– О, бедняжка! Дьюк, дорогой, как ты мог убить его?

– Я несколько раз промахивался и потому очень разозлился на него.

– Отличная добыча, Дьюк, – похвалил Хью. – И прекрасная еда.

Грейс смерила мужа презрительным взглядом:

– Может быть, ты и станешь есть ее, а я на это не способна.

Карен изобразила искреннее удивление:

– Мама, ты что, стала вегетарианкой?

– Я не это имела в виду. Я возвращаюсь в убежище. Не могу больше этого видеть. Карен, прежде чем заходить внутрь, обязательно помойся. Я не желаю, чтобы ты перепачкала кровью все то, что я вылизала до блеска. – Она направилась к убежищу. – Пошли, Дьюк.

– Сейчас иду, мама.

Карен со злостью рубанула тушу.

– Где ты подстрелил ее? – поинтересовался Хью.

– На той стороне гряды. Я бы вернулся еще раньше.

– Что же тебя задержало?

– Да промахнулся и расщепил стрелу о валун. Охотничья лихорадка. Ведь последний раз я стрелял из лука много лет назад.

– Две стрелы и одна туша – это совсем неплохой результат. Ты сохранил наконечник?

– Конечно, а что, я похож на глупца?

– Ты-то нет, а вот из меня точно сделали дурочку, – сказала Карен. – Братишка, ведь это я навела порядок в убежище. Если мать что-то и убрала, то только за собой.

– Я знаю.

– Бьюсь об заклад: как только мать учует запах жаркого, она сразу передумает.

– Ладно, не надо об этом.

Хью отошел в сторону, сделав знак Дьюку следовать за собой.

– Я рад, что Грейс выглядит довольной и умиротворенной. Видимо, ты успокоил ее…

Дьюк смутился:

– Понимаешь, ты ведь сам говорил, что сразу лишать ее нельзя… Я дал ей совсем немного, только одну порцию, и пообещал, что разрешу выпить еще одну перед обедом.

– Кажется, этого вполне достаточно.

– Лучше бы мне пойти за ней. Ведь бутылка осталась там, внутри.

– Пожалуй.

– О, не беспокойся! Я взял с нее честное слово. Ты просто не умеешь с ней обращаться, папа.

– Это верно. Не умею.

Я вывихнула лодыжку и поэтому ходить не могу. На досуге я решила заняться дневником. Вообще-то, стенографические записи я делаю каждый вечер, но расшифрованы из них пока очень немногие.

Пишу я на чистых листах «Британники» – их в конце каждого тома по десять страниц. А всего энциклопедия насчитывает двадцать четыре тома. На каждой странице я постараюсь умещать по тысяче слов. Таким образом, у меня будет место для двухсот сорока тысяч слов – вполне достаточный объем для записи нашей истории до тех пор, пока мы сами не научимся делать бумагу, особенно потому, что рукописный вариант я подвергаю строгой цензуре.

Потому что мне некому поплакаться в жилетку, а девушке это порой так необходимо! Этот стенографический вариант – заодно и мой дневник, который никто, кроме меня, прочесть не сможет, потому что Карен действительно полный профан в стенографии (в чем она сама честно призналась).

Хотя, быть может, Джо знаком со стенографией. Ведь ее наверняка преподают в экономических колледжах. Но Джо – настоящий джентльмен и никогда не станет читать чужой дневник без разрешения. Мне нравится Джозеф. Его доброта не напускная. Я уверена, что он в душе переживает очень многое, но никогда не позволяет себе говорить об этом вслух. Его положение здесь так же ненормально, как и мое, только оно гораздо более тяжелое.

Грейс, кажется, перестала посылать его туда-сюда, что, впрочем, не мешает ей теперь гонять за каждой мелочью нас. Хью тоже отдает распоряжения, но всегда для общего блага. Да и не так уж часто он распоряжается: мы уже вжились в обстановку и погрязли в рутине. Я – фермер и решаю самостоятельно, чем заниматься. Дьюк снабжает нас мясом и помогает мне, когда не охотится. Карен в доме делает все, что считает нужным. Хью запланировал свою работу, кажется, уже столетия на два вперед. Джо ему помогает.

