И кто-то словно ему в ухо шепнул:
— В Дальний Лес!
Он возьми и повтори:
— В Дальний Лес!
Ох, что началось! Такой поднялся хохот, будто ребята в цирк попали. Витька Збых подошел и говорит:
— Слабо! Из всех наших ребят только я бывал в Дальнем Лесу. А куда тебе со мной тягаться, малявка!
Ух, как заело Ванечку такое небрежение!
— Докажу, — кричит. — Докажу!..
— У тебя до Ближнего Леса и то смелости не хватит, — сплюнул сквозь зубы Витька Збых.
— Увидите… Увидите! — готов заплакать Ванечка. Только слезами ничего не докажешь. Вырвался Ванечка из ребячьего круга и бежать. А мальчишки ему вслед:
— Шишку принеси в доказательство. Настоящую, еловую… Иначе не поверим!
Ну и не верьте! Не верьте! Вот зайдет он в Дальний Лес и заблудится назло всем. И пропадет пропадом. Ванечка представил, как горюют о нем все мальчишки, как Витька Збых, утирая слезы, говорит:
— Толковый был парень. Что надо парень. А мы его не ценили. Никогда больше не будет у меня такого замечательного друга.
А Ленка… Ага! Вот кому придется хуже всех — этой Леночке-командирше!
От таких мыслей Ванечка даже развеселился. Прутик нашел: ра-аз! — слетела головка ромашки, два! — повис срубленный стебелек белоголовника. Все бы ничего — только есть сильно хочется. Так и сосет и сосет под ложечкой. А все из-за этой противной Ленки! Испортила аппетит, и вот изволь тащись в дальнюю дорогу на голодный желудок.
И уж забыл Ванечка про то, что решил он заблудиться и пропасть. Да и стоит ли идти на такие жертвы? Главное — доказать. А доказать он им и так докажет. Это что, шуточки? Взял и сбегал в Дальний Лес запросто, будто на соседнюю улицу. Захотел и сбегал. Вот какой он сильный и отважный! Ага! Шишку им надо! Без шишки они не поверят! Подумаешь, шишка! Невидаль какая! Будет им шишка, самая лучшая на весь лес!
Бежит Ванечка вприпрыжку — торопится. Вернуться ведь надо к обеду. Сам присвистывает для собственного удовольствия. Но что это? Сзади кто-то тоже присвистывает. Обернулся — ни души. А кругом вдруг так тихо сделалось, что в ушах заныло. Кузнечики пропали, птицы молчат. Шелеста травы не слышно. Будто надели на Ванечку стеклянный колпак. Испугался мальчишка и бежать. Надо бы к дому, а его будто нарочно к Дальнему Лесу гонят. Бежал, пока в груди не закололо.
Остановился. Чудеса! Вокруг опять все так, как и должно быть. Кузнечики стараются — только треск стоит. Птицы заливаются на все голоса. По траве тихое шуршание от ветерка.
Осмотрелся Ванечка. Вот это да! Уже и Ближний Лесок позади. Он и не заметил, как мимо промчался. А Дальний Лес будто сам выдвинулся ему навстречу. Вот он совсем рядом. Уже различает Ванечка толстые замшелые стволы. Над ними сплошная темно-зеленая крыша с островерхими башенками. В глубине за стволами — густая плотная темнота.
Оторопь взяла мальчишку. Похоже, тут вообще никогда не ступала нога человека.
«Не ступала — так ступит!» — решает Ванечка. И это будет его, Ванечкина, нога.
В лесу оказалось совсем не так страшно, как представлялось. Даже наоборот. Подумаешь, елки! Такие же, правда, поменьше, мама покупает к Новому году, а они с Ленкой украшают блестящими шарами и звездами. И пахнет здесь так же, как дома на Новый год.
Ну вот! Вспомнил про маму, и внутри как-то нехорошо стало: замулило, как в глазу, когда в него попадет соринка. Конечно, он не виноват — его довели, но все-таки получилось, что он без спроса убежал в Дальний Лес.
Ну ничего — сейчас он быстрехонько разыщет шишку и сразу же вернется домой.
Вот шишки только как назло попадаются незавидные — маленькие или поклеванные птицами. Принеси такую — Витька Збых непременно усмехнется и скажет:
— Не ходил ты ни в какой Дальний Лес. Подобрал на дороге завалящую.
Бегает Ванечка от дерева к дереву, а все без толку. Ну вот, кажется, наконец, нашлась подходящая. Ничего не скажешь, ловкая шишечка! На ракету похожа, крепкая, зеленая еще, и капелька смолы застыла на макушечке.
Теперь можно и домой.
Есть уже не хочется — перетерпел. Но во рту так горячо и сухо, как будто он сжевал коробок спичек. Газировочки бы сейчас, холодной, сладкой, колючей. Или водицы родниковой, как у бабушки в деревне.
Подумал так Ванечка — слышит: журчит. Ну да! Совершенно отчетливо слышно веселое вкрадчивое журчание. И близко — за этой большущей елью.
«Солнце высоко — колодец далеко. Жар донимает, пот выступает… Стоит козье копытце, полно водицы…»
Откуда это? А-а! Из той самой сказки, что вчера не успела рассказать мама.
«— Не пей, Иванушка! Козленочком станешь…»
Кто это сказал? Голос как будто бы Ленкин… Но откуда здесь Ленка? И почему копытце? Он из ручейка напьется. Вот он, ручеек, совсем рядом журчит.
Полез Ванечка за елку, а ручеек в другой стороне отзывается. Кинулся туда — ни звука. Нет, опять вроде зазвенело. Дразнит кто-то Ванечку, заманивает. Скорее бы унести ноги! А куда их унесешь? Деревья кругом все одинаковые — лес и лес, и не понять, где глубь, а где опушка. Заметался Ванечка — нет выхода! Бросился на землю и заревел в отчаянии:
— Я так не буду-у-у!
Но никто не торопится на помощь Ванечке. Одни деревья кругом, насупились, молчат. Вот ведь какие недобрые! Тут человек пропадает, а им хоть бы что.
Чудится Ванечке: затаилось рядом живое, непонятное. Слышит он шепоток и смех чей-то. Совсем потерял голову от страха:
— Ма-ама-а-а!
— Ну чего орешь, как чокнутый?
Поднял Ванечка глаза, видит — ребятишки. Двое мальчишек и две девчонки. Стоят, смотрят на него, усмехаются. Мальчишки в заношенных спортивных костюмах. На девчонках платьица блеклого серого цвета. Вполне обычные ребятишки. Одно удивительно — у мальчишек уши мохнатенькие, торчком стоят. У каждой девчонки рот до ушей, хоть завязочки пришивай. Смешные, а все-таки люди…
Глядит на них Ванечка, смутно припоминает: уж не видал ли он их когда-нибудь? Что-то больно знакомое есть в уродцах. Во сне, что ли, когда снились?
Мальчишки переглянулись, губы надули, набычились:
— Не буду я так! Не хочу! Не буду!
А девчонки вдруг как завопят, будто их на части режут:
— А-а-а! Мне — так нельзя! А вам так все можно!..
Повалились навзничь, руками машут, ногами дрыгают — смотреть противно.
— Ах, вот вы как? Вы дразниться? Ну, ладно!
А те и ухом не ведут:
— Не хочу! Не буду!
— А-а-а-а!
Не на шутку рассердился Ванечка:
— Ка-ак дам, так уши отклеются!
Хохочут мальчишки — за животы держатся.
— Ка-ак дам, так землю забодаете!
Но эти жуткие угрозы ничуть не испугали уродцев. Наоборот, они прямо-таки наслаждаются Ванечкиной злостью.
— Ай-яй-яй, Ванечка, — говорит наконец один уродец. — Старых приятелей не узнал. Мы тебя еще во-от такусеньким помним. И росли мы вместе с тобой. Ты был маленький — и мы были маленькие. Ты подрос — и мы подросли.
— Ну как? Теперь узнаешь? — мальчишки вплотную придвинулись к Ванечке. — Мы Братцы-Упрямцы. Из твоего упрямства зародились. Вот кто мы!
— А мы Сестрицы-Капризицы… Сестрицы-Капризицы, — растянули в улыбке лягушачьи рты девчонки. — Твои капризы — вот кто мы!
У Ванечки от удивления глаза на лоб. Как же так? Капризицы? Упрямцы? Ну покапризничал, поупрямничал — и все прошло. Это же просто так, ничто — одни настроения. А они, эти… живые!
— Мы живые! Мы живые! — радуются уродцы. — Мы твои упрямки! Мы твои капризки!
— Долго мы у тебя в шкафу жили, — говорит уродец. — Этот скверный Серафим шагу шагнуть не давал. Трудная была у нас жизнь. Дорого ты нам достался, Ванечка. А теперь ты наш!
— Я не ваш! Я свой — и все тут!
Опять хохочут уродцы. Отсмеялись, командуют:
— Пошли!
— Не пойду.
— Что-о? Никак ты упрямишься?
— Я домой хочу!
— Ага! — закричали Капризицы. — Ты, кажется, капризничаешь?
