«Ей нравилось делать мне подарки, и она не скупилась на них. То она присылала ко мне какого-нибудь модельера, чтобы подобрать для меня коллекцию одежды, то иногда сама выбирала для меня и себя наряды, а иногда доверяла это дело мне. Она купила мне несколько прекрасных вещей — роскошных шифоновых платьев».

Когда Бертоны отдыхали на своей яхте в Монте-Карло, Бет Уайлдинг произвела на свет девочку, которую назвали Лейла. Они тотчас вылетели к ней в Лондон. Элизабет прибыла в аэропорт в белых кружевных шортах, открытой кружевной маечке и белых сапогах до колен на шнуровке. В ушах у нее болтались громадные круглые серьги, разумеется, золотые.

«Я так взволнована, — заявила она репортерам. — Я до сих пор не могу в это поверить — это тот самый ребенок, которого так недостает нам с Ричардом».

«Верно, — подтвердил Бертон. — Мы уже давно подумывали о том, чтобы усыновить еще кого-то».

«Эй, Лиз, — крикнул кто-то из репортеров. — Ну и как чувствовать себя бабушкой?»

«Вы знаете, почему-то все думают, что это должно меня пугать. Глупости. Уж если быть до конца честной, было куда страшнее, когда мне исполнилось тридцать, чем сейчас, когда я стала бабушкой».

На следующий день газеты уже кричали, что тридцатидевятилетняя красавица — самая потрясающая бабушка в мире. Однако в глубине души Элизабет считала себя скорее матерью девочки, чем бабушкой.

«Элизабет была ужасно счастлива, когда родилась Лейла, — вспоминала Бет Уайлдинг. — Она покупала малышке одежду от Диора и любила брать ее с собой. Тогда она могла возиться с Лейлой до бесконечности».

Чтобы не расставаться с малышкой, Элизабет настояла, чтобы Майк Уайлдинг-младший получил в ее фирме «Зи энд Ко» место ассистента фотографа. Однако тот не любил рано вставать, чтобы вовремя успеть на работу, и поэтому скоро бросил это занятие. Тем не менее, Элизабет продолжала материально поддерживать его семью. А вот людей, которых он приводил домой с улицы, содержать отказалась. Майк решил оставить свой лондонский дом, стоивший 70 тысяч долларов, мечтая основать «коммуну» в скалистых горах Западного Уэльса.

«Я не хочу жить так, как живет моя мать, — объявил он. — Для меня, как, наверное, и для других людей, это кажется чем-то фантастическим. Мне просто по фигу все эти бриллианты и прочая дребедень. По-моему, я всегда в душе восставал против всего этого».

Элизабет умоляла его одуматься, однако сын даже не желал ее слушать. Забрав жену, ребенка, три матраса, цветной телевизор и на 40 тысяч долларов электронного оборудования, включая колонки, ударную установку и гитары, он удалился в Интервуд, глухую деревушку в горах Уэльса.

Ричард Бертон со злостью воспринял тот факт, что пасынок бросил Лондон ради убогого существования в Уэльсе.

«Я изо всех сил выбивался в люди, а этого парня потянуло назад в дерьмо, — заявил он. — Я стараюсь не вмешиваться и все равно никак не могу успокоиться. Подумать только, чего мне стоило выбраться оттуда!»

Обязанности Бет Уайлдинг в коммуне включали стряпню и уборку за шестерыми плюс заботу о собственном ребенке. Через пару месяцев она оставила Майкла одного, а сама переселилась с Лейлой к Бертонам в отель «Дорчестер».

«У меня там была спальня — наверно, комната Лизы или Марии, — рассказывала она, — в какой-то момент Элизабет подыскала для меня работу в Италии в качестве ассистентки фотографа, а сама на время забрала Лейлу с собой в Швейцарию».

Однако Бет Уайлдинг скоро потеряла работу у фотографа, отчего почувствовала себя еще более несчастной. Юный супруг ее отверг, а царский образ жизни Бертонов и та властность, с какой ее свекровь относилась к малышке, ее просто пугали, запуганная и одинокая, она возвратилась к себе домой в Портленд, штат Орегон, где и подала на развод. На этом этапе Элизабет прекратила всякую материальную помощь, потребовав также, чтобы Бет регулярно привозила к ней малышку, например в те дни, когда вся семья собиралась вместе.

«Я пыталась начать для себя в Орегоне новую жизнь, и поэтому мне не хотелось мотаться туда-сюда, и я ответила отказом. Элизабет осыпала меня проклятиями. Она орала на меня: «Бет, никто не имеет права приказывать мне, когда я могу увидеть собственную внучку!» Но когда ей стало ясно, что я от своего не отступлюсь, что я и не собираюсь менять свое решение — она выпалила: «Тогда не жди от меня никакой помощи».

«Элизабет — очень властная и привыкла, чтобы все было так, как ей того хочется, — вспоминает бывшая невестка кинозвезды. — А уж если ей чего захочется, она добьется этого обязательно. Лейла была для нее чем-то вроде игрушки, и ей не хотелось с ней расставаться. Не думаю, чтобы ей кто-то когда-либо осмеливался перечить. И когда я сказала ей: «Нет, ребенка я вам не отдам. Лейла останется со мной, она единственное, что у меня есть», Элизабет действительно огорчилась. Ей хотелось, чтобы Лейла оставалась при ней, чтобы в любой момент она могла сказать; «Я хочу, чтобы эту неделю девочка была со мной». Но я не желала расставаться с дочерью».

Несмотря на свою бедность, Бет Уайлдинг не хотела, чтобы ее дочь получила то же воспитание, что и ее отец.

«Вряд ли ей пойдет на пользу, если она будет окружена вещами, но не будет знать, что такое настоящая семья, — заявила она. — Элизабет отсутствовала так часто, что вместо матери рядом с Майклом всегда была или няня, или секретарша, или шофер. Он в пятнадцать лет бросил школу и жил на то, что давала ему Элизабет».

Определив остальных детей в интернаты, Элизабет провела следующие два года, сопровождая Ричарда с одной съемочной площадки на другую. Она оставалась с ним рядом во время съемок «Сутьески» и «Убийства Троцкого», переезжая из одного гостиничного люкса в другой. В январе 1972 года Бертоны расположились в президентском люксе отеля «Интерконтиненталь» в Будапеште, где Ричард начал работу в «Синей бороде» со своими восемью прекрасными партнершами, такими как РэкелУэлч, Вирна Лизи, Натали Делон, Джои Хезертон. Элизабет каждый день сопровождала мужа на съемочную площадку. В свободное время она составляла планы трех отдельных приемов в честь своего сорокалетия.

«Будапешт не видел ничего подобного со времен последней гулянки императора Франца Иосифа, устроенной накануне Первой мировой войны, — рассказывает режиссер фильма «Синяя борода» Эдвард Дмитрык. — Это наделало больше шуму, чем революция 1956 года».

Пролетарская атмосфера коммунистической Венгрии вряд ли отвечала взглядам Элизабет. Вот почему она была вынуждена позвонить дизайнеру Ларри Барчеру, оформлявшему парижский бутик Викки Тиль.

«Я был готов прыгать от радости, когда она позвонила мне в Париж, — вспоминал он. — В то время я сидел без гроша, и хотя Элизабет в конечном итоге так и не заплатила мне за работу, впоследствии она подарила мне симпатичную безделушку — медальон за две с половиной тысячи долларов. Все мои разъезды оплачивались, меня возили на лимузинах, и я тотчас стал чем-то вроде члена их семьи. Я закупил в Париже три тысячи золотых шаров, и к тому же имел доступ буквально ко всему на студии».

Элизабет отправила по всему миру двести поздравительных телеграмм, в которых, в частности, говорилось: «Мы были бы рады принять вас 26 — 27 февраля в Будапеште в качестве нашего гостя для празднования моего сорокового дня рождения тчк Отель очень даже Хилтон но есть и куда пойти повеселиться тчк На субботу наденьте темные брюки для посещения какого-нибудь темного погребка и что-нибудь веселое и симпатичное в воскресенье тчк Темные очки для похмелья между первым и вторым тчк Огромный привет Элизабет и Ричард тчк P. S. Желательно как можно скорее дать нам ответ в отель «Интерконтиненталь», Будапешт, чтобы мне знать заранее, сколько заказывать номеров».

«После того, как телеграммы были отосланы, Ричард захотел вдогонку отправить еще одну, со словами «Никаких подарков», — вспоминал дизайнер. — По его мнению, со стороны Элизабет было бы некрасиво устраивать для себя торжество и при этом требовать подарков».

«Но ведь я пригласила ювелира Джанни Булгари», — стонала Элизабет.