Лиса знала: Вугар – парень из параллельного класса её новой школы – ухаживает за Светкой. В том, что местный мальчик ухаживает за русской девочкой, не было ничего странного. К такому в Баку уже привыкли. Удивительным было то, что выросшая в отличавшейся строгими нравами набожной семье Светка ответила на ухаживания мальчика-азербайджанца.

Лиса несколько раз видела их прогуливающимися в парке, они заходили в её новую школу, и даже во двор, где она жила. Не заходили Светка и Вугар лишь к ней, хотя частенько бывали у других девочек – помладше, с которыми Вугар водил какую-то непонятную дружбу.

С этими девочками Лиса теперь близко не зналась. Разница в возрасте и связанное с ней взросление вывели их за круг близкого общения. Кроме того, ей уже второй год было не до дворовых игр и посиделок. В новой школе требования были куда жестче, и она, бывшая признанная отличница, скатилась на шаткие четвёрки… Для неё это было настоящей трагедией. Отставать от новых одноклассников было стыдно.

Интенсивные занятия отнимали у Лисы всё свободное время. Вернувшись из школы и едва перекусив, она тут же усаживалась за учебники и тетради, корпела над ними до позднего вечера и лишь потом, совершенно обессилевшая, проваливалась в беспокойный сон. Но уже в половину шестого утра снова была на ногах и повторяла, повторяла, повторяла учебный материал до самого выхода из дома. Частенько, уже по дороге в школу, она доставала одну из тетрадок и пыталась повторить уже вызубренный наизусть материал и найти в нём что-то, как ей мнилось, не совсем понятое.

Так прошел год.

Только ко второй четверти десятого класса Лиса поняла, что сравнялась с ведущими учениками. Теперь можно было расслабиться: и кино посмотреть, и книжку почитать.

За время этой гонки трудно вступавшая в доверительные дружеские отношения Лиса и вовсе отдалилась от дворовых затей и от сверстников, фактически ни с кем не общалась, но всё же, более-менее, была в курсе основных местных новостей и сплетен.

Во всяком случае – про Вугара и Светку она знала.

Впрочем, если быть справедливыми, причиной натянутых отношений Лисы с её бывшей подругой был вовсе не её перевод в новую школу.

Из всех одноклассниц Светка первой как-то вдруг разом повзрослела и оформилась в писаную красавицу. Заметно это стало ещё в пятом классе.

Первой отметила эту перемену мама Лисы.

В январе выпал редкий для тёплой бакинской зимы снег. Детвора с восторженным визгом носилась по окрестным дворам, в поисках тех мест, где его окажется на сантиметр-другой больше и можно будет всласть поиграть в снежки или даже слепить снеговика. Лиса сидела дома, виноватая.

Проситься на улицу в её положении было никак нельзя.

Такая спокойная и размеренная жизнь дала трещину.

Накануне приходила мама другой её школьной подружки – Инки. Едва в прихожей прозвенел короткий требовательный звонок, Лиса, интуитивно почувствовав приближение чего-то тревожного и неприятного, тихой тенью проскочила в туалет и теперь сидела там и не знала, куда деться от страха. В дверь несколько раз стучали и просили выйти, но она затаилась и молчала, мечтая лишь об одном – провалиться сквозь землю и исчезнуть навсегда. Всё, о чем говорилось в коридоре, ей было прекрасно слышно.

У Лисы с детства была репутация покладистой и послушной девочки, у Инки – плохой, склонной к проказам и непредсказуемым поступкам. Инкину мать это несправедливое, как ей казалось, положение дел раздражало. Пожалуй, даже злило, причём злило всерьёз. Уже несколько лет она безуспешно пыталась доказать обратное, и тут такой случай…

Мы уже говорили – в Баку второй месяц стояла зима.

Ночью резко похолодало и выпал первый снег. Свежий, искристый, первые несколько часов он не тая лежал на тротуарах и на проезжей части, на подоконниках, и на деревьях – везде.

