Случилось так, что ее исчезновение превратилось в лучший ее спектакль. Арнольд Ньюман, глава «Интерконтиненталь студиос», пригласил ее в Голливуд с перспективой сыграть роль в его новом фантастическом боевике. В прошлом она была в хороших отношениях с Арнольдом. Он был тираном, но всегда оставался честен, и на «Интерконтиненталь студиос» интриги никогда не процветали.

Однако, когда Джулия объявила, что собирается уходить, оставить актерскую работу, Ньюман впал в ярость. Он не мог понять, как она — да кто угодно на ее месте — может бросить такую прибыльную профессию, и сначала понадеялся, что дело в деньгах.

Дело оказалось не в деньгах, и Арнольд потратил немыслимую энергию, выкладывая ей под занавес, какое она неблагодарное создание. Конечно, она не назвала ему истинной причины отказа от карьеры. Даже в том состоянии у нее хватило на это благоразумия.

Их скандал докатился до публики. Должно быть, из его офиса произошла утечка в прессу. Всегда найдутся люди, готовые на что угодно за несколько лишних долларов, и Джулия не сомневалась, что они получили награду за шокирующую сплетню.

Новость о том, что Арнольд Ньюман выбросил любимую актрису из своего офиса, потрясла мир кино. Джулию осаждали репортеры, желающие узнать подноготную истории. Ее апартаменты в отеле в Лос-Анджелесе превратились в тюрьму. Ей не давали покоя конкурирующие студии, и она уже отчаялась скрыться.

Единственным человеком, знавшим о ее планах, был Бенни Голдсмит. Бенни работал ее агентом более десяти лет, и, хотя ей поступали весьма соблазнительные предложения, она осталась верна человеку, ставшему ее другом. Поделившись своим секретом, она объяснила возникшую перед ней трудность. Она не может жить вместе с Куинном. Она слишком известна — скандально известна, с грустью признавала Джулия. А Куинн так молод, так раним.

Именно Бенни все организовал. Именно Бенни разобрался с ее финансами и помог скрыться от прессы. Благодаря ему она в конце концов оказалась в «Старом роме» на Сан-Хасинто с фиктивными документами о тяжкой утрате — чтобы объяснять, почему живет одна.

Когда пришла пора рожать, Джулия знала, что уже не столь узнаваема. Занимаясь несколько месяцев реставрацией виллы, она растолстела. И не только из-за ребенка, с грустью вспомнила она. Так славно не подсчитывать калории, и аппетит у нее был прекрасный.

С рождением ребенка Джулия справилась легко. К тому времени она уже переехала на виллу, а акушерка из маленькой местной больницы поселилась у нее за неделю до появления Джейка. Роды прошли без осложнений, и Джулии понравилось быть матерью. Самой кормить малыша стало для нее праздником жизни.

И она спокойно жила здесь, с болью думала Джулия, пока каким-то амбициозным телевизионщикам, жаждущим повысить свой рейтинг, не взбрела в голову идея найти ее, в чем они и преуспели. Несчастному Бенни пришлось справляться со шквалом вопросов от прессы и студий, когда она пропала из поля зрения. Его смерть стала для Джулии ужасной потерей, хотя их контакты последние годы были нечасты. Она даже представить не могла, что его смерть откроет то, что он так хорошо скрывал при жизни.

Но она не могла поступить по-другому, уверяла себя Джулия. Что бы ни говорил сейчас Куинн, она уверена, что поступила правильно. Он сам подтвердил… признался, что у него есть другая женщина. Он — наследник Кортланда, будущий лорд Мариотт. Неважно, насколько хорошо к ней относилась Изабель, она никогда бы не одобрила брак Джулии с ее сыном…

Зазвонил будильник, но Куинн уже не спал. Вытянувшись поперек постели, он нажал на кнопку звонка, затем перевернулся на спину и продолжил изучение потолка.

Он разглядывал потолок больше часа, следя за игрой отблесков уличных огней, наблюдая, как пробивается рассвет. Утро, очевидно, хмурое: солнечные лучи не освещают комнату. Лишь нарастающий гул транспорта говорит о том, что уже больше семи утра.

