— Что ж, я предлагаю пойти и посмотреть, закончила ли она, — сказала Хелен, которая предпочитала не говорить, а действовать. — А вот и Джо. Сейчас мы узнаем, где она. Джо!

Джо остановился на полпути с корзиной роз в руках. Одной из его необременительных обязанностей было срезать цветы для букета в спальню Элеоноры. Он вопросительно посмотрел на двух леди.

— Ты не знаешь, где госпожа?

— Наверное, она только что вошла в дом, мадам. Она во дворе показывала Тому, как расседлывать лошадь.

— Совершенно в матушкином духе, — засмеялась Хелен. — Мы сами найдем ее.

— Расстегни подпругу, вот так, а теперь потяни ее на себя, — наставляла внука Элеонора. — Нет, нет, пусть он сам это попробует сделать, — раздраженным тоном обратилась она к слуге, который хотел помочь малышу.

— Разве это так уж обязательно, мадам, — настаивал слуга, который не понял, что от него требуется подчиниться. — Я могу его сделать за него. Молодой хозяин…

— Оставь все, как есть, иначе я сейчас надеру тебе уши! — сердито воскликнула Элеонора, замахиваясь, так что слуга поспешно отступил. — Еще как обязательно. Что за мужчина из него вырастет, если он не будет знать, как позаботиться о собственной лошади?! И как он проконтролирует твою работу, если не будет знать, правильно ли она сделана? Все, уходи. Я сама присмотрю за лошадьми.

Слуга словно испарился в страхе перед своей недовольной хозяйкой. Хелен и раньше замечала, что ее мать в последнее время была очень резкой, — так сильно она скучала по Джону.

— А теперь, Том, сними с него седло. Позволь мне посмотреть, как ты уводишь его. Погладь его, да, да, вот так. Скажи ему, что он хороший.

— Ты хороший, Герои, — послушно произнес Том, еле дотягиваясь до загривка лошади. — Бабушка, а зачем мне знать, как все делать? Если есть слуги…

— Том, что за вопрос?! А что, если ты окажешься без слуг? Что, если тебя призовет на службу король, как твоего дядю Томаса? Ты ему ответишь, что не можешь отправиться в поход: «О, простите, я не могу быть с вами, потому что не умею седлать собственную лошадь».

— Дядя Томас был храбрым, да, бабушка?

— Да, дитя мое. Он был не только храбрым, но еще и красивым. Настоящий джентльмен.

— Но его убили, да?

— Он погиб в бою, сражаясь на стороне милорда. Томас убил человека, который смертельно ранил его господина. И погиб сам, — произнесла Элеонора, которую переполняли эмоции.

Маленький Том на секунду задумался.

— Я бы не хотел умирать, бабушка, — решил он наконец. — Ведь тогда я не смог бы ездить верхом.

— Мы все когда-нибудь умрем, дитя мое. А когда мы умрем, то должны быть готовы рассказать Создателю, что наша жизнь не прошла напрасно, что мы были храбрыми и преданными, честными и искренними с теми, кого любили, что мы действовали по заповедям Божьим и подчинялись Его воле. Нам хочется, чтобы Бог оказался доволен нами, ведь так?

Том не мог рассуждать о таких серьезных вещах, но по интонации вопроса догадался, что от него требуется, и согласно кивнул. Он все еще думал над их разговором.

— Но, бабушка, а Бог был доволен тем, как умер дядя Томас?

— Бог радуется, когда мы защищаем правду. Когда мы не нарушаем своих обязательств. Если нам приходится умирать за справедливость, то Бог любит нас еще больше.

Но Элеоноре не удалось выглядеть убедительной в глазах внука. Жизнь казалась ему наполненной такими чудесными вещами, что он совсем не хотел думать о смерти. Про себя мальчик решил, что дядя Томас сделал бы намного лучше, если бы не погиб, но Том любил бабушку и хотел угодить ей и потому вслух произнес:

— Я бы хотел быть похожим на дядю Томаса, бабушка.

Он достиг своей цели, потому что бабушка наклонилась к нему и обняла, сказав таким немного смешным и странным голосом, который означал, что она пытается не заплакать:

— Ты будешь, как он, когда вырастешь и станешь мужчиной. Да благословит тебя Бог!

Затем она выпрямилась, унося с собой сладкий запах роз, который неизменно витал вокруг нее, и сказала:

— А теперь позволь мне посмотреть, как ты снимаешь уздечку.

Они как раз закончили и поворачивали к дому, держась за руки, когда их нашли другие члены семьи. Первыми их встретили Ричард, Нэд и Сесиль, которых только что отпустил после занятий мистер Дженни. Они бежали со всех ног в надежде увидеть молодого ястреба, который принадлежал Нэду. По крайней мере, Нэд и Сесиль точно собирались это сделать, а Ричард следовал за ними, как мотылек, которого манит свет огня. Ему исполнилось десять лет, он был довольно маленьким для своего возраста и рос тихими способным к наукам мальчиком. У Ричарда была привычка вздрагивать при любом неожиданном звуке, а еще он часто витал в каких-то своих детских мечтах, вместо того чтобы заниматься уроками или играми. Он обладал очень живым воображением и уже в этом возрасте сочинял стихотворения и песни. Девочки с удовольствием слушали его рассказы перед сном — у него в запасе всегда находилась какая-нибудь увлекательная история об эльфах и других сказочных существах. Элеонора предполагала, что ее сын унаследовал этот дар от Роберта, который тоже любил поэзию и музыку. Его схожесть с отцом она усматривала и в том, что Ричарда очень привлекали сильные характеры.

Нэд в девять лет был очень крепким ребенком. Он походил на мать: такой же светловолосый, как она, такой же энергичный, необыкновенно живой и вместе с тем мягкий. Сесиль в семь лет проявляла гораздо больше капризности и своенравия, чем ее брат. Обычно автором всех вытворяемых в доме шалостей называли именно ее. Она занималась вместе с братьями, потому что Эдуард сказал, что девочка должна получать такие же знания и образование, как и мальчики. Сесилия жаловалась, что ее дочь растет неуправляемой и хитрой, как лиса, и пока не видит в ней будущую леди.

Элеонора поддержала Эдуарда, сказав:

— Впереди еще много времени, чтобы освоить манеры леди. Когда ей исполнится десять, мы начнем подыскивать для нее жениха, вот тогда и займемся этим. Выучить же латынь и греческий за несколько недель ей вряд ли удастся, поэтому пусть продолжает учебу.

Сесиль росла красавицей, похожей на мать и цветом волос, и цветом кожи, напоминавшим нежный розовый лепесток. Маргарет, которой исполнилось четыре, тоже была симпатичной, пухленькой и румяной, однако в ней пока не угадывалось поражающей глаз красоты. Том не походил ни на мать, ни на отца. Он был копией своей бабушки: высокий, темноволосый, с яркими синими глазами, волевым подбородком и чувственным ртом. Возможно, именно это очевидное сходство и заставляло Элеонору по-особому относиться к нему. С момента его рождения она связывала с ним большие надежды.

Когда дети, забрав с собой и Тома, убежали со двора, появились Хелен и Сесилия. Они решили составить компанию Элеоноре и проводить ее в дом.

— Как Том справляется с верховой ездой? — поинтересовалась Хелен.

— Отлично, — с радостью в голосе ответила Элеонора. — Он очень крепкий для своего возраста мальчик, и у него прекрасное чувство равновесия. Из него получится отличный наездник.

— Матушка, не кажется ли вам, что Герои слишком велик для него? — спросила Сесилия с тревогой. — Не лучше ли обучать мальчика на Пэчворке, ведь он не такой крупный?

Элеонора вздохнула.

— Моя дорогая, ты совершенно не представляешь, о чем говоришь. Пэчворк просто пони, к тому же тягловый. Он, наверное, такой же широкий, как кровать. Как еще ребенок может научиться держаться в седле, подобно джентльмену, если не на лошади, которая подобает джентльмену?

— Я не об этом переживаю, матушка. Я только хочу, чтобы он дожил до того времени, когда его будут величать джентльменом.

Элеонора перекрестилась.

— Не говори так. Поверь мне, Маргаритка, он в большей безопасности на хорошей скаковой лошади, чем на пони, который только и умеет, что идти, куда его поманят. Доверься мне. Я ведь воспитала восьмерых детей.

— Да, матушка, я знаю, — немедленно пошла на примирение Сесилия, видя, что Элеонора начинает хмуриться.