– Я и сам хочу знать ответы на эти вопросы, – и добавляю, – как жажду выяснить, по чьей вине тут оказался я и вы все.

– Нет, ты что, серьезно? – недоумевает Рыжий, – Ты серьезно веришь в то, что говоришь?

– Абсолютно.

– Предположим, – говорит Клаус, не давая Семену сказать, – что все обстоит именно так, как ты нам рассказываешь. В любом случае, чтобы покинуть этот сон, нам нужно найти выход из него…

– Зачем? – в свою очередь перебивает его Рыжий.

– Что? – поворачивается к нему Клаус.

– Зачем искать выход? Можно ведь и так уйти отсюда.

– Я уже пытался, – говорю ему я, – и у меня ничего не получилось.

– Да ну.

– Ну да. И «созерцать» я также не могу. Пробуй сам.

На какое-то время разговор утихает, когда ребята прикрывают глаза, видимо, пытаясь «созерцать» или даже уйти отсюда.

– Ничего не понимаю, – Соня первой нарушает молчание, – у меня ничего не выходит.

– Как такое возможно? – не то растерянно, не то требовательно спрашивает меня Семен.

– Я не знаю, – развожу руками и обращаюсь к Клаусу, – а ты можешь «созерцать»?

– Нет, – качает он головой.

– Никогда и ни о чем подобном я раньше не слышала, – негромко произносит Соня, а у Кати предательски заблестели глаза.

– Значит так, – твердо говорю я, – давайте будем думать обо всех странностях, что с нами сейчас происходят, после того, как мы выберемся отсюда. Сейчас нам нужно искать выход из этого мира.

– Правильно, – поддержка Клауса кажется мне непривычной, – ты говорил, что помнишь, как мы сдавали этот экзамен.

– Помню. Выход из этого мира должен выглядеть, как зеленая дверь в белой стене. Она находилась в здании очень похожем на то, что стоит по ту сторону площади, – взмахом руки указываю направление, – Для того, чтобы добраться до выхода, нужно подняться на пятый этаж ратуши. Так мы ее называли.

– Твари? – бросает Семен.

– Тварей было много, но мы со всеми справились, и никто из нас не пострадал, разве что Сергей подвернул ногу, – Я молчу об исполинском монстре, который едва нас всех не достал, а Клаус так и не смог добраться до зеленой двери. Я отчаянно надеюсь на то, что мы сможем быстро найти зеленую дверь и покинуть это странное место.

– Так давайте закончим с этим, – решительно рубит воздух рукой Рыжий.

Неожиданно для себя я оказываюсь в центре внимания и понимаю, что последнее слово остается за мной.

– Нам нужен отдых, – наконец говорю я, – Десяти минут хватит. Проверьте оружие, одежду и обувь. Подкрепитесь и попейте воды – потом на это не будет времени.

Багровые небеса над головой меняют свой цвет, окрашиваясь в светло-зеленые тона. Непривычный и необычный свет придает этому негостеприимному миру новые оттенки, пугающие и зловещие.

Подчиняясь привычке, в который уже раз пытаюсь «созерцать», чтобы оглядеться, но у меня ничего не получается. Ловлю на себе изучающий взгляд Клауса, что стоит сейчас у окон, выходящих на площадь и необычный фонтан на ней. Он призывно кивает мне, и я подхожу к нему. Какое-то время мы стоим рядом друг с другом, глядя на здание по ту сторону площади. Рыжий занял позицию у противоположной стены, за которой находится внутренний двор, а Соня хлопочет с Катей.

– Странный фонтан, – Клаус первым нарушает молчание.

Я не отвечаю, глядя на него. Парень смотрит на площадь, но взгляд его затуманен, какой бывает обычно у глубоко задумавшихся людей.

– Знаешь, Оружейник, – негромко роняет он, – там, на развалинах, я едва не убил тебя.

Клаус говорит совершенно спокойно и невозмутимо, словно пересказывает сюжет прочитанной книги.

– Только один человек может называть меня так, как совсем недавно это сделал ты. И я не могу сказать, что мне не нравится это имя, – его губы раздраженно кривятся.

