— Сакр аль-Бар! Сакр аль-Бар! Ты не оставишь нас, словно крыс, подыхать в этой ловушке!
Это была искра, попавшая в бочку с порохом. Призыв подхватили десятки голосов, множество рук протянулось к юту, где высилась фигура Сакр аль-Бара. Невозмутимый и суровый, стоял он, опершись руками о поручни, а тем временем мозг его лихорадочно обдумывал предоставившийся случай и пользу, которую можно было бы извлечь из него.
Вне себя от стыда и унижения, Асад ад-Дин отступил к грот-мачте. Его лицо потемнело, глаза метали молнии, рука потянулась к усыпанному драгоценными камнями эфесу сабли. Но он сдержался и, вместо того чтобы обнажить её, излил на Марзака злобу, вспыхнувшую при виде столь явного подтверждения непрочности его власти.
— Глупец! — взревел он. — Посмотри на плоды своей трусости и малодушия! Взгляни, какого джинна твои бабьи советы выпустили из бутылки. Тебе командовать галерой! Тебе сражаться на море! Уж лучше бы Аллах послал мне смерть, прежде чем я породил такого сына, как ты!
Устрашённый дикой яростью отца, Марзак отпрянул, опасаясь, что за словами последует нечто худшее. Он не смел отвечать, боялся оправдываться. Он едва отваживался дышать.
Тем временем охваченная нетерпением Розамунда мало-помалу приблизилась к Сакр аль-Бару и наконец встала рядом с ним.
— Сам Бог помогает нам, — с горячей благодарностью произнесла она. — Вот он — ваш случай! Эти люди будут повиноваться только вам.
Горячность Розамунды заставила корсара улыбнуться.
— Да, сударыня, они будут мне повиноваться.
Он уже принял решение. Асад был прав — в создавшейся ситуации самым разумным было не выходить из укрытия, где они имели все шансы остаться незамеченными. Потом их галеас выйдет в море и возьмёт курс на восток. Даже если на галеоне услышат плеск вёсел, то, пока он поднимет якорь и начнёт преследование, мускулы гребцов унесут галеас достаточно далеко. К тому же ветер почти спал — этому обстоятельству Сакр аль-Бар придавал особое значение, — и корсары смогут от души посмеяться над преследователями, которые всецело зависят от благосклонности ветра. Разумеется, не стоило забывать о пушках галеона, но по собственному опыту ему было известно, что они не представляют особой опасности.
Взвесив все за и против, Сакр аль-Бар пришёл к неутешительному выводу, что самым правильным будет поддержать Асада, однако, уверенный в преданности команды, он надеялся на моральную победу, из которой со временем можно будет извлечь немалую выгоду.
Сакр аль-Бар спустился с юта и, дойдя до шкафута, остановился рядом с пашой. Полный дурных предчувствий, Асад хмуро наблюдал за его приближением. Он заранее убедил себя, что Сакр аль-Бар не упустит возможности, которая сама идёт к нему в руки, и, возглавив мятежников, выступит против него. Паша медленно обнажил саблю. Краем глаза Сакр аль-Бар заметил движение Асада, но не подал вида и, сделав шаг вперёд, обратился к команде.
— В чём дело? — громовым голосом воскликнул он. — Что всё это значит? Или вы оглохли и не услышали приказ своего повелителя, избранника Аллаха, раз осмеливаетесь подавать голос и изъявлять свою волю?
После такой отповеди на палубе наступила мёртвая тишина. Изумлённый Асад облегчённо вздохнул.
Розамунда затаила дыхание. Что он имеет в виду? Неужели он обманул её? Она наклонилась над перилами, стараясь не пропустить ни одного слова Сакр аль-Бара и надеясь, что плохое знание лингва-франка ввело её в заблуждение.
Сакр аль-Бар с повелительным жестом обернулся к стоявшему рядом Лароку:
— Вернись на наблюдательный пункт. Внимательно следи за галеоном и сообщай нам о каждом его движении. Мы не снимемся с якоря, пока того не пожелает наш повелитель Асад ад-Дин. Ступай!
Повинуясь приказу, Ларок молча перекинул ногу через фальшборт, спрыгнул на вёсла и под взглядами всей команды вскарабкался на берег.
Сакр аль-Бар мрачно оглядел столпившихся на баке корсаров.
