— Целуются, но и еще что-то, — с сомнением протянула Маргарет.
Наконец Эдмунд произнес то, о чем они не решались сказать вслух.
— Они спариваются, — без колебаний прошептал он. — Как овцы с баранами осенью. Я наблюдал в прошлом году. Но люди делают это не так, как животные.
Храня молчание, они простояли еще некоторое время.
— Это наша Сесиль и Генри Баттс, — со значением объявил Том, на случай если эта деталь ускользнула от внимания зрителей.
— Но ведь предполагается, что Сесиль выйдет замуж за Томаса Баттса, — сказала Маргарет. — Я слышала, как бабушка говорила об этом с мистером Баттсом.
— Может, ты не то услышала, — высказался Том.
Маргарет покачала головой.
— Нет, я уверена, что речь шла о Томасе. Он старший, поэтому я точно говорю. Бабушка не стала бы выдавать ее за младшего сына мистера Баттса.
— Тогда, возможно, Сесиль что-то перепутала, — решили они и успокоились на этом. Пара в траве приподнялась, потому что им показалось, что они услышали какой-то шум. Маленьким зрителям пришлось замереть на месте, а потом ретироваться в абсолютной тишине.
Генри Баттс сел и стряхнул опавшие листья с волос. Для юноши шестнадцати лет он был исключительно красив. Генри был на год старше Сесили, но уже танцевал, как придворный, и одевался по последней моде. Генри суждено было однажды стать очень богатым, поскольку он унаследовал состояние своей матери. Единственное, что не говорило в его пользу, — это то, что он не был старшим сыном своего отца и поместье со временем отошло бы к его брату.
— Ты слышала? — спросил он Сесиль.
Она сонно улыбнулась, лежа на подушке из травы, которую он ей устроил.
— Нет. Не волнуйся. Мы здесь в полной безопасности. Это, наверное, лошади.
— Да я беспокоюсь только из-за тебя. Если нас застукают, неприятности будут у тебя. О себе я не стал бы волноваться.
— Ничего со мной не случится. Если даже нас и найдут, им просто придется согласиться на наш брак, вот и все. Если ты боишься, что меня накажут, то напрасно. Никто меня не бьет, ни папа, ни мама. Они никого из нас никогда и пальцем не тронули. А моя гувернантка слишком стара и неуклюжа.
— Ну, а как твоя бабушка? Я слышал, она очень строгая. Она в прекрасных отношениях с моим отцом. Ты ведь знаешь, что они хотят выдать тебя замуж за Томаса.
— О, Томас! — с легким презрением в голосе произнесла Сесиль. — Кому он нужен как муж. Он же скучный, как ноябрьский день.
— Он мой брат. Он очень хороший человек, — защищаясь, произнес Генри.
— Но он и вполовину не такой красивый, как ты, — льстиво ответила Сесиль, проводя травинкой по лицу Генри. Он резко перевернулся и поймал Сесиль за руки, глядя сверху вниз на ее красивое кошачье лицо.
— Ты ведьма, — сказал он. — Наверное, ты заколдовала меня, как королева короля, чтобы заставить жениться на себе.
— Только вот я не старше тебя, да и точно не вдова, — парировала Сесиль. — Ты хотел бы на мне жениться?
— Ты ведь знаешь, что хотел бы. Но мой отец и твоя бабушка никогда этого не позволят, так что бесполезно даже думать о женитьбе.
— Кто знает, может найтись выход. А если найдется… ты ведь любишь меня, Генри?
— Да, да, и ты об этом знаешь, — горячо ответил он, склоняясь к ней для поцелуя.
Но на этот раз она капризно оттолкнула его и села.
— Нет, довольно. Время отправляться домой. Жена Нэда рожает, а я уехала. Может, у нее уже появился ребенок. Так что я должна вернуться, чтобы посмотреть…
— Твоя невестка рожает, а ты вот так взяла и уехала? — шокированный, Генри был не в силах сдержать удивления.
— О, большое дело! Кому интересны эта глупая Джакоза и ее глупый младенец? — Заметив выражение неодобрения на его лице, она поспешно добавила: — В любом случае мое присутствие бесполезно. Ей не стало бы легче. Мне бы не разрешили присутствовать при родах и не пустили бы дальше коридора. Генри, что ты так суетишься? Помоги мне встать!
Он взял ее за руку и потянул к себе. Она рванула с его головы шляпу и убежала, чтобы он погнался за ней. Генри нагнал ее возле места, где паслись их лошади, и обнял, совершенно забыв о своем недовольстве ее поведением.
— Ты ведьма, — пробормотал он, глядя ей в лицо.
