Одиннадцатого февраля прилетел ангел примирения – с лавровым листом – Сисин не ждал и не думал – он несколько успокоился – накануне он принимал у себя на даче почетных гостей – Римму Меч и ее нового мужа Феликса – ехали в темноте – Римма боялась, что за ними будет хвост – что хвост нападет на них в темноте и зарежет – они приехали, забрались на второй этаж – на первом тогда еще жила ханжа-генеральша – я ей не подам руки – предупредила Римма – не мог найти себе чистую дачу? – покачала она головой – сели ужинать – молодожены заговорили об андеграунде – о том, как его сплотить, организовать политически – о разброде – шатаниях – модном скотоложестве – у меня тоже есть свой козел! – Римма похлопала Феликса по колену – выпив, от нечего делать Римма стала изображать нелюбовь к непрестижному мужу – «козел» состоял при ней телохранителем – он оплачивался из особого фонда – Си-си, я прозрачно намекаю, что фонд заинтересовался твоими Детьми – распорядительница рассмеялась – вижу, у тебя потекли слюнки – Си-си – Би-би-си – Сисин закусил губу – на самом деле Римма платила мужу из своего кармана – ей удавалось жить переводами и тамиздатом – иди проверь сад – приказала Римма – нет ли засады – и тут же у нее родились стихи – я вышла в сад – ля-ля-ля-ля – ля-ля-ля-ля-засад – Феликс надел тулуп и, недовольный, хлопнув входной дверью, пропал в саду – я тебе газет привезла – вместе с газетами она привезла напечатанную в Лондоне тоненькую книжку своих стихов – на память – на счастье – спрячь подальше – на допросах все отрицай – Сисин взял книжку в руки – сама мысль о чтении вызывает у меня дикую тоску – признался он – я разучился старательно двигать глазами по черным буквам – однако срать не сяду без газетки – ну, значит, прочтешь в сортире! – нетерпеливо передернула плечами Римма – его что, волки съели? – Феликс немедленно возник – на нем не было лица – что? что случилось? – побледнели Сисин и Римма – в ответ Феликс показал им обезображенный, опухший большой палец – сволочь! дверь! прищемил! – оказалось, что он потерял сознание и пролежал все время на пороге – ты хуже, чем козел! – взвыла Римма – «мудак» для тебя – комплимент и праздник! – Сисин ушел к себе в комнату – пить не хотелось – наутро Феликс рано уехал на электричке – Сисин стоял в трусах и брился – нарочно в трусах – возникло некоторое напряжение – Сисин не понимал, что ему нужно – у нее грязные волосы – она лежала на кровати и обещала устроить Сисину авторский вечер в Доме железнодорожника – я завелась в больном месте культуры – потягивалась она – где хорошее не отличить от плохого и глупого – это недоразумение меня интригует – чистосердечно промолвил Сисин – я люблю всякие уродливые сооружения – вроде храма Христа Спасителя или гостиницы «Украина» – Римма была уже сильно в образе и не желала из него выходить – у нее собирались опальные деятели всех мастей, от моралистов до педерастов – она плохо готовила – на Масленицу ели болотного цвета блины – пили невкусное – путая вина – запивали невкусным чаем – Сисин порой туда ходил – а куда еще ходить? – она занялась устройством его дел – на Масленицу даже рубашку ему расстегнула под утро – уже под столом – под строгим взглядом подающего скромные надежды Феликса – отдыхающего на диване – ничего не вышло – Феликс угрожающе заворочался – она неспешно выдернула пальцы из-под рубашки – как расстегнула, так он сам и застегнул – но, подумал он, один раз можно – в черном приталенном брючном костюме Римма Меч неожиданно заявилась с Феликсом – Сисин провел тоскливый вечер – перемывали всем кости – натужно хвалили эстетическую щепетильность Спиридонова – даже выпили за него – обсуждали идею журнала не журнала – альманаха не альманаха – цикла лекций – чего-то раннеперестроечного – потом ее выеб какой-то нобелевский лауреат – по физике – или астрономии – во всяком случае не Солженицын – она засветилась неожиданной удачей – она даже иначе стала разговаривать – лучше писать стихи – это окончательно помогло ей найти свой образ – Сисин был восхищен метаморфозой – он стоял в трусах и брился перед зеркалом – она не выползала из своей комнаты – дверь была открыта, они переговаривались – он видел ее молодую, некрасивую кожу на шее – Сисин нехотя разрывался от противоположных желаний – с одной стороны, он ценил ее наглые качества – бесившие нормальных людей – если все будут жить так (Ирма от нее приходила в истерическое состояние), мир свихнется – в Ирме кипел крестьянский антисумасшедший дух – здоровые мужики должны работать – матери должны воспитывать детей – Римма Меч своего ребенка не воспитывала – не видела месяцами – она гордилась этим – как извращением – для Ирмы это было запредельно – для Ирмы она не существовала – Ирма была в претензии к миру за беспорядок – особенно к русскому миру за его извечный бардак – к которому она не могла привыкнуть – несмотря на то, что из России никуда не выезжала – этот парадокс ей не давался – вообще Ирма была изнутри не просвеченная – у нее не было устройства видеть саму себя – и это очень утомляло – с другой стороны, у Риммы были грязные волосы и жирная кожа лица – к ней было довольно противно притронуться – но она оказалась утром одна – Сисин колебался – играясь безопасной бритвой – в то время на дворе стояло удивительное утро и было около половины двенадцатого – синее небо – и окрепшее после декабрьской болезни солнце – лупившее в окна – красно-желтые листья декоративных цветов, которые поливал Сисин – если не забывал – светились – и очень хотелось на лыжах – бодрость и кратковременный подъем сил – и даже было чуть-чуть скучновато ложиться с надуманными объятьями в постель – дом сотрясся от судороги сантехники – ханжа спустила воду в туалете – солнце светило Сисину в голую спину – он почесал в раздумье одну ногу о другую – ну что, как его палец? – стыдно сказать, на что он стал похож – совсем по-простому сказала Римма – вода закипала в дачном чайнике – раздался звонок – рядом с бритвой – на столе – Сисин сказал вежливое «алле» – несколько восходящее к французскому образцу – что вообще Маней не поощрялось – в отличие от Риммы, Манька не была пробивной, не гибла от творческого экстаза – порой сисинское «алле» раздражало самого Сисина – как-то Сисин сказал Маньке, что для нее опасность – талантливая баба – такие ему что-то не попадались – а если попадались, оказывались уродками – они любили свой талант больше самого Сисина – попалась Ирма с бытовой системой координат – нерушимой, как гимн и скала – раздался звонок – ничего не подозревающий Сисин взял трубку – это Евгений Романович? – раздался чистый, родной голос – Евгений Романович захлебнулся от невероятного счастья – да – счастливо вымолвил он – а это не? – она-она – заверил его любимый голос – и вы знаете – без тени жеманства сказала она – я звоню вам сказать, что мне очень стыдно и я прошу прощения – если можно – Сисин даже растерялся от счастья – откуда вы звоните? – спросил он глупо, и с этого момента они порой говорили друг с другом на «вы» – из дома – вы посмотрите в окно – сказал Сисин – что делается – чайник на кухне кипел и плевался – Сисин дотянулся, выключил газ – на вокзале возле билетных касс – нет, возле расписания пригородных поездов – Сисин не хотел на машине – из которой он ее выпихивал – вдруг выпихивание показалось ему странной ерундой – Сисин натянул штаны и оглянулся – Риммы Меч больше не существовало.
В электричках тогда еще мыли окна – правда, уже не очень – Сисину сильно хотелось увидеть Маньку, но он боялся, что выйдет плохо – пока он ехал, он снова разозлился – нужно будет ее наказать – я ее накажу – на вокзале он испугался, что не найдет ее в толпе – он отошел в сторону, она опаздывала – он бегал по редакциям за внутренними рецензиями – по ночам ему снились враги – Ирма называла его неудачником – зажмурившись, он жил непонятно как – страдал от безденежья – продлись все это еще несколько лет, он бы, наверное, не выдержал – сломался – как бы он сломался, никто, включая его, не знал – нарождалась новая культура – он сам нарождался – впереди ничего не было видно – Манька стояла под расписанием и курила – привет – сказал он – они спустились вниз и купили билеты – она с волнением смотрела на него – извини, что опоздала – знакомый довез – ее довез врач Боря – случайно попавшийся на машине – случайно ли? – встречалась ли она с ним позже? – она стояла и курила – купили билеты – подождали электричку – гуляли зимние сквозняки – Сисин кутался в шарф – он не знал, как себя вести – он выпадал из обычного хода вещей – в чем-то он, безусловно, не был человеком – твои игры слишком изящны для России – предупредил Жуков – я не люблю слова изящный в применении к себе – заметил