И смерть не посмела к нему прикоснуться.

Этот факт, а так же то, что он скрывал свое лицо под маской, породили слухи, будто Шапшен — это сам Шторн, вернувшийся на место своего преступления. Но не нашлось ни храбрецов, ни безумцев, решившихся проверить эти подозрения. Даже набравшее силу Братство Кувена не спешило выразить Шапшену своих претензий. И это только упрочило его положение в сандорском обществе. Он мог бы достичь небывалых высот, но вместо этого Шапшен взял под опеку городских нищих, предложив им кров и защиту.

Странное решение.

Оборванцы не сразу откликнулись на столь лестное предложение. Первыми пришли те, кому нечего было терять — калеки, убогие, старики. За ними подтянулись остальные. И вот уже все нищие Сандоры обосновались в квартале Проклятых. Там они проводили ночь, а утром шли в город, за подаянием. Но куда важнее была защита, которую Шапшен даровал обездоленным. Используя свое таинственное влияние, он добился того, что власти перестали притеснять нищих. Отныне их не могли просто так взять и вышвырнуть из города или бросить в тюрьму по ложному обвинению, чтобы потом отправить на каторжные работы. Да и горожане опасались лишний раз обижать попрошаек, заметив, что с теми, кто издевался над убогими, порой случаются несчастья. К своим подопечным Шапшен так же предъявлял строгие требования. Нищим общины или, как ее теперь называли — Семьи, — запрещалось воровать, навязчиво приставать к прохожим, беспробудное пьянство, насилие и непослушание карались изгнанием из общины. А убийцы и вовсе исчезали без следа. Часть сборов нищие отдавали Отцу, но большая часть «заработанных» денег принадлежала отныне им самим, и никто не смел отнять у попрошайки его долю.

Естественно, это не могло понравиться Эльбикару, прекрасно помнившему те золотые времена, когда нищие обязаны были делиться, если не хотели оказаться в городском канале с перерезанным горлом. Но, пожалуй, вовсе не эта проблема столкнула лбами двух акул сандорского дна. Правители города не раз пожалели о том, что за гроши продали Шапшену часть городской территории. Ведь ее можно было заселить покорными налогоплательщиками. А какой прок с нищих? Вот и стали они натравливать Эльбикара на Отца сандорских обездоленных. А у того были свои покровители. Выходит, то, что со стороны выглядело как вражда между воровским вожаком и благодетелем попрошаек, на самом деле было закулисной борьбой сильных мира сего.

И тот факт, что эти два персонажа не ладили между собой, вполне меня устраивал.

Впрочем, радоваться я не спешил. Мало ли что на уме у Шапшена?

— Эльбикар считает, что это я подослал тебя к его брату, раз не мог дотянуться до него самого. Но нам-то с тобой известно, что то не так.

— Скажу больше: я не совершал того, что мне приписывает молва, — ответил я, подозревая, что разочарую Отца нищих.

— Ну, конечно, — не поверил мне Шапшен. — Так или иначе, но в квартале Проклятых ты находишься под моей защитой. А вот за его пределами ты сам за себя в ответе. Мой тебе совет: уходи из города, пока тебя не достали люди Эльбикара.

— Увы. Я не могу покинуть Сандору, как бы мне этого не хотелось, — вздохнул я.

— Почему? — удивился Отец. Еще бы: речь шла о моей жизни.

Немного подумав, я ответил:

— Мне нужно попасть в сандорское подземелье.

— Зачем? — пристально уставились на меня глаза под маской. — Ты ведь только что оттуда. И твое любопытство едва не стоило тебе жизни.

Мне не хотелось вдаваться в подробности. Мало ли как отреагирует Шапшен, когда узнает, что я прибыл из мира, называемого в Варголезе Центалой. Уж очень неприятные ассоциации вызывает это название у местного населения. Поэтому я ответил уклончиво:

— Мне не удалось добраться туда, куда я направлялся. Поэтому придется повторит попытку.

— Что это за место?

— Не знаю точно, — пожал я плечами. — Это какая-то пещера, через которую протекает подземная река. Там есть остров, на нем стоит каменная стена, изогнутая дугой…

— Центальские ворота, — уточнил Шапшен, показывая свою осведомленность.

