Подружившись, Лиса и Светка быстро сообразили, что вдвоем гораздо проще противостоять самодурству старших девочек.

В тот вечер всегда рассудительная и невозмутимая Светка пришла из лагеря задумчивой и взволнованной. В прихожей она разулась, повесила одевавшуюся по причине утренней прохлады летнюю курточку на крючок, заглянула в ванную комнату и, тщательно вымыв руки, прошла на кухню.

– Мама… а, мам?

– Да, доча?

– А те, кто в церковь не ходят, они в рай попадут?

Мать думала не более секунды.

– Кто крещённый, может и попадёт. Но не все. Кто далеко от Бога ходит, тому, доча, он редко помогает.

– И Наташка, получается, может не попасть?

– Какая Наташка? Твоя Лиса? Так она и вовсе не крещённая… Ведь так?

– Не знаю… Я не спрашивала.

– Ну… крестик она носит?

– Не носит…

Наташка и в самом деле была некрещёной. Светка это знала точно, но говорить об этом маме ей почему-то не хотелось. Было во всей этой ситуации что-то совершенно неправильное и несправедливое – подруги на то и подруги, чтобы везде быть вместе. Даже в раю.

– А если она покрестится и станет носить крестик?

– Тогда другое дело, – сказала мама и, отвернувшись, продолжила раскатывать посыпанное мукой тесто в тонкий круглый блин.

«Наверное, к ужину будут пельмени», – отметила Светка и, машинально укусив прихваченный из эмалированной миски пирожок с повидлом, в задумчивости направилась в свою комнату.

– Мам? – уже выходя из кухни уточнила она. – А креститься можно только в церкви?

– Почему только в церкви? – удивилась оглянувшаяся мама. – Иоанн Креститель крестил Христа в Иордане, а Святой Владимир – так тот вообще всю Русь в Днепре окрестил…

Зайдя в свою комнату, Светка достала с полки атлас и углубилась в его изучение.

Засыпала она совершенно удовлетворенная: примыкающий к пляжу в Пиршагах Каспий смотрелся куда внушительней Иордана и Днепра вместе взятых!

Светка решила, что окрестит Лису, как только та на пляже в Пиршагах зайдёт в воду и нырнёт под первую же набежавшую волну.

Светка всегда носила платочек. Она не снимала его даже во время школьных занятий. Как-то классная руководительница сделала ей по этому поводу замечание, на что Светка, насупилась и, запинаясь, объяснила что-то про больные уши. От неё отстали и вопросов больше не задавали. Нездоровые уши, это все знали, вещь малоприятная и крайне болезненная.

Именно во время каникул, ранним утром, когда оставалось ещё минут пятнадцать до давно обещанной экскурсии в типографию «Нина», где храбрые большевики печатали листовки и, однажды, даже выпустили несколько номеров газеты «Искра», Светка, отозвав Лису в сторону и затащив в густые кусты легуструма, открыла ей тайну.

– Хочешь, покажу, почему я всегда в платке? – заговорщицки прошептала она. – Только поклянись, что никогда и никому не расскажешь!

– …конечно, не расскажу, – растерялась Лиса. Она терпеть не могла всякие тайны, но была не в силах оттолкнуть того, кто решил ей довериться… От волнения её бросило в испарину, глазки заморгали часто-часто.

Светка быстрым движением выпростала из-за пазухи висевшую на шее простенькую верёвочку, перехватила на ней нечто маленькое и поблёскивающее и крепко зажала это нечто в кулаке – только края верёвочки выглядывали. Лисе показалось, что там, на верёвочке, у Светки подвешен маленький ключик. Ей вдруг пришло в голову, что этим ключиком открывается красивая шкатулка с чем-то наверняка очень ценным, или ведущая в чудесную страну дверца. Вроде той, что была в сказке про Буратино.

В чудесную страну она была готова отправиться прямо сейчас. Хоть сама, хоть со Светкой. И в самом деле, кто бы в здравом уме от такого приключения отказался?

От сладких грёз её отвлекла подружка:

– Вот, смотри… – немного поколебавшись, Светка коротко выдохнула и разжала ладошку.

То, что лежало на её ладошке ключиком не было.

