На воскресной службе она не находила себе места: крестики продавали в оборудованном на входе в церковь киоске, но отойти к нему никак не получалось – почти всю службу мать держала её за руку, отпуская лишь на короткое время, когда надо было креститься и кланяться.

Наконец служба закончилась, и отошедшие за причастием отец с матерью, строго наказав никуда не отлучаться, ненадолго оставили Светку одну.

Та сразу же бросилась к киоску.

– Тётенька, мне бы крестик… – обратилась она к сидевшей внутри пожилой женщине.

– А свой у тебя где? – полюбопытствовала та. – Потеряла?

– Не потеряла… – растерялась Светка. – Я не для себя. Для подружки…

– А подружка у тебя крещёная? – улыбнулась женщина так просто и спокойно, что Светка не смогла её обмануть.

– Нет… Не крещённая…

– Значит, для крестин покупаешь? – определила продавщица и, передав Светке крестик, отметила: – Вот умничка!!!

Проходили дни, Лиса стала забывать о зловещем происшествии, но тут Светка, с которой они уже почти перестали общаться, снова потащила её в заросли легуструма. Послушно шагая за подружкой, Лиса заранее знала, что ничего хорошего её не ждёт.

Ни слова не говоря, Светка полезла в кармашек кокетливого летнего платьица и быстрым движением переложила в ладошку подружки что-то очень маленькое и почти невесомое. Перепуганная Лиса рефлекторно зажала ладонь.

– Вот! Теперь и у тебя есть крестик!

– Света… а что я буду с ним делать? – стояла Лиса ни живая, ни мертвая.

– А ничего не надо делать. Держать у себя и помнить, что теперь и у тебя есть Бог, – окончательно озадачила её Светка и, ободряюще улыбнувшись, убежала.

Много лет Лиса тяготилась этим страшным подарком. Боясь, что всё откроется, она перепрятывала крестик с места на место, каждодневно мучаясь, что некого расспросить – насколько это всё опасно. Все эти годы она жила в уверенности, что принесла в семью беду.

Несколько раз Лиса всё же решалась и задавала домашним наводящие вопросы:

– Вот вы всё время говорите «дай бог», «слава богу», «не дай бог». А кто он – этот Бог?

На что мама лишь смеялась и, коротко переглянувшись с отцом, отвечала одно и то же:

– Что ты, доченька, это мы так, по старинке говорим, на самом деле бога нет!

«Как это нет?! – бурчала про себя раздосадованная Лиса. – Живут и не знают, что в шкафу, на застеленной белой бумагой полке, в коробочке со старыми пуговицами и булавками – ОН ЕСТЬ! Эх, Светка, Светка…»

Крестик мама нашла случайно. Уже на новой квартире.

К тому времени Лиса стала забывать свои детские тревоги и перестала его перепрятывать. Не так давно она узнала, что ничего страшного в этой штуковине нет, просто в её атеистической семье не было принято об этом говорить и держать в доме такие вещи.

Искавшая пуговицу мама неожиданно вскрикнула. Поначалу Лисе показалось, что та укололась иглой, но всё оказалось гораздо серьёзнее:

– Это что ещё у нас тут такое?! Откуда? – воскликнула мама.

…Лиса сразу же догадалась, о чём она спрашивает. Сердце ушло в пятки…

– Кто принёс ЭТО в дом? – у мамы резко испортилось настроение, но, продолжая рассуждать, она вскоре нашла объяснение своей находке: – Только бабка могла это принести… Больше некому. Знай всё себе колдовала да молитвы нашёптывала – никак угомониться не могла! – и ушла разбираться по этому поводу с отцом.

Лиса облегчённо выдохнула. Больше ей скрывать было нечего. Она поняла, что под подозрение попала уже год как умершая бабушка. Повезло бабуле! Можно сказать, вышла сухой из воды. А всё из-за этой Светки!

Впрочем, как Лиса не злилась на свою подругу, но так никогда и никому не открыла её тайну…

И про Бога. И про крестик.

Так уж получилось, что свой одиннадцатый день рождения Лиса запомнила куда более отчётливо, чем все предыдущие и последующие.

