— Человеческой жизни не хватило бы, чтобы перебрать все комбинации, — говорит Григорий Маркович. — У вас получилось случайное совпадение, а повторение случайности — дело практически немыслимое. Будь это лет двадцать назад, пришлось бы просто махнуть рукой.

— Григорий Маркович, разрешите узнать, — осторожно спрашивает Привалов: — у вас уже сложилось мнение относительно… э-э… причин проницаемости?

— Об этом, Борис Иванович, говорить еще рано. Но, полагаю, наш друг Багбанлы в принципе совершенно прав: все дело в перестройке внутренних связей вещества. При перестроенных связях проникновение идет по межатомным и межмолекулярным пустотам, которые огромны сравнительно с элементарными частицами.

— А если орбиты внешних электронов пересекутся при встрече? — спрашивает Николай.

Академик улыбается:

— Жолио-Кюри как-то сказал, что, говоря о структуре атома, надо отказаться от образных представлений. Человеческому воображению это не под силу. Только математика может дать представление о действительности. Но, если попробовать выразить словами, никаких круговых орбит нет. Есть амплитуды колебаний электронов.

— Еще вопрос, — говорит Привалов: — какова, по-нашему, физическая природа поля кольца Мёбиуса?

Ученый шутливо поднимает вверх обе руки. А Ли Вэй-сэн, показав в улыбке крупные зубы и тщательно выговаривая слова, замечает:

— Товарищи с юга нетерпеливы. Товарищи с юга не хотят подождать два года или один год.

— Пока что могу сказать вам только одно. — Григории Маркович, слегка сутулясь, подходит к Привалову и выставляет вперед длинный и тонкий указательный палец. — В обычном кольце токи высокой частоты, текущие по наружной и внутренней поверхностям, проходят разный путь. В кольце Мёбиуса, имеющем одну поверхность, токи текут не обычным путем. Происходят какие-то особые явления. Разумеется, в определенной частотной сбстановке. Ну-с, пойдем дальше. — Он ведет гостей в другое помещение. — Поверхность Мёбиуса в высокочастотном контуре — на редкость счастливая догадка, — говорит он, идя по широкому коридору. — Она открывает отличные перспективы, о которых вы, быть может, и не подозреваете. Но, поскольку выдвинута конкретная задача — подводный нефтепровод, — мы решили на первом этапе привязать работу именно к этой задаче. Собственно, задач у нас две. Усиленное поверхностное натяжение должно придать нефтяной струе локальную форму — это раз. Сопротивление ее движению требуется свести до минимума или вовсе снять за счет проницаемости — это два. Правильно?

— Совершенно верно, — подтверждает Привалов.

— Ну-с, вторая задача — дело еще далекое, а вот первая… Впрочем, смотрите сами.

Он распахивает дверь.

Посреди комнаты — круглый бетонный бассейн диаметром в три с половиной метра, облицованный белым кафелем. Стенки бассейна — почти в человеческий рост. Его опоясывает желтой металлической лентой большое горизонтальное кольцо, укрепленное на ребристых изоляторах.

— Кольцо Мёбиуса? — нерешительно спрашивает Николай, разглядывая желтую ленту. — Ну да, вот перекрутка… Вот это колечко!

Вслед за Григорием Марковичем они поднимаются на площадку вровень с верхним краем бассейна. Отсюда видно: чаша бассейна залита до половины густой черной жидкостью с зеленоватым отливом.

— Масло, — коротко бросает академик. — Десять тонн. А теперь смотрите.

Он нажимает кнопку на пульте.

Поверхность масла вспучивается в середине, растет… Края начинают отходить от стенок бассейна, обнажая дно… Все быстрее и быстрее… Какая-то могучая сила стягивает черную жидкость в трехметровый шар почти правильной формы. Поверхность его становится глянцевитой, переливчатой, радужной, и в ней отражаются фигуры на площадке — уродливо искаженные, как в «комнате смеха».

Но, конечно, никому и в голову не приходит смеяться. — О-о! — вырывается у Привалова. Николай изумленными, счастливыми глазами смотрит на черный шар, лежащий в бассейне.

— Попробуйте проколоть. — Григорий Маркович протягивает Николаю эбонитовый стержень с острым наконечником.

Николай берет стержень и упирает острие в шар. Поверхность не поддается. Он давит изо всех сил. Он чувствует — поверхность шара пружинит. Она лишь слегка прогибается под острием, но не прокалывается, нет!

— Не прокалывается! — кричит он.

