Проиграть следующий роббер с Карен в качестве партнера было сущим удовольствием. Они поменялись местами, и Барбара вновь оказалась партнером мистера Фарнхэма. Он улыбнулся ей:

– Ну что, покажем им, как надо играть?

– Я постараюсь.

– Просто играйте как всегда. По книге. Все ошибки предоставьте делать Дьюку.

– Слова не деньги, папа. Давай побьемся об заклад, что вам не выиграть этого роббера. Ставлю сто долларов.

– Хорошо, пусть будет сто.

Барбара подумала о жалких семнадцати долларах в ее сумочке и занервничала. Она разволновалась еще сильнее, когда первый круг закончился при пяти трефах, объявленных и побитых Дьюком, и тогда она поняла, что он переборщил и остался бы без одной, если бы она покрыла его прорезку.

– Ну что, губернатор, удваиваем пари? – предложил Дьюк.

– По рукам.

Второй круг был для нее намного удачнее: в ее контракте при четырех пиках, благодаря отсутствию масти у противника, она ухитрилась даже уйти со всех своих козырей, прежде чем они кончились. Улыбка ее напарника была вполне достаточным вознаграждением. Но у нее почему-то дрожали руки.

– Обе команды получают по очку, – сказал Дьюк, – счет сравнивается. Как твое давление, папочка? Может, еще раз удвоим пари?

– Что, собираешься уволить свою секретаршу?

– Не надо лишних слов!

– Идет. Четыре сотни. Можешь продать свою машину.

Мистер Фарнхэм сдал карты. Барбара взяла свои и нахмурилась. В принципе, не так уж плохо: две дамы, пара валетов, туз, король – но не было длинной масти, да и король ничем не прикрыт. В общем, комбинация была из тех, которые она привыкла называть «ни то ни се». Оставалось только надеяться, что это будет один из этих вызывающих всеобщий вздох облегчения кругов, когда все пасуют.

Ее партнер взглянул на свои карты и объявил:

– Три без козырей.

Барбара с трудом сдержалась, чтобы не вскрикнуть, а Карен воскликнула:

– Папочка, да у тебя жар!

– Принимаю.

– Пас!

«Боже, о боже, что мне делать?» – взмолилась про себя Барбара. Объявление ее партнера обозначало двадцать пять очков – и приглашение к шлему. У нее самой было тринадцать. Тридцать восемь на двух руках – большой шлем.

Все по книге! («Барбара, ты же помнишь, „три без козыря“ – это двадцать пять, двадцать шесть или двадцать семь очков, прибавь тринадцать – вот тебе и большой шлем».) Но по книге ли играл мистер Фарнхэм? Может быть, он объявлял просто для того, чтобы выиграть роббер и победить в этом идиотском пари?

Если она сейчас спасует, то и игра, и роббер, и четыреста долларов – дело верное. Но большой шлем – если они объявят его – принес бы им что-то около пятнадцати долларов при тех ставках, которые установили Дьюк и его отец. Рисковать чужими четырьмястами долларами ради каких-то пятнадцати?

Смешно!

А нельзя ли выйти на шлем потихоньку, по конвенции Блэквуда? Да нет, ведь предварительной торговли не было. Может быть, это как раз один из тех случаев, о которых предупреждал ее Дьюк?

Но ведь ее партнер ясно сказал: «Играй по книге».

– Семь без козырей, – твердо объявила она.

Дьюк присвистнул:

– Благодарю вас, Барбара. Теперь, папочка, ты один против всех. Контра[2].

– Пас.

– Пас, – эхом отозвалась Карен.

Барбара снова прикинула свои возможности. Этот одинокий король выглядел жутко голым. Но… либо ее команда наберет тридцать восемь очков, либо не наберет ничего.

– Снова удваиваю.

Дьюк улыбнулся:

– Спасибо, золотко. Ходи, Карен.

Мистер Фарнхэм вдруг положил карты и резко встал. Его сын сказал:

– Эй! Вернись и прими неизбежное!

Мистер Фарнхэм, не отвечая, подошел к телевизору, включил его, затем включил радио и настроил его на нужную волну.

– Красная тревога! – неожиданно объявил он. – Пусть кто-нибудь предупредит Джозефа! – И выбежал из комнаты.

– Вернись! Тебе не провести нас с помощью такого примитивного трюка!

– Заткнись, Дьюк! – прикрикнула на него Карен.

Ожил телевизионный экран: «…приближается. Сразу же настройтесь на волну своей аварийной станции. Удачи вам, всего хорошего, и да благословит вас всех Господь!..»

Изображение на экране исчезло, и стало слышно радио: «…не учебная тревога! Это не учебная тревога! Аварийным командам явиться в места дислокации. Не выходите на улицу. Если у вас нет укрытия, найдите самое защищенное место в доме. Это не учебная тревога! Неопознанные баллистические объекты только что замечены нашими системами раннего предупреждения, и есть все основания предполагать, что это боевые ракеты. Все в укрытия! Аварийным командам явиться…»

– Кажется, это серьезно, – с дрожью в голосе выдавила из себя Карен. – Дьюк, покажи дорогу Барбаре. Я пойду разбужу Джозефа… – И она выбежала из комнаты.

– Этого не может быть, – сказал Дьюк.

– Дьюк, как пройти в укрытие?

– Я покажу вам. – Он неторопливо встал, собрал карты и аккуратно разложил их по разным карманам. – Мои и сестренкины – в моих брюках, а ваши с отцом – в пиджаке. Пошли. Чемодан возьмете?

– Нет!

Дьюк провел ее через кухню, за которой находилась лестница, ведущая в подвал. Мистер Фарнхэм уже спускался по ней, неся на руках жену. Похоже было, что она спит.

– Подожди, отец! – крикнул Дьюк. – Сейчас я возьму ее сам.

– Спускайся первым и открой дверь!

В стене подвала оказалась стальная дверь. Дьюк не сумел справиться с ней – не знал, как отпирается замок. Мистер Фарнхэм не выдержал и, отдав жену сыну, сам открыл ее. За дверью оказалась еще одна лестница, ведущая вниз. Они подхватили миссис Фарнхэм и понесли ее, словно безвольную куклу, дальше по лестнице. За второй стальной дверью открылось новое помещение. Барбара прикинула, что пол в нем находится футов на шесть ниже основания фундамента, а само убежище располагается примерно под задним двором дома. Она шагнула в сторону, пропуская хозяев внутрь.

Мистер Фарнхэм вновь показался в дверях:

– Барбара! Входите же скорее! А где Джозеф? Где Карен?

Не успел он договорить, как эти двое кубарем скатились по лестнице. Карен была растрепана и выглядела очень возбужденной. Джозеф спросонья дико озирался по сторонам. Одет он был явно наспех, в брюки и нижнюю рубашку. Обуви на нем не было.

Он резко остановился:

– Мистер Фарнхэм! Они что, собираются нанести нам удар?

– Боюсь, что так. Входи скорее.

Юноша-негр обернулся и закричал:

– Доктор Ливингстон – Я Полагаю! – и кинулся вверх по лестнице.

– О боже! – простонал мистер Фарнхэм и сжал ладонями виски. Затем добавил уже обычным тоном: – Девочки, входите. Карен, запри эту дверь, я же наверху подожду, сколько смогу. – Он взглянул на часы. – Пять минут.

Девушки вошли. Барбара шепотом спросила:

– Что случилось с Джозефом? Помешался?

– Да, что-то вроде того. Доктор Ливингстон – Я Полагаю – это наш кот, который любит Джозефа и терпит нас. – Карен начала запирать внутреннюю дверь, сделанную из листовой стали, на десять засовов дюймовой толщины.

Вдруг она остановилась:

– Черт меня возьми! Я запираю дверь, а отец остался там, снаружи!

– Не запирай вообще.

Карен покачала головой:

– Нет, я все-таки задвину парочку, чтобы он слышал. Этот кот может быть в миле отсюда.

Барбара оглянулась. Комната имела г-образную форму. Вошли они с конца короткого рукава. Справа, у стены, располагались две койки. Грейс Фарнхэм лежала на нижней, она все еще спала. Вдоль противоположной стены тянулись полки, тесно уставленные какими-то припасами. Койки и полки разделял проход немного шире, чем входная дверь. Потолок был низким, закругленным, сделан из гофрированной стали. Дальше можно было различить края еще двух коек. Дьюка видно не было, и вдруг он появился из-за поворота и принялся устанавливать ломберный столик. Барбара с удивлением следила за тем, как он аккуратно вынимает из карманов карты, которые захватил перед бегством из гостиной. Как давно это было! Наверное, уже с час назад. А может быть, и пять минут.