— Неужели этот гаремный баловень, — бесстрастно проговорил он, презрительно показав на Марзака, — который стращает мужчин мнимой опасностью, превратил вас в стадо трусливых баранов? Клянусь Аллахом, так кто же вы? Храбрые морские ястребы, которые бросались на добычу, как только её зацепляли наши абордажные крючья, или жалкие вороны, высматривающие падаль?
Ему ответил старый корсар, осмелевший от страха:
— Мы попались в западню, как Драгут в Джерби.
— Ты лжёшь, — возразил ему Сакр аль-Бар. — Драгут сумел вырваться из западни. К тому же против него выступил весь генуэзский военный флот, а мы имеем дело всего с одним галеоном. Клянусь Кораном! Разве у нас нет зубов, чтобы вцепиться в него, если он навяжет нам бой? Но коли советы труса вам больше по душе, то знайте: стоит нам выйти в море — и нас сразу заметят. А ведь, как сказал вам Ларок, у них на борту двадцать пушек. Лучше принять ближний бой, хотя я уверен, что в бухте нам вообще нечего опасаться. Они понятия не имеют, что мы рядом, иначе они не стали бы на якорь в заливе. И запомните, что даже если нам повезёт и, убегая от мнимой опасности, мы не навлечём на себя настоящей беды, то уж наверняка упустим богатую добычу и вернёмся домой с пустыми руками. Впрочем, всё это лишнее. Вы слышали приказ Асад ад-Дина. На том и порешим.
Не дожидаясь, пока корсары разойдутся, Сакр аль-Бар сказал Асаду:
— Стоило бы повесить того пса, который говорил о Драгуте и Джерби, но не в моих правилах быть жестоким с командой.
Изумление Асада сменилось восхищением и даже чем-то похожим на раскаяние, но одновременно в нём проснулась жгучая зависть. Сакр аль-Бар победил там, где сам он неизбежно потерпел бы поражение. Как масло расплывается по воде, так яд зависти растёкся по душе Асада. Его неприязнь к бывшему любимцу превратилась в ненависть, ибо теперь он видел в нём узурпатора своей власти и могущества. И с этой минуты вдвоём им стало тесно в Алжире. Вот почему слова благодарности застыли на устах паши, и, как только он остался наедине с Сакр аль-Баром, его глаза злобно впились в соперника. Только глупец не прочёл бы в них смертный приговор.
Но Сакр аль-Бар не был глупцом и сразу всё понял. Сердце его сжалось, в душе проснулась ответная злоба. Он почти раскаивался, что не воспользовался недовольством и мятежным настроением команды и не предпринял попытку сместить пашу. Он забыл и думать о примирении и ответил на ядовитый взгляд откровенной издёвкой.
— Оставь нас, — коротко приказал он Бискайну и, кивнув на Марзака, добавил: — И забери с собой этого морского воителя.
Бискайн вопросительно глянул на пашу.
— Таково твоё желание, господин мой?
Асад молча кивнул, и Бискайн увёл перепуганного Марзака.
— Господин мой, — начал Сакр аль-Бар, когда они остались одни, — вчера я предложил тебе залатать брешь в наших отношениях и получил отказ. И вот теперь, будь я предателем и мятежником, каковым ты назвал меня, я не упустил бы случая, который сам шёл ко мне в руки. Я говорю о настроении корсаров. Если бы я воспользовался им, предлагать или просить пришлось бы уже не мне, а тебе. Я мог бы диктовать свои условия. Но коль скоро я представил тебе неопровержимое доказательство моей верности, то мне бы хотелось надеяться, что ты вернёшь мне своё доверие и соблаговолишь принять моё предложение относительно франкской женщины, которая стоит вон там.
И Сакр аль-Бар показал на ют.
Возможно, то, что Розамунда без покрывала стояла на юте, сыграло роковую роль, поскольку не исключено, что именно эта картина развеяла колебания паши и заставила его забыть об осторожности, побуждавшей согласиться на предложение корсара. Асад смотрел на Розамунду, и лёгкая краска проступала на его серых от гнева щеках.
— Не тебе, Сакр аль-Бар, обращаться ко мне с предложениями, — наконец проговорил он. — Такая дерзость доказывает лживость твоего языка, болтающего мне о преданности. Однажды ты уже обманул меня, кощунственно злоупотребив святым законом Пророка. Если ты не сойдёшь с моей дороги, тебе несдобровать.
