— Завтрашний день — это глупое обещание календаря, — говорила она. — Это предлог, который люди придумали, чтобы не делать дел сегодня. Завтра, быть может, будет землетрясение. Да здравствует сегодня! Это нечто твердое и определенное.

Один весьма порядочный человек, с которым она прожила полгода, так безумно в нее влюбился, что всерьез предложил ей выйти за него замуж. В ответ на его предложение Мюзетта от души расхохоталась.

— Чтобы я лишила себя свободы, позволила засадить себя за решетку брачного договора? Ни за что! — воскликнула она.

— Но я каждый день боюсь вас потерять.

— Вы потеряли бы меня гораздо скорее, если бы я стала вашей женой, — возразила Мюзетта. — Оставим этот разговор. Да я и не свободна, — добавила она, имея в виду, конечно, Марселя.

Так шла она тропою юности, навстречу всем превратностям судьбы, многих одаряя счастьем и почти счастливая сама. Виконту Морису, с которым она теперь жила, было нелегко приспособиться к необузданному нраву этой девушки, влюбленной в свободу. Когда она ушла к Марселю, виконт стал ждать ее с нетерпением, к которому примешивалась ревность.

«Неужели она там останется?» — думал молодой человек, и этот вопрос весь вечер терзал его.

«Бедняга Морис! — думал а, со своей стороны, Мюзетта по дороге к Марселю. — Кажется, я была с ним уж чересчур резка. Ничего, молодежь надо воспитывать».

Потом мысли ее сразу переменили направление, и она стала думать о Марселе. При имени ее старого обожателя ей вспомнился целый ряд событий, и она подумала: «Каким же это чудом у него сегодня накрыт стол?» Она на ходу перечла его письмо, и ей поневоле взгрустнулось. Но только на мгновение. Мюзетта благоразумно решила, что сейчас не время печалиться. Тут поднялся порывистый ветер, и она воскликнула:

— Как чудно! Даже если бы мне не хотелось идти к Марселю — ветер погнал бы меня.

И она ускорила шаг, радуясь как птичка, летящая к родному гнезду.

Вдруг повалил густой снег. Мюзетта осмотрелась по сторонам — нет ли извозчика? Но их не было. Мюзетта проходила в это время по улице, где жила ее подруга мадам Сидони — та самая, что переслала ей письмо Марселя. Мюзетта решила зайти к этой женщине и переждать непогоду.

У мадам Сидони она застала многолюдное общество. Шла игра в ландскнехт, начавшаяся еще три дня тому назад.

— Играйте, играйте! — сказала Мюзетта. — Я на минутку.

— Получила письмо Марселя? — спросила мадам Сидони.

— Получила, благодарю, Я иду к нему. Он пригласил меня на обед. Пойдем со мной, хочешь? Повеселимся.

— Не могу, — ответила Сидони, кивая на игроков. — Сейчас мне ставить.

— В банке шесть луидоров, — объявил банкомет.

— Ставлю два! — Сидони.

— Я не гордый, согласен и на два, — ответил банкомет, который уже несколько раз пасовал. — Король и туз! Проиграл! — воскликнул он, бросая карты. — Все короли умерли.

— Прочь политику! — бросил какой-то журналист.

— А туз — заклятый враг нашей семьи, — продолжал банкомет, открывая второго короля. — Да здравствует король! — воскликнул он. — Друг мой Сидони, с вас два червонца.

— Занеси их в записную книжку, — ответила Сидони, разозленная проигрышем.

— Итого, вы мне должны, милочка, пятьсот франков, — сказал банкомет. — Дойдете до тысячи. Передаю банк.

Сидони и Мюзетта шепотом разговаривали. Игра продолжалась.

Приблизительно в то же время богемцы садились за стол. Марсель был чем-то встревожен. Всякий раз, как с лестницы доносились шаги, он вздрагивал.

— Что с тобой? — спросил Родольф. — Можно подумать, ты кого-то ждешь. Разве не все в сборе?

Но стоило художнику на него взглянуть, как он понял, чем взволнован его друг.

— И в самом деле, — подумал он, — кое-кого не хватает.

Глаза Марселя призывали Мюзетту, взгляд Родольфа говорил о Мими.

— Не хватает женщин, — вдруг выпалил Шонар.

— Брось ты свои распутные мысли! — рявкнул Коллин. — Ведь мы условились, что не будем говорить о любви, от таких разговоров прокисают соуса.

И друзья с еще большим увлечением принялись за возлияния, а, за окном все шел снег и дрова в камине полыхали, разбрасывая фейерверки искр.

Родольф запел песенку, которую только что прочел на дне бокала, и в это время кто-то настойчиво постучался в дверь.

Как пловец, нырнув и оттолкнувшись от дна, всплывает на поверхность, так и Марсель, уже начавший было хмелеть, порывисто вскочил с места и устремился к двери.

Но то была не Мюзетта.

На пороге стоял мужчина. В руках он держал листок бумаги. Внешность у него была довольно приятная, зато халат был отвратительный.

— Я застал вас в благоприятный момент, — сказал он, бросив взгляд на стол, где покоилась огромная баранья нога.

— Хозяин! — воскликнул Родольф. — Воздадим ему должные почести!

И он стал бить сбор, барабаня по тарелке ножом и вилкой.

Коллин предложил хозяину свой стул, а Марсель крикнул:

— Скорее, Шонар, стакан вина дорогому гостю! Вы пришли очень кстати, — обратился он к хозяину. — Мы только что собирались провозгласить тост за собственность. Мой друг господин Коллин произнес очень трогательную речь. Раз вы пришли, он из уважения к вам начнет сначала. Валяй сначала, Коллин!

— Простите, господа, мне не хотелось бы мешать вам, — сказал хозяин.

И он развернул листок бумаги, который был у него в руках.

— Что это за печатное произведение? — осведомился Марсель.

Хозяин обвел комнату инквизиторским взглядом и заметил валявшиеся на камине золотые и серебряные монеты.

— Это счет, я уже имел честь вам его предъявлять, — выпалил он скороговоркой.

— Да, память моя свято хранит этот факт, — ответил Марсель. — Помню даже, что произошло это в пятницу, восьмого октября, в четверть первого. Превосходно.

— Я уже расписался в получении, — продолжал хозяин, — и если вас не затруднит…

— Сударь, я и сам собирался к вам. Мне необходимо с вами как следует поговорить.

— Я к вашим услугам.

— Сделайте мне удовольствие, выпейте, прошу вас, — настаивал Марсель, протягивая хозяину бокал. — На этих днях, сударь, — продолжал он, — вы прислали мне бумажку… с картинкой, изображающей даму с весами в руках. Бумага подписана Годаром.

— Это мой швейцар.

— Почерк у него прескверный. Мой друг, — тут он указал на Коллина, — знает все языки и был так любезен, что перевел мне ваше послание, украшенное гербовой маркой в пять франков.

— То было предупреждение о выселении, — подтвердил хозяин. — Это мера предосторожности, так уж принято.

— Вот именно: выселение, — сказал Марсель. — Мне хотелось повидаться с вами, чтобы обсудить это послание и превратить его в арендный договор. Дом ваш мне нравится, лестница чистая, улица веселая, кроме того, по семейным соображениям и по некоторым другим причинам я дорожу этими стенами.

— Что ж, надо только погасить задолженность за последние три месяца, — сказал хозяин и опять развернул счет.

— Мы и погасим. Именно это, сударь, я и намерен сделать.

Между тем хозяин не спускал глаз с камина, где лежали деньги, и его полный вожделения взгляд обладал такой притягательной силой, что монеты, казалось, шевелились и сами направлялись к нему.

— Я очень рад, что пришел в такой удачный момент и смогу, не причиняя вам неприятностей, покончить с этим небольшим долгом, — сказал он, протягивая Марселю счет.

Не зная как отбить атаку, Марсель снова переменил тему и стал разыгрывать со своим кредитором сцену вроде той, какую разыграл дон Жуан с господином Диманшем.

— У вас, кажется, есть имения? — спросил он.

— Пустяки, — ответил хозяин, — домик в Бургундии, ферма… небольшая… малодоходная… арендаторы не платят. Поэтому ваш маленький взнос мне весьма кстати, — добавил он, опять протягивая счет. — Всего, как вам известно, шестьдесят франков.

— Да, да, шестьдесят, — подтвердил Марсель и, подойдя к камину, взял три золотых монеты. — Так и есть, шестьдесят. — С этими словами он положил монеты на стол, неподалеку от хозяина.