Как ни парадоксально, но это прозрачное и, на первый взгляд оруэлловское, общество будет обществом тотальной свободы. Ибо, когда у человека не остается никаких секретов в личной жизни, когда каждый его поступок выдает предательская электроника, когда ничего нельзя скрыть… вот тогда только и можно облегченно рассмеяться, простить все себе и окружающим и стать полностью свободным. Как бы ты ни поступил, все равно этого не скроешь, так что поступай как хочешь!

Внешние сдерживающие программы (мораль, Бог) перейдут во внутренние запреты: я не буду так поступать не потому, что это неприлично и вызовет осуждение со стороны («что люди-то скажут!»), не потому, что меня посадят в тюрьму или оштрафуют, а потому, что не хочу причинять другому человеку неудобства.

Абсолютно прозрачное общество может существовать только в условиях невероятной толерантности и тотального гуманизма, если не сказать тотального всепрощения. В таком социуме остается лишь некий минимум запретов — минимальный структурирующий скелет, сдерживающий общество от хаоса, а в остальном — максимум моральной свободы, при которой человек может делать все, что ему вздумается, без оглядок на чужие предрассудки. Но зато это будет самое гибкое, самое динамичное общество из когда-либо существовавших.

Однако каковы же эти минимальные запреты, которые являются скелетом будущего гибкого социума? От всей сегодняшней морали завтра останется одно-единственное правило: можно делать все что угодно, непосредственно не ущемляя чужих интересов. Здесь ключевое слово — «непосредственно».

Если человек расхаживает голым по улице или занимается сексом в общественном месте, то, с точки зрения современности, он аморален. А с точки зрения завтрашнего дня, аморален тот, кто пристает к нему с требованием «вести себя прилично». Голый человек непосредственно не покушается ни на чьи интересы, он просто идет по своим делам, то есть он в своем праве. Вот если бы он насильно раздевал других, то непосредственно покушался бы на их интересы. А то, что вам неприятно видеть голого человека на улице, — это проблема ваших комплексов, боритесь с ними. Он же не приказывает вам раздеться, почему же вы к нему пристаете с требованием одеться?

Нельзя непосредственно покушаться на чужие: жизнь, здоровье, имущество, свободу- вот минимум требований.

Живи как знаешь и не суйся в чужую жизнь, если не просят — вот главное правило морали завтрашнего дня. Его можно еще сформулировать так: «Нельзя решать за других. Решай за себя». Это во многом работает в самых прогрессивных странах уже сейчас. Где-то это правило крайнего индивидуализма работает больше (Нидерланды, Дания, Швеция), где-то меньше. В продвинутых странах разрешены «аморальные» браки между гомосексуалистами, легализованы проституция, курение марихуаны и пр. Там человек имеет право распоряжаться собственной жизнью как ему заблагорассудится. В этом же направлении развивается и юриспруденция. Законы дрейфуют в направлении, которое указывает тезис «нет пострадавших — нет преступления».

… Знаете, я вовсе не дурачок, я прекрасно понимаю, что, применяя хитрые теоретические рассуждения и доводя ими до абсурда этот уже реализующийся принцип взаимоотношений между взрослыми людьми, наверное, можно найти некоторое число спорных пограничных ситуаций. («А когда вам в лицо пускают дым, это непосредственное или опосредованное воздействие?»)

Я допускаю, что могут возникнуть некоторые вопросы и в отношениях государство-гражданин. («А если я превысил скорость и никого не задавил, пострадавших нет, значит, и никакого правонарушения нет?»)

Но декларируемые мною принципы — не конечная цель, а тенденция, направление движения социальной морали и юридической практики.

Юристы, читающие эту книжку, наверняка прицепятся к ключевому слову «непосредственно». Юристы вообще любят цепляться к словам, забывая о теореме Гёделя, по которой все слова все равно не могут быть определены. И всегда, стало быть, останется юридическая неопределенность, имманентно присущая языковой системе.

«А если человек идет голым по улице, нарушая общественную мораль, он непосредственно воздействует на мои глаза, а мне это не нравится!»

Очень поучительно поясняет вопрос о том, что такое непосредственно и что такое опосредованно, Николай Козлов — автор многочисленных книг по практической психологии. Козлова нынешние первокурскники психфака почитают третьим величайшим психологом мира после Фрейда и Юнга. И не без оснований. Николай Козлов создал новое течение практической психологии и целую сеть психологических клубов по всей стране. Клубы эти хорошие и правильные, о чем можно судить хотя бы по тому, что с ними активно борется русская православная церковь… Так вот, когда на практикумах Козлова спрашивают, чем непосредственное воздействие отличается от опосредованного, он отвечает детским стишком:

Люди влияют на несчастную киску? Бесспорно! Киска даже может предположить, что влияют непосредственно. Но фактически люди просто имеют свои сосиски. Просто иметь сосиски — это ведь не вмешательство в чужую личную жизнь? Так же, как…

— просто иметь имущество (или не иметь);

— просто жить (или не жить);

— просто ходить по улицам (голым или одетым).

Не суйтесь в чужую личную жизнь, господа, даже если она вам активно не нравится. И не делайте другим того, чего не желаете себе. А если вы вдруг захотите сделать что-то такое, что, по вашему мнению, улучшит жизнь человека, сначала узнайте у него, совпадают ли ваши мнения о жизни и ее улучшениях. И никогда не апеллируйте в своих рассуждениях к морали: представления о морали у каждого свои.

Желаете, можем проверить правоту моих выводов с точки зрения кибернетики, если я не до конца вас убедил. Так сказать, решение задачи другим способом… Хитрая наука кибернетика гласит, что при усложнении системы в ней растет число управляющих центров, то есть центров, принимающих решения. С этой точки зрения демократическая постиндустриальная система ведет себя совершенно классически — управляющие функции перемещаются от центра к низам. Государство все больше и больше лишается управленческих функций. Эти функции уходят от государства частным фирмам, транснациональным корпорациям, общественным организациям, обычным людям. Например, демократическое государство, в отличие, скажем, от советского, не занимается обеспечением населения продуктами питания — это дело частных фирм. Демократическое государство не занимается идеологией, это дело свободной прессы. И так далее…

Чем дальше мы будем продвигаться в будущее, тем меньше будет роль государства и больше роль гражданского общества. Меньше роль морали (общественных предрассудков) и больше роль самосознания отдельной личности. В пределе количество управляющих центров может сравняться с числом элементарных ячеек системы. В социальной системе ячейки — это люди. Максимальная самостоятельность каждого отдельного человека — вот предельная цель. Это означает в пределе крайний индивидуализм, который только может выработать в себе стадное животное без деструктивных последствий для себя (или с умеренными деструктивными последствиями). Это означает коллапс коллективизма (понятий «народ», «нация») и расширение гедонизма (желания жить со вкусом и самореализоваться)[1]. Это означает умирание общественных комплексов, сексуальной стыдливости, любых церемониалов, кроме иронических, и пр.

Станет меньше людей верующих. Потому что верующие — всегда некая общность, то есть противоположность индивидуализму. А людям сложным, непримитивным очень непросто будет договориться по догматам веры. Число микроконфессий, отколовшихся от основных конфессий, будет расти, пока не сведет классическую веру к анекдоту.