– Ой! А что это? – испугалась Лиса.

– Это крестик, – Светка внимательно огляделась вокруг и перешла на шепот. – Вот, посмотри, – она сняла верёвочку с шеи и протянула её подружке, но та инстинктивно отпрянула, будто Светка давала ей что-то очень-очень опасное. Змею, например. – Да не бойся ты… Посмотри, тут человечек. Видишь?

От этих слов Лису будто парализовало. Она и сама не понимала: чего так испугалась. Скорее всего, из-за того, что в Светке и во всём происходящем определенно ощущалась некая запретная таинственность, а тайное никогда не предвещало ничего хорошего. Подружка вполне могла вовлечь её во что-то нехорошее, и, наверняка, постыдное – раз уж об этом не говорят вслух. Но тайну на полдороге не останавливают… Лиса, спрятала непослушные руки за спину, плотнее придвинулась к Светке и вгляделась в лежавшую на её ладошке поблёскивавшую серебром диковину.

– И самом деле, человечек… – восхищенно выдохнула она.

– Знаешь, кто это?

– Нет, – честно призналась Лиса.

Светка внимательно посмотрела подруге в глаза, явно сомневаясь, можно ли доверять ей до конца. Затем вздохнула и решилась:

– Ладно, скажу… Только смотри – об этом никому нельзя говорить! Обещаешь?

– Обещаю! – горячо заверила Лиса.

– Мы верующие. И мы ходим в церковь, – продолжила Светка и, не заметив, что подружка так и не поняла значения сказанного, подытожила: – Вот потому я всегда хожу в платке. Нам нельзя его снимать. А этот человечек на крестике – это наш Бог, – и тут же, не дав Лисе опомниться, зашептала на ухо: – Хочешь такой крестик?

Окончательно потрясенная, та лишь смогла выдохнуть:

– … Да…

– Вот и ладно! В следующий раз, как пойдём в церковь, я тебе оттуда такой же принесу, – и ещё раз напомнила: – Только смотри, никому и никогда об этом не рассказывай! А то тебя Бог накажет!

– Хорошо… – окончательно растерялась и расстроилась Лиса.

Она не любила когда её наказывают и была буквально ошеломлена и раздавлена свалившейся на неё тайной. Лиса поняла, что Светка – страшный и, скорее всего, крайне опасный человек. Впредь надо будет держаться от неё подальше. Но самое неприятное заключалось в том, что сейчас, когда та ей открылась, Лиса тоже стала опасна для других людей. Теперь она тоже знает про Бога и может об этом проговориться. Нечаянно. Конечно, она постарается держать язык за зубами, но как же ей теперь страшно… А как хорошо жилось всего несколько минут назад! Не зря она терпеть не могла разные тайны! Ничего хорошего от них не жди!!!

В музее, на экскурсии, Лиса всё же немного пришла в себя. В одной из комнат на стене висела картина с изображённой на ней до смерти перепуганной княжной Таракановой. Проводившая экскурсию дама рассказывала что-то совершенно трогательное о тяжелой судьбе несчастной аристократки.

Лисе фамилия княжны не понравилась, и она поначалу решила, что так той и надо. Но затем всё же подошла к картине и тщательно рассмотрела, как томится в застенке бедная Тараканова, как страшится подступающих крыс.

«Вот и меня за Светкину тайну ждет такая же участь…» – внезапно подумалось Лисе.

Стало жалко. И себя, и княжну.

Три дня спустя, ранним субботним утром Светка отозвала отца в сторону и попросила у него пятьдесят копеек. Тот строго на неё посмотрел, но ничего не сказал, а, вздохнув, полез в карман и отсчитал ей испрашиваемую сумму. Прямо в протянутую ладонь.

– Ты помнишь, что нельзя ничего просить для себя, пока тебя об этом не спросят? – поинтересовался он.

– Помню… – ответила Светка и отчего-то покраснела. – Это не для себя…

– На доброе дело, не на баловство? – уточнил отец.

– На доброе…

– Ну… Благослови тогда тебя Господь! – удовлетворенно подытожил он, перекрестил её сложенными в щепоть пальцами и поцеловал в лоб.

От отца Светка вышла довольная – половина дела была сделана.