— Внешние проявления ещё не доказывают подлинного благочестия, о отец мой, — заметил он.

— Ни слова больше! — громовым голосом объявил паша. — Придержи язык, Марзак, и да пошлёт всемудрый Аллах удачу этому плаванию, да умножит он наши силы для сокрушения неверных — тех, кому не суждено вдохнуть ароматы райских кущей.

— Да будет так, — повторил Сакр аль-Бар, хотя вопросы Марзака несколько насторожили его. Что скрывалось за ними? Праздное желание помучить его и оживить в душе Асада память о Розамунде? Или мальчишка действительно что-нибудь знает?

Вскоре опасения корсара усилились. Когда в полдень того же дня, облокотясь на поручни юта, он лениво наблюдал за раздачей рабам пищи, к нему подошёл Марзак. Несколько минут он стоял рядом с Сакр аль-Баром и смотрел, как Виджителло и его подручные, переходя от скамьи к скамье, выдавали гребцам сухари и сушёные финики и подносили к их губам миски с водой, смешанной с уксусом и несколькими каплями растительного масла. Порции были более чем скудные — на сытый желудок гребцы вяло работают вёслами. Затем, повернувшись к Сакр аль-Бару, Марзак показал на большую корзину из пальмовых листьев, стоявшую под грот-мачтой, у бочонков с порохом.

— По-моему, корзина стоит не на месте, — сказал он. — Не лучше ли снести её в трюм, где она не будет мешать во время сражения?

У Сакр аль-Бара сжалось сердце. Он знал, что Марзак слышал, как он сперва — до того, как Асад объявил о своём намерении участвовать в походе, — распорядился отнести корзину в каюту на корме. Он понимал, что это могло вызвать подозрения, или, скорее, зная о содержимом корзины, опасался подозрения. Как бы то ни было, он обернулся к Марзаку и высокомерно улыбнулся.

— Если я не ошибаюсь, Марзак, ты отправился с нами юнгой?

— Так что из того? — спросил юноша.

— А то, что тебе следовало бы довольствоваться возможностью смотреть и учиться. Чего доброго, ты скоро станешь учить меня бросать абордажные крючья и вести сражение.

Сакр аль-Бар показал на видневшуюся вдали тёмную, подёрнутую дымкой полосу, к которой они быстро приближались.

— Вон там, — сказал он, — Балеарские острова. Мы хорошо идём.

Это замечание преследовало только одну цель: сменить тему разговора, однако сам по себе факт, к которому корсар привлёк внимание Марзака, весьма примечателен и заслуживает хотя бы краткого разъяснения. На всём Средиземном море не было более быстроходного судна, чем галеас Сакр аль-Бара, шёл ли он под парусами или на вёслах. Вот и сейчас, подгоняемый ветром, он нёсся вперёд, и его хорошо смазанный жиром киль скользил по лёгким волнам.

— Если ветер не спадёт, мы ещё до захода солнца подойдём к мысу Аквила, а этим не грех и похвастаться, — заключил Сакр аль-Бар.

Казалось, Марзака не очень интересовало то, о чём говорил корсар, и он время от времени поглядывал на корзину у грот-мачты.

Вдруг, не сказав ни слова Сакр аль-Бару, он отошёл от него и, войдя под навес, опустился на подушки рядом с отцом.

Паша сидел с унылым и растерянным видом. Он уже жалел, что послушался Фензиле и позволил уговорить себя отправиться в плавание. Теперь он убедился, что не доверять Сакр аль-Бару оснований нет. Словно читая мысли отца, Марзак попытался раздуть тлеющий огонь его недоверия и подозрительности. Но он выбрал неудачный момент, и при первых же его словах паша велел ему замолчать.

— Ты изливаешь собственную желчь. Я был глупцом, позволив чужой злобе и коварству руководить собой в этом деле. Прекрати, говорю я!

Марзак надулся и замолчал. Его взгляд неотступно следовал за Сакр аль-Баром, который спустился с юта и шёл по проходу между скамьями гребцов.

Корсар пребывал во власти сильнейшего беспокойства. Такое беспокойство обычно испытывает человек, которому есть что скрывать и который боится, что его предали. Но кто мог предать его? На судне его секрет знали только трое: Али, Джаспер и Виджителло. Он был абсолютно уверен в Али и Виджителло и не сомневался в Джаспере, который хотя бы из соображений собственной выгоды будет служить ему до последнего. И всё же необъяснимый интерес Марзака к пальмовой корзине так тревожил Сакр аль-Бара, что он отправился разыскивать итальянца-боцмана, которому доверял больше остальных.