Пора вставать, подумал Куинн, но необходимость прожить грядущий день наполняла его отчаянием. После возвращения с Сан-Хасинто три недели назад ему приходилось бороться с ежедневной депрессией, которая охватывала его, едва он открывал глаза, и не отпускала до самого вечера. И даже тогда лишь алкоголь помогал развеять мрачное настроение. Алкоголь — его спаситель, заметил он, хотя был не настолько глуп, чтобы подчиниться его власти. И все же спиртное восстанавливало его способность к общению, утраченную после возвращения с острова.

Честно говоря, ему не следовало возвращаться. По крайней мере пока он не поговорил с Джулией еще раз. Даже если после бурной сцены на вилле он не желал видеть ее, время и остывшая голова убеждали, что он был не прав. Единственное его приобретение — неисчезающий образ в памяти. Пока он не изгонит этот призрак, нет ему покоя.

А покой он потерял уже на следующий день после того, как свалял такого дурака. Он не мог дождаться парома до Джорджтауна; не мог дождаться, когда между ними пролягут тысячи миль. Им овладела идиотская надежда, что он забудет ее, как только вернется в Лондон. Что сможет отодвинуть ее в сторону и продолжить свою жизнь как ни в чем не бывало.

Беда в том, что не так просто забыть Джулию. Десять лет назад, когда она ушла из его жизни, он был полностью раздавлен. Шесть месяцев ходил как зомби, не способный сконцентрироваться ни на чем, и меньше всего — на учебе. Он испортил отношения с преподавателями, пропускал лекции, курил «травку» и был сам не свой.

Что подумала мать — что подумали родители, — он так и не узнал. Отец, конечно, был вне себя и грозился урезать содержание. Но им было невдомек, чем вызван кризис. Они, наверное, решили, что это обычное бунтарство против авторитетов. Запоздалая попытка изменить свое мнение относительно учебы в Кембридже.

Его мать держалась с ним помягче, припомнил он. Куинн знал, что мать тревожится о нем, и отчаянно хотел успокоить ее. Но какой смысл рассказывать правду, когда Джулия приложила столько сил, чтобы скрыть ее?

Он чувствовал некоторое облегчение, выслушивая разговоры матери о Джулии. По крайней мере мог откровенно разделить ее беспокойство. И постепенно отчаяние сменилось грустью, грусть — сожалением и выздоровлением.

Знать бы, что случится потом, с горечью думал Куинн. Он даже примирился с ужасной мыслью, что она умерла. Пожалуй, это было бы для него меньшей травмой. Встреча с ней только разбередила старые раны.

О Господи…

Он со стоном поднялся с постели и в задумчивости подошел к окну. Из его квартиры в башне рядом с Рыцарским мостом открывалась величественная панорама Сити. Но сейчас он вряд ли ее замечал. Шел дождь, низкое небо соответствовало его настроению.

Что же делать?..

Он знал, что следует сделать, что следовало сделать сразу по возвращении с Карибского моря, и сохранять в тайне ее местопребывание не входило в эти планы. Надо было сказать Гектору, что он ее нашел, а не врать про больной зуб. К черту этику…

Но ему снова связывало руки собственное отношение к ней. И когда Сюзан расспрашивала о Джулии, он постарался убрать Гектора со сцены. Да, она жила там, говорил он, когда-то, но не сейчас. Та англичанка, с которой разговаривал Нэвил, сказала правду.

Это просто безумие. Зачем он защищает женщину, которая так отвратительно обошлась с ним? Что за прихоть заставляет его рисковать собственной карьерой и спокойствием? Джулия вряд ли скажет спасибо. Посчитает все это слишком патетичным. А если узнает Гектор, он вылетит с работы в один момент.

Рассказать ту же историю матери оказалось совсем непросто. Она так трогательно интересовалась привезенными новостями… Это лишний раз доказывало, что исчезновение Джулии тоже доставило ей боль, и Куинн угрызался, скрывая правду от матери.

Сюзан, напротив, оставалась индифферентна. Она никогда не находила удовольствия копаться в прошлом. Если бы Гектор согласился с ней, с горечью думал Куинн, ему не пришлось бы стать жертвой собственной лжи.