Родились они с братом с несуразно большим интервалом в десять лет, но близко по датам – с разницей всего в два дня. Неудивительно, что их дни рождения праздновались вместе. И это была не только вполне разумная экономия средств и нервов. Просто любой двойной праздник, как ни крути, по своей сути событие куда более весёлое и насыщенное. Неординарное событие.

Гостей собирали общих и за один стол, готовясь к празднованию заранее. Основательно. Продумывая каждую мелочь.

Родители приберегали к этому, старательно обозначенному в календаре, дню всякую дефицитную вкуснятину, забивая ею холодильник под завязку. Чёрную икру и балык закупали заранее через знакомых, живших в небольшом городке со странным названием Св. Банк. Причём закупали в устрашающем количестве. Скоропортящиеся и недефицитные продукты приобретались перед самым праздником.

Еды было столько, что приходилось включать ещё один холодильник – старенький «Саратов», хранившийся в обесточенном состоянии под старой голубой клеёнкой в дальнем углу остеклённого балкона.

Но закуски, салаты, картошка во всех мыслимых видах, а также прочие праздничные блюда – ерунда! Главное, что в этот день непременно будут собственноручно выпеченные эклеры и совершенно замечательный своей вкусностью торт «Прага».

Самые трудное в процессе приготовления эклеров и торта – взбивание крема… Трудное потому, что задание это, всегда и неизменно, доставалось Лисе. Осуществлялось это взбивание вручную. Рука, вращавшая в постепенно густеющем месиве огромную деревянную ложку, просто отваливалась. Мечталось лишь об одном, чтобы скорее наступило долгожданное праздничное завтра, когда всё будет готово и оформлено. Но до этого «завтра», было ой как ещё не близко…

Регулярные мамины замечания добивали и без того таявшее как мороженое настроение: «И ты не скребись там у стеночки, а взбивай, взбивай! Да поэнергичнее!»

«Я что ли не взбиваю! А это что? Что это, спрашивается?» – бурчала про себя Лиса, уткнув нос в кастрюлю и ненадолго увеличивая темп…

Промучившись так около часа, она, виновато взглянув на маму, сбегала с ненавистной кастрюлей и деревянной ложкой в комнату, к телевизору. И уже там, подсев поближе к папе, пускалась во все тяжкие. «Работница» страдальчески морщила лоб и тяжело вздыхала. Ложка вращалась с неимоверными усилиями, старательно скопированными с цветной картинки из учебника «Родной речи», той самой, что изображала тяжёлый труд «Бурлаков на Волге».

Выбранная тактика всегда срабатывала, и вскоре Лиса, для виду поломавшись, перепоручала своё серьёзное задание папе, а сама, тут же, с совершенно счастливым выражением лица, бежала на кухню, чтобы сообщить маме невероятное:

– Мам, а папа сам захотел крем повзбивать… Ему же можно? И, знаешь, он совсем не скребётся у стеночки, а именно взбивает! Всё как ты говорила!

И, действительно, у папы здорово получалось! Его не знающая устали рука работала с удивительной быстротой. Через какие-то четверть часа он сам пришёл на кухню, демонстрируя наполненную пышным воздушным кремом кастрюлю!

– Ух ты-ы-ы! – восхитилась Лиса, но, тут же опомнившись, осторожно покосилась на маму.

Было бы плохо, если бы та не разделила её восторга, но придирчивая в этих вопросах мама довольно кивнула и улыбнулась.

Всё шло замечательно!

Теперь оставалось дождаться, когда крем попадёт в уже испечённые в духовке эклеры и на румяные коржи «Пражского». До этого к заветной кастрюле с остатками крема лучше не приближаться… Толку никакого, зато сплошное расстройство детской психики.

«Нервы у меня не железные!» – вспомнила Лиса любимую мамину поговорку и, вздохнув, покосилась в окно.

За окном вечерело.

Вечером к ним домой зашла незнакомая Лисе мамина сотрудница. В комнату она не прошла, сослалась, явно смущаясь, на то, что торопится, и осталась стоять в коридоре, вежливо всем улыбаясь.