— Виджителло, — сказал он, подойдя к боцману, — не мог ли кто-нибудь донести на меня паше?

Виджителло внимательно посмотрел на своего капитана и понимающе улыбнулся. Они были одни на шкафуте.

— Про то, что мы принесли сюда? — спросил боцман, переводя взгляд на корзину. — Это невозможно. Если бы Асад что-нибудь знал, он бы выдал себя ещё в Алжире и уж во всяком случае — нипочём бы не отправился в плавание без надёжной охраны.

— Зачем ему охрана? — возразил Сакр аль-Бар. — Если дело дойдёт до ссоры между нами и мои подозрения оправдаются, стоит ли сомневаться, на чью сторону встанут корсары?

— Стоит ли сомневаться? — повторил Виджителло. — Не слишком ли ты в этом уверен? Большинство из них ходили с тобой в десятки походов. Для них паша — ты. Ты их предводитель.

— Может быть. Но они клялись в верности Асад ад-Дину, избраннику Аллаха. Случись им выбирать между нами, чувство долга заставит их принять его сторону, несмотря на привязанность ко мне.

— И всё же среди них есть недовольные тем, что тебя отстранили от командования походом, — сообщил Виджителло. — Конечно, многие из них будут верны паше, но я нисколько не сомневаюсь и в том, что многие пойдут за тобой хоть против самого великого султана. Кроме того, не забывай, — Виджителло инстинктивно понизил голос, — среди нас немало отступников, как ты да я; они-то не станут колебаться в выборе. Но надеюсь, сейчас это нам не грозит.

— Я тоже надеюсь и вовсе не хочу ссоры, — заметил Сакр аль-Бар. — И всё же на сердце у меня тревожно. Мне надо знать, на что я могу рассчитывать, если случится худшее. Походи среди людей, Виджителло, послушай, о чём они говорят, разведай их настроение и попытайся определить, на скольких сторонников я смогу положиться, если придётся объявить войну Асаду или если он сам объявит её. Только будь осторожен.

Виджителло с важным видом прищурил чёрный глаз.

— Не беспокойся, — сказал он, — скоро я всё разузнаю.

Они разошлись. Виджителло отправился на нос собирать нужные ему сведения; Сакр аль-Бар медленно пошёл на ют, но задержался у ближайшей к трапу скамьи и взглянул на прикованного к ней угрюмого белокожего раба. Упиваясь местью, корсар забыл о своих тревогах, и на его губах заиграла безжалостная улыбка.

— Итак, вы уже познакомились с плетью, — сказал он по-английски. — Но её удары — ничто в сравнении с тем, что вас ожидает. Вам повезло, сегодня хороший ветер. Так будет не всегда. Скоро вы узнаете, что именно я перенёс по вашей милости.

Лайонел поднял на брата измученные, налитые кровью глаза. Он хотел обрушить на него самые страшные проклятья, но был слишком подавлен сознанием того, что наказан по заслугам.

— О себе я не беспокоюсь, — ответил он.

— Всё впереди, любезный братец. Вы будете дьявольски беспокоиться о себе и горько оплакивать свою судьбу. Я сужу по собственному опыту. Готов поклясться, что вы не выживете, и это для меня самое досадное.

— Я уже сказал вам, что не беспокоюсь о себе, — упрямо повторил Лайонел. — Что вы сделали с Розамундой?

— Вероятно, вы удивитесь, узнав, что я поступил как джентльмен и женился на ней? — с издёвкой спросил Оливер.

— Женились? — задыхаясь, повторил Лайонел, боясь поверить услышанному. — Собака!

— К чему эти оскорбления? Или вы полагаете, что я мог сделать большее?

Сакр аль-Бар рассмеялся и не спеша пошёл дальше, оставив Лайонела терзаться муками сомнения и неизвестности.

Часом позже, когда неясные очертания Балеарских островов обрели рельефность и цвет, Сакр аль-Бар снова встретился с Виджителло на шкафуте, и они мимоходом обменялись несколькими словами.

— Точно сказать трудно, — прошептал боцман, — но, судя по тому, что мне удалось разузнать, силы будут примерно равны. Думаю, с твоей стороны было бы опрометчиво затевать ссору.