– В чем-то вы правы. Я уже присмотрела девочек на главные роли. Но есть один замечательный актер, которого невозможно оставить за бортом. Может быть, вы о нем слышали? Это Евгений Преображенский.
Марина заметно оживилась.
– И слышала, и видела. Я как раз недавно думала, в каком же он теперь театре? Но ведь у вас самодеятельность, а не…
– Не самодеятельность, а театральная студия, – холодно ответствовала обиженная Вика. – И Преображенский – один из наших актеров. – Тон позволял решить, что артистов подобного ранга в студии пруд пруди. – Сами понимаете, хотелось бы, чтобы он получил роль соответственно таланту. А ваш герой… Юрий Владимирович, кажется? Нерешительный он какой-то! Раз любит, почему не женится?
– Потому что уже женат, – исчерпывающе пояснила автор.
– Жена – не стена.
– Есть еще дети, привычка, душевный покой, работа, карьера… Бросить все без гарантированного успеха – зачем требовать слишком многого?
– Тогда нечего было морочить девушке голову! Мог бы заранее подумать, прежде чем за ней ухаживать.
– Кто думает о чужих бедах, если речь о собственном удовольствии? – вздохнула собеседница.
– Любой настоящий мужчина, – отрезала Вика. Сашка вдруг предстал перед нею как живой – она даже вздрогнула от боли. Впрочем, быстро взяв себя в руки, уточнила: – Так он ее не любит?
– Любит, конечно, но она вовсе не составляет для него единственного смысла жизни. Это мы, дуры, зацикливаемся на любимом так, что без него свет немил, а большинство мужчин устроены иначе. Мой герой… он самый обычный, и лишь Танин романтизм позволяет ей видеть в нем нечто большее.
Вика кивнула. Ее не волновало, кто как устроен, но она вдруг осознала, о каком типаже идет речь. Встречаются подобные, и нередко… вроде и талантливые, и порядочные, и умные, только нет в них того, что было в Сашке… цельности какой-то, что ли, и ответственности за свои поступки? А ведь Марина права – именно поэтому большинство мужчин по сравнению с мужем казались, уж простите, словно недоделанными…
– Возможно, Евгений Борисович предпочтет роль второго, – вслух предположила она. – Тоже не выдающийся экземпляр, но там хоть эффектные монологи.
– Да, когда скрытный человек вдруг выходит из себя, впечатление обычно сильное. Но, конечно, вы правы – подходящей роли для Преображенского в пьесе нет. Я же не знала! А если я напишу следующую специально для него?
Виктория Павловна заметила:
– Подходящая роль для Евгения Борисовича – любая, на которую он даст согласие. С ним надо считаться, он – звезда.
– А я – никто, – без тени обиды докончила фразу Марина и неожиданно продолжила: – У меня к вам просьба. Я бы хотела поприсутствовать на репетициях. Я не собираюсь вмешиваться в их процесс, но, если что-то покажется мне слишком противоречащим тому, что я написала, я бы хотела иметь право вето.
Виктория Павловна даже опешила от подобной наглости. Право вето, видите ли! А на вид – такая скромница, такая простофиля. Знает свое место, не скрывает заинтересованности в постановке, даже не попыталась получить деньги! А раз заинтересована, нечего с нею церемониться, все стерпит!
Вика снова заглянула в спокойные глаза и поняла, что Марина стерпит не все. В ответ на отказ она кивнет, извинится и заберет пьесу назад. Загадочные существа, эти авторы! Какая ей разница, кто кого играет? Впрочем, потребуй она гонорар, было бы еще хуже. Ладно, пускай посидит – она выглядит довольно безобидной. Конечно, в этом случае от нее не скроешь вероятные переделки, но, возможно, оно и к лучшему? Смирится и переделает сама, лишь бы увидеть свое творение на сцене.
* * *
На следующий же день Виктория Павловна вручила текст Таше с Дашенькой. Девочки прочтут, раскатают губу на лакомые роли, и лишь после этого можно будет подсунуть опус Евгению Борисовичу. Он его оплюет по-страшному, но две подружки объединенными усилиями постараются уговорить капризного премьера хотя бы выбрать, какой из образов ему ближе, а сама Вика объяснит, что этот образ будет перестроен под его индивидуальность. Актеру подобное всегда приятно.