Грейс же своей обязанностью считает донимать всех своими капризами. Обычно мы потакаем им – так легче. Она живет по-своему, и особенностью ее образа жизни является то, что она старается причинить окружающим как можно больше беспокойства и неприятностей.

Миссис Фарнхэм уже прикончила львиную долю спиртного. Сама я к нему равнодушна и, слава богу, пока в нем не нуждаюсь. Но, находясь в приятной компании, я не прочь пропустить глоток-другой, хотя при этом меня преследует мысль, что это не мое виски, а Хьюберта.

Грейс разделалась со своей долей в три дня. Ту же участь она уготовила доле Дьюка. Как оказалось, виски ожидал скорый конец. И вот осталось только кварта бурбона, которую мы назвали «медицинской». Грейс выследила Дьюка, узнала, где он закопал ее, и извлекла бутылку. Когда Дьюк вернулся домой, он обнаружил, что мать отключилась, а бутылка валяется рядом пустая.

Следующие три дня были каким-то кошмаром. Грейс кричала. Она плакала. Она грозила покончить жизнь самоубийством. Хью и Дьюк объединились, и один из них всегда находился подле нее. Хью заработал огромный фингал под глазом, а на симпатичном лице Дьюка было полно царапин. Думаю, что им пришлось накачивать ее витамином B₁ и кормить силой.

На четвертый день она просто лежала на койке. На пятый встала и выглядела почти нормально.

Но за обедом она заявила как о чем-то общеизвестном, что русские начали войну как раз потому, что Хью построил убежище.

Она не казалась рассерженной этим, скорее, в ее словах было смирение. В конце концов миссис Фарнхэм заключила, что война скоро закончится и мы все вернемся домой.

Никто не спорил с ней. К чему? Кажется, ее помешательство безобидно. К удивлению, она наконец безропотно приступила к выполнению обязанностей повара, правда еще вопрос, лучше ли она готовит, чем Карен. Пока она больше ведет разговоры о том, какие замечательные блюда могла бы приготовить, будь у нее то-то и то-то. Карен, как и раньше, много работает и временами так злится, что кричит даже на меня, а потом ходит сама не своя.

Дьюк постоянно напоминает ей о том, что она должна быть более терпимой.

Мне не следует задевать Дьюка: возможно, он станет моим мужем. То есть я хочу сказать, кто же еще может им стать? Я нормально переношу его, но не представляю, как буду относиться к Грейс в качестве свекрови. Дьюк очень мил и всегда заботится обо мне и Карен. Поначалу он все ссорился с отцом (мне казалось это очень глупым), но теперь они уживаются более чем мирно.

Да, пожалуй, в этих краях он – завидная партия.

Что касается меня, то я совершенно не тороплюсь устраивать свою судьбу, хотя и против ничего не имею. Правда, я один раз уже обожглась… Но Хью считает, что род человеческий должен продолжаться. Что ж, вполне возможно.

(Полигамия? Я согласна! Даже если Грейс будет старшей женой. Но меня никто не спрашивает об этом. Да я и не уверена, что Грейс это понравилось бы. Мы с Хью не обсуждаем таких вещей и вообще стараемся не прикасаться друг к другу и не оставаться наедине, а я больше не строю ему глазки. Кончено.)

Вся беда в том, что, хотя мне и нравится Дьюк, между нами не вспыхивает искра. Поэтому я инертна и стараюсь избегать обстоятельств, при которых он может ущипнуть меня за задницу. Будет просто очаровательно, если я как-нибудь в одну из ночей после нашей свадьбы, будучи до предела раздраженной поведением его матери и его попустительствам ей, заявлю ему, что он и наполовину не тот мужчина, каким является его отец.

Нет, такого не должно случиться. Дьюк не заслуживает подобного обращения.

Джо? Мое восхищение им совершенно искреннее, и у него нет проблем с матерью.

Джо – первый негр, с которым мне удалось познакомиться поближе, и впечатления от этого знакомства у меня наилучшие. Он лучше меня играет в бридж, я даже подозреваю, что он вообще умнее меня. Он очень чистоплотен и никогда не появляется в убежище, не вымывшись. О, конечно, после дня тяжелой работы от него воняет как от козла. Но ведь и от Дьюка разит, а от Хью еще сильней. Я вообще не верю в эти слухи о специфическом «мускусе ниггеров».