На исторической арене впервые возникает феномен совести. Это настоящая революция в сознании! Замена внешнего цензора — Бога — на внутренний самоконтроль. Происходит качественное усложнение внутреннего мира человека…»
Назаретян не упомянул Иисуса Христа в числе пророков Осевого времени по одной простой причине. Именно эту причину я и высказал главному редактору журнала «Огонек» Владимиру Чернову, когда он, человек верующий, сказал мне:
— Саша! С верующим Минкиным вы расправились блестяще. Но вот со мной вам расправиться не удалось бы! Потому что я задал бы вам простой вопрос: вот были тысячи всяких пророков, но почему-то история донесла до нас только имя Христа. Именно его имя повторяют и помнят люди. Не кажется ли вам, что это не случайно?
— Конечно, не случайно! — ответил я. — Народ любит попсу.
Дело в том, что Христос — попсовик-затейник. Один из основоположников массовой культуры — и в этом его слабость и заслуга. Христос — человек, который решил распространить учение элиты на массы. Естественно, после этого учение несколько проиграло в качестве. Но приобрело в количестве. Недаром многие исследователи называют христианство религией маргиналов. Христос ориентировался на социальные низы — мытарей, прокаженных, проституток и прочий сброд. С этой точки зрения учение Христа — деградация, спад Осевого времени. То, что раньше Сократ и прочие мудрецы предлагали избранным — элите общества, не рассматривая рабов и простолюдинов в качестве носителей мудрости, Христос распространил на широкие массы. В этом его заслуга. И его поражение. Поскольку подобное расширение социальной базы не обошлось без смысловой редукции.
В плане нравственном Христос ни в какое сравнение не идет ни с Сократом, ни с Конфуцием. Христос — это ухудшенный вариант Заратустры. Революция Осевого времени во многом была связана с отказом от антропоморфных богов. Боги перестали быть похожими на людей. Поэтому у Сократа и Конфуция вся логика — принципиально иная, не апеллирующая к Богу. Главный их постулат: мудрому не нужен закон, у него есть разум… А у Христа идет опять возврат к антропоморфному Богу-отцу, к примитивной богобоязненности. А где богобоязненность, там нет места совести. Совесть может жить только в сосуде, свободном от страха… Впрочем, это не удивительно: Христос ориентирован на примитивную личность — раба, варвара. А рабы и варвары не привыкли видеть мир без Хозяина и Отца… Они инфантильны, они примитивны.
Осевое время — примерно к середине I тысячелетия до н. э. — дало очень высокую степень веротерпимости. С появлением же христианства былая веротерпимость уходит в прошлое и начинается религиозный фанатизм. Который продолжается не одно столетие.
— Со времен палеолита, — считает Назаретян, — история не знала такого фанатизма, которое возникло с распространением христианства, ислама… И тем не менее именно Осевое время дало новые культурные регуляторы человеческой агрессии. Резко изменилась система ценностей. Достоинство завоевателя определялось уже не количеством убитых. В войне и политике появилась политическая демагогия. Первый случай политической демагогии, известный историкам, — когда царь Кир взял Вавилон и обратился к вавилонянам с манифестом, суть которого: мы пришли, чтобы освободить вас и ваших богов от вашего плохого царя. Киру разведка донесла, что у местного царя большие разногласия со жрецами. И он этим воспользовался. В психологии подобное называется техникой снятия встречной агрессии. Если сравнить это с тем, что было до того, разница очевидна: упор с количества солдат переносится на качество информации. Растет роль разведки, пропаганды… Соответственно количество жертв снижается многократно.
… Хотите вы этого или нет, господа, но развитие производственных технологий делает человечество более гуманным с каждым веком. Вам все еще кажется это наивным допущением? Возможно. Но факт остается фактом: человечество гуманно настолько, насколько может себе это позволить — по деньгам и техническим решениям. А поскольку возможности его все время растут (это и называется прогрессом), растет и «средневзвешенный» гуманизм. Если бы мы сейчас умели производить из неорганического сырья искусственное мясо, не уступающее по качеству естественному, гуманистический принцип «зверюшки тоже хотят жить» в полной мере был бы реализован цивилизацией уже сегодня. Не было бы ужасных скотобоен. Правда, и животноводческих ферм тоже… Коров, свиней, и кур не убивали бы. Правда, они бы и не жили. Что ж, гуманизм — штука обоюдоострая.