Все развивалось по плану. Таша с Дашенькой пришли от пьесы в восторг, а Преображенский милостиво дал согласие посетить студию, дабы изложить автору свой взгляд на его бездарное творение.
– Вы только не обижайтесь! – в десятый раз нервно предупреждала Виктория Павловна Марину по дороге в Дом культуры. – У него очень сложный характер, но тут ничего не поделаешь. Он – талант. Не обращайте внимания на то, что он говорит, я сама вам после все объясню. У вас замечательная пьеса, просто гениальная, что бы он там ни наплел!
Автору тоже не мешает иной раз польстить, особенно работающему даром. А то вдруг передумает, заберет текст и попытается кому-нибудь продать?
Марина засмеялась, потом остановилась и серьезно сказала:
– Вика, если вы волнуетесь из-за меня, то совершенно зря. Я не обидчива, к тому же очень хочу, чтобы пьесу увидели люди. Да и вообще, надо сильно постараться, чтобы заставить меня изменить своему обещанию. Или я почему-то кажусь вам ненадежной? Настолько, что вы вынуждены называть пьесу гениальной?
Вика секунду помялась, затем решилась.
– Понимаете, – призналась она, – получается, что вы работаете бесплатно.
– Но ведь и вы фактически тоже, – пожала плечами Марина. – То есть зарплата зарплатой, но за то, что будете возиться с моей пьесой, вам вряд ли что-нибудь добавят. И все-таки вы собираетесь это делать!
– Ну так мне это интересно и нужно, – пояснила удивленная Виктория Павловна.
– Мне тоже. Думаю, что и вы не возражали бы получать за свою работу большие деньги, однако из-за их отсутствия не идете торговать овощами с лотка. Почему я должна быть более алчной? Вот если б вы имели возможность мне заплатить и отказывались, тогда другое дело, а на нет и суда нет.
Слова звучали легко, иронично и чуть-чуть отстраненно, словно о ком-то постороннем. Вика сосредоточенно размышляла. А действительно, ведь она сама тоже в некотором роде вкалывает даром, просто никогда не смотрела на себя со стороны! Похоже, эта Марина кое-что смыслит в жизни, и на репетиции от нее будет больше пользы, чем вреда. Только бы не сорвалась из-за Преображенского! Хоть она вроде бы человек и спокойный, да ведь он доконает любого.
В студии царило радостное оживление.
– Ой, – пискнула Даша, – эту пьесу действительно написали вы? Я думала, вы старая, а вы совсем молодая, почти как мы с Ташей! – Тут она смутилась от собственной бестактности и, запинаясь, пояснила: – Я имею в виду… ну, чтобы столько про людей понимать, нужен большой опыт… вот и удивилась, что вы…
– Не знаю, как в смысле опыта, – весело сообщила Марина, – а возраст мой, к сожалению, существенно больше вашего. Мне уже тридцать три.
В тот же миг идеально поставленный бархатный голос негромко, однако так, что услышали все присутствующие, произнес:
– Никогда нельзя верить женщине, которая не скрывает своих лет. От нее можно ожидать чего угодно.
Воцарившаяся тишина длилась мгновение. Прервала ее Марина, вежливо прокомментировав:
– Оскар Уайльд, «Женщина, не стоящая внимания». Вы играли лорда Иллингворта, Евгений Борисович?
– Один-ноль, – шепнула подруге на ухо Таша.
– Я играл Уайльда, я играл Шекспира! – Преображенский эффектно появился из темноты зала и встал в позу. – Так что, теперь прикажете играть Лазареву?
– Ну что вы, – скромно ответила Марина. – Я предупреждала Викторию Павловну, что ни один из героев не соответствует вашему амплуа.
Актер надменно поднял брови:
– Моему амплуа? Вы всерьез полагаете, у меня есть амплуа? Вы знаете мое имя? Ев-ге-ний Пре-об-ра-женс-кий! – весомо, по слогам прочеканил он. – А как меня называют поклонники? Гений преображения! Сама природа дала мне имя, отражающее мою внутреннюю суть!
– Не природа, а дедушка, – снова шепнула подруге Таша.
Между тем ее дядя продолжал монолог: