Оглядываюсь на баюкающую свою руку Катю.

– Помоги ей, – указываю на нее Соне. Ничего не ответив, девушка, пригибаясь, смещается к ней.

А Сергей плох. Плох настолько, что в пору опасаться за его жизнь. Хорошо, что он без сознания и не чувствует боли. Ножом разрезаю штанину выше того места, где обильно кровоточит на ноге рана. Бросаю короткий взгляд на лицо друга, оно очень бледное и покрыто испариной выступающего пота. Ткань брюк поддается сразу, и моим глазам предстает страшная рваная рана. Будто некий зверь попытался откусить ногу Сергею, и, если бы не кость, ему бы это, наверняка, удалось. Это становится видно, когда я промываю его рану водой из бутылки. Угрюмому срочно нужно покидать этот сон, иначе он просто умрет от потери крови. Тугим жгутом я перетягиваю ему бедро, останавливая кровь. Зубами разрываю бумажный пакет в руках и щедро обрабатываю рану антисептиком. Аккуратно накладываю на нее повязку с серебряным покрытием и, снова помогая зубами, перевязываю ногу бинтом. Пластиковый шприц с обезболивающим появляется в моей ладони, и я делаю укол. Проверяю пульс. Он очень слабый и прощупывается не сразу. Плохо. Сергею нужно уходить, иначе он не проживет и часа. Он без сознания, и, естественно, не сможет сам покинуть сон, поэтому эту задачу возьму на себя я. Выбить из сна человека не сложно, как впрочем, и Плетущего, тем более что сейчас для этого соблюдены все условия: он рядом и не пытается сопротивляться. Шум, стоящий вокруг, мешает, но не настолько, чтобы я не смог сосредоточиться нужным образом и выполнить задуманное. Закрываю глаза, настраиваясь на особое зрение, и едва не взвываю от собственного бессилия: я не могу «созерцать», а иначе ничего не получится – я должен «видеть» Плетущего. Я пытаюсь снова и снова, но у меня так ничего и не получается. Распахиваю глаза и оглядываюсь. Если у меня ничего не выходит, может быть, получится у кого-нибудь из ребят? Соня заканчивает обматывать Кате бинтом руку с прилаженной к ней шиной. Почувствовав мой взгляд, она оборачивается, и я одобрительно киваю, а потом жестом зову ее. Девушка согласно моргает и возвращается к своей работе. Катя старается не смотреть на меня, но сейчас это неважно. Все разговоры после. Совершенно неожиданно Угрюмый вдруг приходит в себя и хватает меня за руку, глядя своими светло-карими глазами с узившимися почти в точку от действия обезболивающего зрачками. Видя, что он хочет что-то сказать, нагибаюсь к самому лицу друга.

– Сволочь, – он еле шепчет. – Гад… Из-за тебя… Чтоб тебя твари сожрали…

Я смотрю на Сергея, но он уже снова отключился. Бледное лицо, покрытое бисеринками пота.

Стараюсь выровнять внезапно сбившееся дыхание. Поднимаюсь на ноги и, пытаясь отвлечься от обидных мыслей, мысленно охватываю окружающее. Семен скоро достреляет свою ленту, и его нужно будет прикрыть. Клаус ведет огонь короткими очередями. Катя сидит на земле и качает свою руку. Соня, наконец, заканчивает с ней и, не вставая в полный рост, в несколько шагов оказывается рядом со мной и Угрюмым. Так ли он неправ, обвиняя меня в том, что с ним случилось? А что вообще с ним случилось? Сейчас это не так важно. Важно только то, что он сейчас на грани, и если не заставить его покинуть этот сон, парень умрет.

– Попробуй выбить Сергея из сна! – перекрикивая грохот выстрелов, отвечаю Соне на ее вопросительный взгляд. Несколько секунд она осмысливает услышанное, потом оглядывает бессознательное тело, проверяет пульс, снова глядит на меня и согласно кивает.

– Перезарядка! – это Рыжий.

– Помоги Соне! – кричу ему в ухо, занимая позицию у окна. Не говоря ни слова, Семен вяло кивает и отходит к девушке. Передергиваю затвор своего пулемета и жму на спуск. Оружие вздрагивает в руках, выплевывая во врага свинцовую смерть. Спустя десяток секунд замолкает пулемет Клауса, и я какое-то время контролирую и его зону ответственности, прежде чем он снова не вступает в бой. Еще несколько раз я меняю пулеметы, когда в коробах заканчиваются патроны. Лишь единожды я бросил взгляд на Соню и Рыжего, склонившихся над Угрюмым, который так никуда и не исчез. Это означает только то, что я не единственный из нас, у кого возникли серьезные сложности со своими умениями и возможностями. Ни Соня, ни Семен не могут выкинуть из сна Сергея. Я еще успел увидеть, как к ним подползла Катя, но ничего не поменялось. Угрюмый так и сидит на земле, и никуда он не исчез.

Схватка длится еще минут пять, а может и чуть дольше. За время боя я дважды сменил позицию, спасаясь от окутывающего меня облака порохового дыма. Так и не сумев преодолеть открытое пространство внутреннего двора, монстры погибают все до единого. Исчезают последние убитые нами с Клаусом твари, и уже более ничто не напоминает о стычке. Мне кажется или кто-то позвал меня по имени? В ушах все еще гремят пулеметные выстрелы, и я не могу сказать точно, поэтому поворачиваю голову, шаря взглядом по сторонам. Семен сидит на земле спиной ко мне. Он склонился над Сергеем, который уже не сидит, а лежит во весь рост на земле, потом вдруг резко отпрядает от него и начинает ритмично двигаться вверх-вниз несколько раз подряд. Затем снова склоняется над раненным.

– Максим! – оказывается, меня зовет Соня. Слезы стоят в ее больших испуганных глазах.

Рыжий продолжает делать искусственное дыхание и массаж сердца Сергею, когда я оказываюсь рядом с ними. Крепко сжатые губы, и взгляд, полный страха, брошенный Катей. Но боится она вовсе не меня. Бледная кожа и посиневшие губы приоткрытого рта на лице Угрюмого.

– Дыши! Ну же! Дыши давай! – восклицает Семен и бьет по груди друга кулаком туда, где уже не бьется его сердце. – Не вздумай умирать!

Соня беспомощно смотрит на меня, и по ее грязному лицу скатываются прозрачные слезы, оставляя на коже отчетливые дорожки. А потом, когда Рыжий в очередной раз пытается вдохнуть воздух в грудь погибшего, он просто исчезает, тает в воздухе, истончаясь в линиях и растворяясь в объеме. Семен едва не падает лицом в землю, но в последний момент успевает подставить ладони. Наверное, втайне я ожидал нечто подобное, поэтому не слишком удивляюсь произошедшему. А вот шок, который читается в глазах остальных, передать словами очень сложно. От изумления ребята потеряли дар речи, и целую минуту ничто, кроме ветра, не нарушает воцарившуюся тишину.

– Но как…? – Рыжий первым приходит в себя. – Почему Серега исчез?

Его вопрос, полный удивленного недоумения, повисает в воздухе, оставшись без ответа. А почему не удивлен случившемуся я? Может быть, потому что я точно помню, что во время сдачи того экзамена, что был пятнадцать лет назад, Сергей не погиб? Я знаю, кто тогда погиб, и это был вовсе не Угрюмый. Холодный циник во мне в раздражении передергивает плечами от самой ситуации, в которую я попал. Место, в котором я невольно оказался, невероятно сильно напоминает сон-экзамен. Друзья, что меня окружают, действительно выглядят, семнадцатилетними подростками, пусть физически и очень развитыми. Единственное, что выбивается из общей картины – это присутствие Клауса, который, впрочем, как и остальные, вероятней всего не является человеком. А почему я так в этом уверен? Ведь будь люди вокруг меня тварями, что после смерти исчезают, они бы не смогли «воссоздать» оружие. Нет, нет, они не могут быть созданиями. С другой стороны, я не заметил, чтобы Сергей стрелял. Он уже был ранен, когда я увидел его. И что это значит? Что только Угрюмый не был человеком? А остальные?

– Почему вы не выбили его из сна? – спрашиваю я Рыжего.

– Я не смог, – он отвечает не сразу.

– И я, – вторит ему Соня.

– Почему? – уточняю.

– У меня не получилось «созерцать», – угрюмо роняет Семен, а девушка кивает в такт его словам.

– Катя, – поворачиваю к ней лицо, – ты можешь «созерцать»?

Она глядит на меня исподлобья несколько секунд, потом, ничего не сказав, прикрывает глаза и на какое-то время замирает неподвижно. Наконец, она поднимает голову, и я вижу великое смятение в ее взгляде.