Я слушаю его молча, хотя, сказать по правде, хочется ответить ему что-то вроде: «Что же ты не попробовал?» Признаться, мне просто любопытно, что же он хочет мне сказать. На какой-то миг я ловлю себя на мысли, что попросту соскучился, иначе не скажешь, по общению с ним. Столько лет Клаус был для меня мертв, а сейчас он стоит рядом, только руку протяни. И еще как-то вдруг я решил для себя, что сделаю все, чтобы в этом сне, на этом экзамене, не допустить его гибели. Видимо, что-то отражается на моем лице, тень неожиданных для Клауса мыслей, потому что он говорит, похоже, совсем не то, что хотел:

– Ты изменился, Максим. Очень. Я говорю сейчас с тобой и не чувствую от тебя никакой угрозы, как это бывает обычно. И в тебе нет злости.

– Не переживай по этому поводу, – отвечаю я сухо, – Угрозы ты не чувствуешь, но это значит, что я ее не демонстрирую.

– Нет, – перебивает он, – я знаю, о чем говорю.

В ответ я лишь пожимаю плечами, оставляя за Клаусом право думать, как ему хочется. Конечно, никакой злости я к нему не испытываю, но это вовсе не значит, что с ним следует вести себя, как с другом. Все еще неясно. Да и то, что он не чувствует от меня угрозы – хорошо. Тем неожиданнее для него будет кара в том случае, если Клаус, или то, что скрывается под его обликом, только даст повод для этого. А он смотрит на меня с каким-то непонятным выражением. Черт бы его побрал с этой невозмутимостью! Я уже и забыл, как трудно «читать» его.

– Ты же ведь знаешь, почему у меня нет блока памяти, и я все помню? – на миг маска невозмутимости слетает с его лица, являя жадный интерес, – Не так ли?

– Возможно, – отвечаю я.

– Ты можешь поделиться со мной своими мыслями?

Нет никакого желания рассказывать Клаусу о том, что он мертв. Я просто не знаю, как он среагирует на это известие.

– Давай сделаем так, – предлагаю, – Я расскажу тебе все, что ты захочешь знать, но только тогда, когда мы найдем точку выхода, не раньше.

– Я понимаю смысл твоего предложения, – не сразу отвечает он, – и соглашаюсь с твоим условием: как только мы найдем зеленую дверь, ты ответишь на все мои вопросы.

Фонтан на площади поражает своей неестественной, чужеродной и стерильной белизной, но пытаться разведать и проверить его нет никакого желания. Хочется только одного – поскорее выбраться из этого странного сна и сделать это по возможности без потерь: быстро и как можно тише. Низкие и словно раздувшиеся тучи, вскипая и пучась, стремительно текут по небу. Беззвучные вспышки где-то в самом их сердце вспыхивают часто и густо. Светло-зеленый свет, что исходит от них, придает окружающему пейзажу еще более неестественный вид, чем это вообще возможно. Тишину этого мертвого мира нарушают лишь шорох оберток из-под шоколадных батончиков, что едят ребята, и их негромкие голоса.

Нельзя забывать, что где-то здесь присутствует еще и огромный змей, чьего внимания совсем не хочется привлекать – уж слишком он кажется неуязвимым, а заниматься организацией грамотной засады на него и вовсе не хочется. К слову, немного странно, что он не появился, привлеченный звуками боя. От воспоминаний об исполинском монстре сразу становится тревожно и неуютно. А ведь мы даже не сменили позицию по окончании боя! Я отваливаюсь от стены, собираясь поторопить друзей и как можно быстрее двинуться дальше, но в этот момент Клаус, не сводящий с меня своих светло-серых глаз, вдруг резко вскидывает руку и хватает меня за предплечье. Не обращая внимания на пистолет, упершийся ему в грудь, он тихо, едва слышно, но с напором произносит:

– Ментальный блок – это плохо. Невозможность что-либо вспомнить – хуже. Но еще хуже знать, что ты можешь оказаться вовсе не собой, а черте чем: плодом чьей-то фантазии, вымыслом, миражом с еще какой-нибудь гадостью в виде заложенной программой действия на случай… на какой-то определенный случай.

Я убираю пистолет и прячу его в кобуру на бедре. Голос Клауса, несмотря на его тихий тон, звучит горько и одновременно предостерегающе. Признаться, никогда раньше я не сталкивался с созданиями, так похожими на людей, как Клаус, и способными плести. На это способны лишь Стражи. Он Страж? Если да, то чей?

– Угрюмый, – он запинается на полуслове, – Сергей жаловался мне на сильные головные боли.