— Она, — кивнула Маша.
— Зовут эту бабку Потылиха, промышляет гаданьем, с попом, отцом Серафимом, якшается. Других данных нет. Но чтобы невзначай нам не вляпаться, сделаем так: я выеду за станцию, ты проверься и, если хвоста нет, я тебя подвезу до Грели, отдыхай… А если хвост — тебе лучше в моем обществе не показываться. Узнают, кто ты, и полушки я за твою житуху не дам. Пошел я.
— А труп? — спросила Маша.
— В самом деле? — удивился Коля. — Его же надо опознать, протокол составить. Давай понятых и займемся, а?
— Протокол, опознание, — усмехнулся Анисим. — Да ты, мил друг, не мысли здесь столичными, как это сказать по-научному, — категориями. Триста квадратных верст, а я — один, ясно тебе? Жара-то какая. Пока я организую все это, — он в кисель превратится, понял?
— И другой милиции у вас нет? — удавилась Маша.
— Представьте себе, — нет, — развел руками Басаргин. — Я да еще уполномоченный ОГПУ Коломиец, вот и все!
— А почему же нельзя собрать народ на опознание? — настаивала Маша. — Послать повестки, вот и все!
— Бездорожье, — буркнул Анисим. — Да и не пойдут смотреть.
— Заставь, ты — власть, — спокойно сказал Коля.
— А вот поживешь у нас, осмотришься, — ответил Басаргин, — тогда поймешь, что ты глупость сказал. Я запрягать пойду, догоняйте.
Коля и Маша вышли из оперпункта, осмотрелись.
Вдалеке, у края перрона, Басаргин что-то объяснял трем здоровым мужикам. Они подняли убитого, унесли.
— Идем. — Коля зашагал к опушке леса. Маша послушно двинулась за ним. Вокруг не было ни души.
— Давай-ка в лес пойдем, — сказал Коля.
— Зачем? Что мы скрываемся? — возмутилась Маша.
— Ты что сказала бабке? Кто убил мужика? — усмехнулся Коля.
— Блатные… — Маша догадалась, что задумал Коля, и сразу скисла.
— Сама все сообразила, сама меня на эту затею натолкнула и сама же куксишься. Нелогично!
— Тебе волчья шкура не пойдет, Коля, — грустно сказала Маша.
— Да я еще ничего и не решил, — попытался успокоить ее Коля. — По обстоятельствам сообразим, а ты раньше времени с ума не сходи!
Подъехал Анисим Басаргин:
— Садись, не то… Путь долгий, если еще помнишь.
— Помню, — кивнул Коля. — Он, понимаешь, отвозил меня тогда на станцию, — объяснил он Маше. — И теперь везет! Есть судьба, черт возьми!
— Я после твоего отъезда в Псков подался, — сказал Анисим. — На фабрику поступил — котлы для паровозов клепать. Ну, а оттуда, по путевке, в милицию. А ты, значит, едва под расстрел не попал? — Анисим засмеялся. — А уж мне твой Арсений тогда так на сердце лег, так лег! Я тебе, брат, завидовал до смерти!
— Вот мой рапорт о случившемся в поезде, — сказал Коля, протягивая бумажку. — Бандиты хотели убить меня и мою жену. Приобщи к делу в качестве доказательства.
Анисим повертел рапорт в кривых, узловатых пальцах и порвал его. Вынул зажигалку, сделанную из патрона, и запалил клочки.
— Ты… ты, часом, не болен? — обозлился Коля. — Это же документ, доказательство. Я же тебе русским языком объяснил! На суде…
— До суда еще дожить надо, — перебил Анисим. — Это раз. Второе — поймать их надо. Это два. Я, брат, если бы всю эту бухгалтерию разводил, — давно бы покойником был. Я, Коля, их и без этого рапорта поймаю, увидишь. К концу твоего отпуска — «четыре сбоку и ваших нет!» Н-но, радёмые, — ом потянул вожжи, лошади заковыляли по вязкому проселку. Копыта смачно чавкали в жирной грязи. Маша прислонилась к плечу Коли и задремала.
— Как твоя рана, — осведомился Анисим, — не беспокоит?
— Засохла уже, — беспечно отозвался Коля. — Слышь, Анисим, — тихо продолжал он. — Есть у меня план.
— Какой? — сонно спросил Анисим.
— А такой, что Феденька этот у тебя под носом орудует без всяких, я это собственными глазами видел.
— Ну и что? — оживился Анисим. — Я ведь не отрицаю.
— А то, что я тебе уже говорил: якшался в свое время Феденька с попом! С Серафимом!
— Эва, — вздохнул Басаргин. — Когда это было. Теперь они и близко не знакомы. Феденька из наших мест исчез лет пять назад и с тех пор не видать его. А в чем план-то?
— План такой. Приеду я к Серафиму…
Коля не договорил. Впереди упала ель и загородила дорогу. Басаргин натянул вожжи, телега остановилась.
— Что такое? — проснулась Маша.
— Тише, — укоризненно шепнул Коля. — Не дома.
Маша притихла. Басаргин вытащил из кобуры наган, направился к завалу. Осмотрел его и углубился в чащу. Коля достал кольт.
— Банда? — напряженным голосом спросила Маша.
— Завал, — ответил Коля. — Хорошо, если случайный.
— Поди-ка, — позвал Басаргин.
— Не бойся. — Коля ободряюще улыбнулся жене и подошел к Басаргину.
— Ель подпилена, — сказал Басаргин. — Подсоби.
Сдвинули ель на обочину. Басаргин вытер пот, направился к телеге.
— Банда? — снова спросила Маша.
Басаргин кивнул:
— Стрелять умеете?
— Умеет, — сказал Коля.
— Отдай ей свой кольт, у него спуск легкий, — продолжал Анисим и протянул Коле наган. — У меня в кармане — второй, бери, не Сомневайся…
Маша привычно прокрутила барабан револьвера, проверяя патроны, щелкнула предохранителем. Басаргин одобрительно хмыкнул:
— Н-но… — Лошадь снова зачавкала по грязи.
— Не понимаю я чего-то, — недоумевал Коля. — Завал был? Был? Чего они нас из засады не перестреляли?
— Не так все просто, — сказал Басаргин. — Видать, есть у них свой интерес.
— Какой? — спросил Коля.
— Поймаем — узнаем, — усмехнулся Басаргин и серьезно добавил: — Может, думали, я один, а увидели — нас трое, и отступили. Кто их узнает.
Начинало темнеть.
— Нелегкое у тебя свидание с юностью получается, — грустно улыбнулась Маша. — Я читала, что в полиции средний возраст был сорок пять — пятьдесят лет.
— Что значит «средний»? — уточнил Басаргин.
— Умирали они в этом возрасте, — сказала Маша.
— Так они еще взятки брали и сладкое ели, а мы на гнилой картошке и до тридцати не дотянем, — невесело пошутил Басаргин.
— Мы до ста лет жить будем, — сказал Коля. — И нас ни пули бандитские не возьмут, ни ножи. Потому что мы за правое дело жизнь отдаем, а это, я считаю, главное!