Учившаяся во вторую смену Инка проснулась как-то вдруг. У неё возникло ощущение, словно её, выспавшуюся, кто-то легонько толкнул в бок или осторожно подул в освещённый солнечным зайчиком лоб. Инка выглянула в окно и задохнулась от счастья. Не раздумывая ни минуты, она привела себя в порядок, наскоро позавтракала, оделась, схватила портфель и помчалась к Лисе.

Открывать дверь кому-либо до прихода родителей с работы Лисе строго запрещалось. Но за дверью была Инка!

Девочки здорово провели время.

Они сняли со стоявшей в углу магнитолы тяжелую хрустальную вазу и ажурную вязанную салфетку, достали из серванта пластинки и началось… Для разминки подружки потанцевали под песни Юрия Антонова и Мирей Матье, затем прошли на балкон, достали из лежавшей в шкафу аптечки таблетки, мази и микстуры, выложили их во взятую на кухне эмалированную кастрюльку и тщательно всё перемешали.

Девочки были уверены, что изобрели новый чудодейственный препарат – панацею от всех мыслимых болезней, до зарезу необходимую страждущему исцеления человечеству. Слава богу, они не додумались его на себе испробовать, решив, что раз сами здоровы, то и проку в том нет. Затем мелом на дверцах стоявшего на балконе старого платяного шкафа порешали примеры, и пришли к выводу, что сегодня позанимались вполне достаточно и в школу можно не ходить. Они так и так отличницы! Да и кто узнает? Опять же – когда ещё в Баку дождёшься столько самого настоящего, белоснежного, взаправдашнего снега?

С совершенно чистой совестью подружки оделись потеплее, и вышли на улицу. Несколько раз они возвращались домой, чтобы наскоро просушить промокшие насквозь вещи, да отогреть озябшие ладошки – снежки лепились и голыми руками тоже, потому как оставленные на батарее рукавички просто не успевали высохнуть. Впрочем, даже если бы и успевали – как можно было не побаловать руки такими редкими для южного города ощущениями?

Когда стало темнеть, Инка нехотя собрала портфель, и девочки, совершенно довольные собой и тем, как прошел день, расстались.

И тут вдруг приходит Инкина мама…

Совершенно растерявшаяся Лиса недоумевала: что такого могло произойти? Неужели Инку замучили угрызения совести, и она сама решила во всем сознаться?

В разделявшем ванную комнату и туалет окошке проявилась голова старшего брата. Происходящее его явно веселило: он подмигивал, строил рожицы и заговорщицки улыбался, но затем, исчерпав соответствующий моменту мимический запас, всё же с явным удивлением в голосе поинтересовался:

– Слушай, пимпа… Вы с Инкой что – в школе не были что ли?

Это был крах. Полнейший. Лиса потерянно села на крышку унитаза и сжалась на ней в крошечный комочек, совершенно не понимая – чему он так радуется, когда жизнь закончена.

Между тем стоявшая за дверью Инкина мама эмоционально продолжала:

– …да, да, именно так! Мне моя Инночка рассказала, что ваша Наташка закрыла дверь на ключ, спрятала его и не выпускала её из квартиры! И как Инночка ни просила, как ни плакала – выйти и пойти на занятия в школу не могла! Вот что ей еще оставалось делать?

– Да быть такого не может! – оскорблённо возмутилась мама. Она подошла к двери туалета и грозно в неё постучалась.

Лисе ничего иного не оставалось, как выйти.

Мама смотрела требовательно и строго:

– Ну-ка, солнышко моё, расскажи мне и Вере Матвеевне, как всё было на самом деле!

Выдавать близкую подружку не хотелось – это раз. Да и, чего греха таить, виноваты они были в равной степени – это два. То, что постоянно доставалось Инке, а она всегда выходила сухой из воды – тоже было не совсем справедливо – это три. Но мама…Если промолчать, то как потом смотреть в глаза маме?.. – и это уже все остальные числа мира…

Дилемма.

Лиса крепко сжала губы и опустила голову как можно ниже.

Она не умела врать. Особенно маме. Оставалось просто молчать. Пока хватит сил.