его дачный друг – я не вписываюсь внутренне в это слово – но времени было отпущено немного – они вошли в электричку и замолчали – солнце садилось – когда они приехали на полустанок, сильно похолодало – до дачи было минут пятнадцать – обычный тон Сисин оставил – он не расспрашивал – не пускался в обычные разговоры – которые строились на крутой кривизне, как бобслей – бобслей был иронической победой над миром – в этом мало кто понимал, живя прямо, по недостатку сил – Сисин считал, что такая позиция принадлежит сильному и бесцельному человеку – скука была его назначением – но он еще не успел соскучиться – наблюдая за неадекватностью ИХНЕГО поведения – скорее даже не рисуя карикатуры, а предоставляя ИМ ВСЕМ возможность по-уродски самовыражаться – ощущение ИХНЕЙ неадекватности выбивало его из разряда людей гораздо дальше, чем он думал – его уносило слишком далеко – он терял черты человечности, не будучи способным зацепиться ни за что – оставались мелкие формы охоты на баб как суррогат борьбы с грехом – он отдалялся и попал на заметку – но его служение было еще неясным – у него оставались иллюзии человека железного занавеса: там настоящая жизнь – это его тормозило – отчасти спасало – ходил к иностранцам на приемы – было скучно, но, рассеянно думал он, иностранцы, связанные с его страной, особый род людей – скорее всего неполноценный – светский мир научил его конструировать ментальности по недостаточному количеству компонентов, общаться с посторонними на низком, но сильном уровне блоков – которые он с легким скрежетом вдвигал в них, как противень в духовку – он понял, что победить можно не развязностью или сломом условностей, как это делал Спиридонов – тот на приемах всех подряд величал товарищами – завзятые американские дипломаты-антисоветчики морщились, но терпели Спиридонова как невидаль – Сисин редко получал там кайф – однажды выплыло скептическое лицо Фредерика – ел устриц у него в Сочельник – познание людей на рауте было не хуже, чем в тундре – они шли от станции молча – без обычных прибауток – и Маня немного боялась – а хозяйки нет? – хозяйка была в Москве – Манька, видимо, тоже не очень любила людей – хотя трудно сказать – она еще не перебродила – все вертелось, многое было в новинку – интересно надеть новую шмотку – подстричься – отрастить волосы – на протяжении их отношений Манька отращивала волосы – когда они познакомились, Манька была довольно коротко стриженной – чего, впрочем, Сисин не помнил – Сисин подозревал за Манькой большое количество мелких, спрятанных интересов – она постоянно бегала на какие-то дни рождения – Сисину казалось, особенно позже, что это совсем невтерпеж: – сидеть часами на днях рождения – наконец, пила – втянулась в это дело – то есть без контроля – Сисин пил, не любя отключений – он пил, чтобы погулять по буфету – залезть, напившись, на крышу собственного автомобиля – потанцевать там – Манька делила людей на настоящих и говно, исходя из правильного инстинкта, но не совсем – холодно – сказала Манька – ноги замерзли – они поднялись на второй этаж – поставили чай – у меня блядь была – видишь, тапочки оставила – Сисин показал на золотые китайские тапочки Риммы Меч – Манька спокойно посмотрела на тапочки – сегодня утром – Сисин почувствовал себя дураком и стал заваривать чай – если гневливость действительно смертный грех, то Ирма заслужила свои несчастья – потому что где причина, где следствие, понять не хватает сил – не успеешь разобраться – жизнь пройдет – была ли стратегия Маньки реализована в тщательно выверенной операции, которая провалилась скорее всего по причине его бесчеловечности? – вот легкий пример объяснения – поскольку его бесчеловечность можно было бы объяснить его требовательностью – поскольку Ирма была отнюдь не последним человеком – как бы Сисин ни страдал от ее гневливости – с которой она не могла справиться – не замечая ее – она считала свои реакции скорее даже заниженными – она видела у себя не истерику, а посильный цивилизованный бунт – она считала, что сопротивляется с женской элегантностью – и он не мог не признать, что устойчивая порядочность и верность Ирмы его избаловали – он не мог, не хотел уже по-другому – Манька же этот существенный порог занижала – разговор за чаем был аккуратным – Манька осторожно направила Сисина говорить о себе, о творчестве, о Веке Пизды и о Боге.