Сесиль не могла назваться красавицей в классическом понимании этого слова: у нее было широковатое лицо, курносый нос, а рот слишком велик. Но все равно от ее привлекательности захватывало дух, настолько она казалась живой и милой. Тому, кто ее любил, ее лицо не могло не казаться прекрасным.
— Нет, не ведьма. Я просто одна из Морландов. И я должна отправляться немедленно домой, иначе меня выпорют.
В июле была запланирована большая церемония: тела герцога Йорка и графа Рутленда предполагалось эксгумировать в Понтерфакте и перевезти в Фазерингей для перезахоронения с почестями, подобающими отцу и брату короля. Эта обязанность была возложена на милорда Глостера, которому поручалось выступить официальным представителем двора, но в последнюю минуту король объявил, что он тоже будет присутствовать на церемонии. Очевидно, он хотел на время сбежать из Лондона, где как раз свирепствовала эпидемия оспы, которая, похоже, пока не собиралась утихать. Вполне возможно, что король желал присутствовать на церемонии перезахоронения, поскольку ожидался приезд именитых гостей, в том числе и послов многих иностранных держав.
Элеонора была приглашена на похоронную церемонию и последующее поминание, которое устраивалось в поместье Фазерингей. Ее сопровождали Эдуард и Сесилия. Лорд Ричард лично вручил ей приглашение, когда они встретились в городском холле в один из его частых приездов в Йорк.
— Насколько я понял, ожидается приезд гостей из посольства Франции, — сказал он ей. — Среди них будут Гулом Ресто и Луиде Марафи, купцы из славного города Руана, но с ними прибудет и некий купец из Амьена, чье имя выскочило у меня из головы…
— Неужели Трувиль, ваша светлость? — смеясь, спросила Элеонора.
— Вот именно. Каким-то образом ему удалось затесаться в эту компанию. Как он это сделал, ума не приложу. Не удивлюсь, если узнаю, что к этому проложил руку Эдуард. Он поразительно сентиментален. Поскольку Фазерингей находится по дороге в Йорк, то, я уверен, Трувиль будет счастлив нанести вам визит и своими глазами увидеть, кого произвела на свет его дочь.
Элеонора недовольно поморщилась, а затем сказала:
— Вы когда-нибудь видели этого Трувиля? Вы знаете его? Действительно ли невооруженным глазом видно, что он простолюдин?
— Я никогда не видел его, — извиняющимся тоном произнес Ричард, — но я слышал, что он вполне приличный человек. По крайней мере, у него репутация честного гражданина. Его ни за что не включили бы в число приглашенных, если бы его происхождение и манеры оставляли желать лучшего. Утешьтесь тем, что я приму его как гостя. Наверняка вы сможете последовать моему примеру?
Услышав это, Элеонора почувствовала себя пристыженной и тут же попросила прощения.
Кортеж покинул Понтерфакт двадцать четвертого июля, тела везли в великолепной колеснице, украшенной гербами Англии и Франции. Создавалось впечатление, что герцогу воздают почести, как королю. В колесницу впрягли шестерку вороных лошадей, украсив им гривы и покрыв богатыми попонами. Герцог Глостер следовал за катафалком, одетый в траурные одежды. Двадцать девятого июля процессия достигла поместья Фазерингей. Здесь тела были преданы земле после проведения торжественной службы, а затем в замке устроено грандиозное поминание, на котором присутствовал король.
Герцог Глостер вел себя на поминании очень сдержанно, держась несколько в стороне, так как его очень взволновала предшествующая церемония. Он хотел тихо посидеть с друзьями, но все равно нашел время приветствовать Элеонору, Эдуарда и Сесилию. Отец Джакозы был представлен семье. Ричарда немало позабавило, когда он наблюдал, как Элеонора разрывалась между желанием соблюсти приличия и явным нежеланием общаться с представленным ей гостем. Еще более забавным делал эту ситуацию тот факт, что французский у Элеоноры был намного лучше, чем у Эдуарда. Сесилия же практически им не владела, поэтому француз, естественно, обращался исключительно к Элеоноре. Тем не менее, Элеонора нашла время обсудить с членами своей семьи все последние новости из Лондона: там появилось новое изобретение господина Кокстона — печатный станок, который был установлен в Вестминстере. Говорили, что с его помощью можно изготовить столько экземпляров книги, сколько пожелаешь, и происходит это в мгновение ока. Изобретение Кокстона грозило оставить без работы тысячи писарей. Следующей темой для обсуждения стала оспа, ежедневно уносившая жизнь многих людей. Считалось, что в Англию ее завезли из Франции на каком-то торговом корабле.