Когда-то при военных столкновениях между племенами не брали пленных. Их убивали за ненадобностью: при тогдашних технологиях пленный мог произвести не больше, чем потребить. Потом технологии изменились в лучшую сторону. И пленных стали делать рабами. Кто-то из историков верно заметил: «Человека открыли в процессе его порабощения». Это был первый шаг гуманизма. Человек приобрел хотя бы экономическую ценность и в связи с этим — право на жизнь. А дальше — больше. Ценность ремесленника уже выше стоимости крестьянина. Потому что ремесленника отдельно учить надо, это редкий товар.
Теперь такой вопрос… Количество информации, накапливаемое человечеством, удваивается каждые двадцать лет, то есть прогресс носит взрывообразный характер. Получается, что и гуманнее человечество становится буквально не по дням, а по часам? Да, витки спирали времени действительно уплотнились. Если процессы изменения общественной психологии раньше шли столетиями, то теперь эти изменения можно наблюдать «невооруженным глазом».
Вот капитан XIX века меланхолично описывает в своих дневниках, как вели себя матросы, когда обнаружили на вновь открытом острове игуан. Ящерицы были совершенно безобидны, «поэтому (! — А. Н.) матросы с помощью дубинок быстро перебили несколько сотен этих животных». Не для еды. А потому, что безобидные были… Аналогично вели себя американские колонисты, которые извели на континенте всех (!) бизонов. В XX веке подобное варварство стало уже невозможным.
Зато в середине XX века во время войны бомбежками стирали целые города с мирными жителями. Это считалось нормальным: война! Американцы в семидесятые годы спокойно применяли ковровые бомбардировки вьетнамских городов, тысячами убивая мирных граждан. Сейчас подобное представить себе невозможно. Даже после такой обиды, которая была нанесена Америке 11 сентября… В современной войне на головы мирных граждан сыплются уже не бомбы, а гуманитарные грузы (чтобы враг не оголодал), практикуются точечные удары исключительно по военным объектам. Никто не ставит себе цели намеренно убивать гражданских. А если такое и происходит случайно, стороны выражают сожаление. Прошло всего тридцать лет…
Выживание цивилизации зависит только от нас. Толерантность, господа, толерантность и еще раз толерантность!
Глава 29.
Армагеддоны
Выше я написал, что выживание цивилизации зависит только от нас. Погорячился. Опасность для цивилизации может таиться не только в нас самих. Она может быть и внешней. И что-то подсказывает мне, что для лучшего понимания мира, который нас окружает, читателю совершенно необходимо познакомиться с этими внешними опасностями. Хотя бы с их частью.
Первое, что приходит в голову человеку, когда ему говорят об опасности, грозящей нашей планетарной цивилизации, это астероиды. Таково влияние прессы и голливудского кино. Об остальных опасностях широкой публике известно гораздо меньше. Что ж, начнем с известного…
Газетчики и Голливуд ничего нового не придумали. Наша планета не раз подвергалась опустошительной астероидной бомбардировке. И не раз еще подвергнется, судя по тому, как часто это происходило раньше.
Упомяну только несколько случаев, этого хватит, чтобы составить впечатление. Итак, около двух миллиардов лет тому назад на Землю упал астероид, размеры которого сопоставимы с размерами горы Эверест. После удара образовался кратер диаметром в 140 километров, который располагается в Южной Африке. Не знаю, водят ли к этому кратеру туристов, но к знаменитому Аризонскому кратеру (США) водят. Диаметр этого кратера 1200 м, глубина 175 м. Его оставил огромный метеорит, состоящий из никелистого железа. Кратер производит сильное впечатление, особенно с воздуха. Но по сравнению с тем, что падало на Землю до него, Аризонский метеорит — просто пупсик.