Академик тихо смеется. Смеется Лида Иванова, усмехается Василий Федорович. Ли Вэй-сэн обнажает крупные белые зубы.

Галерея в Бондарном переулке… Пульсирующая капля ртути… Все отодвинулось, заслонилось огромным черным шаром. Так вот ты какое, поверхностное натяжение!

— Частота… На какой ч-частоте? — Николай заикается от волнения.

— Все расскажем. Эта сила пока недостаточна. Она еще не может заменить десятимиллиметровую стенку стальной трубы.

Академик выключает ток — и шар сразу опадает. Растекается в чаше бассейна. Черная маслянистая поверхность тяжело Колыхнулась концентричными волнами, отраженными от стенок, и застыла.

— Сто тонн, — говорит Привалов. — На погонный метр шестнадцатидюймовой трубы при внутреннем давлении в восемь атмосфер действует сто тонн. Неужели это…

— …будет, — кивает академик. — Кольцо Мёбиуса даст нам и такое поле усиления. Вы, — он наставляет указательный палец на Николая, — шли правильным путем, мы добавили к вашей схеме совсем немногое.

— Товарищи с юга и-зо-бре-тательны. — Ли Вэй-сэн отчетливо произносит каждый слог. — Увеличение поверхностных сил — крупное открытие. До сих пор мы умели обращаться с жидкостями, только заключая их в сосуды. Теперь… Теперь мы будем уметь больше.

— Верно, товарищ Ли, — говорит Григорий Маркович. — «Будем уметь больше» — сказано хорошо. Кольцо Мёбиуса дает именно поле увеличения поверхностных сил. Но — и это закономерный в физике обратимый процесс — на каком-то узком режиме, который нам еще неизвестен, оно дало прямо противоположный эффект: ослабление, раскрытие связей. Строго говоря, случай с пальцем вашего лаборанта, проницаемость, — явление побочное.

— Паразитное, — вставляет, улыбаясь, Василий Федорович.

— Именно. Все смеются.

— Кстати, товарищи, — академик переводит взгляд с Николая на Привалова, — вы представляете себе масштаб этого «паразитного» явления?

Николай молчит. Он давно уже дал себе слово не заноситься. Только трубопровод — больше ничего…

— Всего, конечно, себе не представишь, — говорит Привалов. — Но мы думаем… Переворот в холодной обработке металлов — резание без сопротивления…

Академик кивает.

— Строительство шахт и проходка нефтяных скважин проницающим инструментом, — продолжает Привалов, воодушевляясь. — Я даже думал… Только не смейтесь… Думал о метеоритной защите для космических кораблей…

— Может быть, может быть, — медленно, раздумчиво говорит Григорий Маркович. — Но каждый случай практического применения потребует специальных решений. Нелегких решений… Поверхность вещества обладает энергией, и, кажется, она будет у нас в руках…

— Новый вид энергии?! — Привалов запускает руку в шевелюру.

— Новый источник, — поправляет академик. — Более» близкий и доступный, чем ядерная энергия.

С минуту все молчат.

— Ну-с, давайте спустимся с небес на землю.

Один за другим они спускаются с площадки. Коридор. Вестибюль. Снова хрустит под ногами снег.

Теперь в кабинете академика они обсуждают программу дальнейших работ.

— Перестроенное вещество… — говорит Григорий Маркович. — Подержать бы его в руках… Когда еще наша установка выдаст первый образец… Жаль, что эффект с пальцем вашего лаборанта оказался нестойким. Вот если бы к нам попал каким-нибудь чудом нож Матвеева. Если, конечно, он существовал в природе…

— А может быть, нож и сейчас где-нибудь валяется? — несмело говорит Лида Иванова. — Ведь Матвеев привез его в Россию.

Нож где-нибудь валяется?…

В памяти Николая живо встает летний день, залитый жарким солнцем. Парусные гонки. Моторка Опрятина, и Вова у борта моторки. Он, Николай, подплывает к ним и слышит, как Вова говорит: «Мне, кроме ножа, ничего не нужно». Что-то в этом роде. У Вовы акваланг. У Опрятина в моторке поисковый прибор. Они ищут в том месте, где упала за борт Маргарита Павловна. Перед этим Опрятин приходил к ним в институт — выведывал координаты места падения. И спрашивал… Да, спрашивал, не было ли в руках у женщины металлического предмета… Нож! Матвеевский нож — вот что они искали! Ведь если ящичек с матвеевской рукописью был выброшен из дома Маргариты Павловны — в этом Николай не сомневался, — то у нее же мог быть и матвеевский нож… Ну конечно, он мог быть в другом ящичке!..