мне сто.

– Как! Что ты мелешь! – воскликнул разбойник. – Уж не вздумал ли ты подшутить над нами?

– Я говорю чистую правду, – сказал Гурт. – Это такая же святая правда, как то, что месяц светит на небе. Можете сами проверить: ровно сто цехинов в шелковом кошельке лежат в этом мешке отдельно от остальных.

– Опомнись, парень, – сказал старший. – Ты говоришь о еврее: да они не расстанутся с золотом, как сухой песок в пустыне – с кружкой воды, которую выльет на него странник. Раздуйте огонь. Я посмотрю, что у него там в мешке. Если этот парень сказал правду, щедрость еврея – поистине такое же чудо, как та вода, которую его предки иссекли из камня в пустыне.