— Да, они самые, — кивнул я, соглашаясь.

— Хм… Ты так уверенно говоришь об этом, словно сам там побывал.

— А хоть бы и так, — ответил я и тут же подумал: а не сказал ли я чего лишнего?

— Серьезно? — напрягся Шапшен. На этот раз я не стал спешить, и ему пришлось повысить голос:- Отвечай!

— Да, я был там, — собственный голос я услышал словно издалека.

— Как тебе удалось туда попасть? — охватившее Шапшена волнение заставило его подняться с табурета.

— Не знаю.

— Неудачная попытка. Попробуй еще раз. Но прежде хорошенько подумай. От твоего ответа зависит, удастся ли тебе покинуть квартал Проклятых живым и невредимым? А может, мне стоит отдать тебя Эльбикару, чтобы снять возникшее между нами напряжение?

Язык мой — враг мой.

Нужно было помалкивать, а я разоткровенничался, рассчитывая на помощь этого человека. Раз ему удалось вытащить меня из подземелья, значит, он там неплохо ориентируется.

Я мог бы, конечно, сказать, что попал в подземелье случайно. Но как в этом случае объяснить мое страстное желание вернуться туда опять?

И я решился.

— Ты поверишь, если я скажу, что прибыл сюда из другого мира?

Сказал и, затаив дыхание, уставился на Шапшена, дожидаясь его реакции.

— Из Центалы? — напрягся он еще сильнее.

— Не совсем. В мир, который вы называете Центалой, я попал, можно сказать, тоже случайно. Меня там чуть не сожрала местная тварюга, поэтому мне пришлось пройти через ворота и оказаться в Варголезе.

— Разве такое возможно? — спросил Шапшен, но я не понял, что он имеет в виду, пока он не уточнил: — Разве возможно путешествовать между мирами без разрешения Великого Стража?

Вот, оказывается, что так взволновало Шапшена!

Ни существование множества миров, ни способность путешествовать между ними, а разрешение Великого Стража.

Но припомнив каноны вырголезской религии, я понял возникшее недоразумение.

Древние варголы издавна почитали предков. Собственно говоря, почитание не было религией в полном смысле этого слова. Дань уважения, поклонение, просьбы замолвить словечко перед Великим Стражем… Да и его самого можно было назвать божеством лишь с большой натяжкой. Я не вдавался в подробности, но вроде бы этот персонаж существовал на самом деле. Он не был варголом, пришел откуда-то с северо-запада, почему многие считают его представителем пимперианской цивилизации. Многому научил диких варголов, поднял их с колен и поставил на ноги. Попутно защищал своих протеже от полчищ различных чудовищ, наводнивших в те годы весь мир. Люди начали ему поклоняться еще при жизни. Но Великий Страж был против.

— Помните о мертвых и помогайте живым, — сказал он, отправляясь в дальний путь.

Так гласит легенда. Не понятно только, что подразумевалось под «долгим путем»: то ли его смерть, то ли уход в другой — имеется в виду параллельный — мир?

Да и его слова варголы поняли по-своему. Они начали почитать мертвых, а о помощи живым и вовсе забыли.

Великому Стражу не строили храмов, у него не было жрецов, к нему не обращались за помощью, потому как знали: он ушел в иной мир и больше не вернется. Встретиться с ним могли только умершие. Именно он встречал переступивших черту невозврата и вершил суд по делам их и заслугам. После чего достойным открывал врата в иные миры, где им предстояло родиться заново, а грешников отправлял в Центалу на забаву населявшим ее духам.

И тот факт, что мне удалось попасть из одного мира в другой без санкции Великого Стража, очень удивил Шапшена.

— У меня есть разрешение, — рискнул ответить я на вопрос человека в маске.

Это показалось мне гораздо проще, чем попытаться объяснить, что такое Проводник и как он действует. Впрочем, если честно, я и сам этого не понимал.

Поверил он мне или нет, осталось для меня загадкой. Шапшен отвел взгляд и спросил:

— А теперь ты хочешь вернуться обратно в Центалу и для этого тебе нужно попасть в подземелье и добраться до врат.