«Джеки очень много занималась детским садом, – вспоминала Сьюзан Уилсон. – Не просто поручила кому-то все организовать и поставила во главе двух хороших специалистов, нет, она постоянно думала, как сделать обучение эффективнее и чем дополнить расписание… Когда в Белый дом приезжали гости или вертолет садился на Южной лужайке, дети спускались вниз посмотреть на важную персону… Помню, однажды прибыла делегация индейцев в национальных костюмах, и Джеки пригласила их зайти к детям…»
Дети всегда первым делом шли к родителям, когда те находились в Белом доме. Когда Джон подрос, они оба забегали в комнату к отцу, пока тот завтракал. Потом Каролина с ланчем в коричневом бумажном пакете шла с ним в его кабинет, а оттуда поднималась на лифте в класс. В минуты затишья у себя в кабинете президент, услышав гомон детей, играющих на лужайке, хлопал в ладоши, и они прибегали за конфетами, запас которых он всегда держал в столе. По вечерам Джон и Каролина плавали с отцом в бассейне Белого дома; маленький Джон только учился плавать, а Каролина, по словам няни, плавала просто замечательно. Отец «очень гордился, когда дочка получала призы за плавание, особенно если она побеждала ребят постарше, а такое случалось часто…» Джеки нередко обедала с детьми, а если ей и Джону выпадал спокойный вечер, семья ужинала сообща. Джеки всегда отводила для общения с детьми целый час в своем расписании, с половины седьмого, а Джон обязательно забегал проведать их, пусть и ненадолго. Мод Шоу вспоминала: «Он всегда находил время зайти к детям и пожелать им доброй ночи, а если получалось, и послушать их молитвы. Ни одного вечера не пропускал».
Для Джеки столь же священным было время «послеобеденного сна», когда Джон, поплавав в бассейне, в половине второго поднимался к себе отдохнуть. Уэст писал: «Миссис Кеннеди бросала все дела и присоединялась к мужу». Двери спальни закрывались, телефоны умолкали. Муж принадлежал только Джеки, но по мере того, как она все меньше времени проводила в Белом доме, возможность побыть наедине выпадала все реже.
Джеки реформировала приемы в Белом доме, сократив до минимума официальные обеды времен Эйзенхауэра, теперь их устраивали только в честь глав государств и важных зарубежных гостей. Вместо огромного стола в форме буквы «Е» расставили круглые столики под скатертями из органди, с красивой сервировкой – позолоченное столовое серебро, букеты в серебряных корзинках и простые бокалы, которые специально заказывали в Западной Виргинии (Джеки не забыла ту поездку и в интересах Западной Виргинии отказалась получать бесплатно столовое стекло от крупного производителя с Восточного побережья). Дресс-код стал проще, и вместо помпезной церемонности теперь на приемах царили неформальная атмосфера и – продуманная – непосредственность. В итоге чопорные официальные приемы приобрели блеск и живость, как, например, обед на открытом воздухе, который устроили 11 июля 1961 года в честь пакистанского президента Айюб Хана в Маунт-Верноне, давнем поместье Джорджа Вашингтона, романтически расположенном на берегу Потомака.
Джеки увлекла идея устроить летний прием в доме отца-основателя. Она провела разведку и обнаружила ряд трудностей, казалось бы непреодолимых. Дом был в течение дня открыт для публики, однако со времен скромного завтрака в честь румынской королевы Марии в 1926 году никаких официальных приемов там не проходило. Кухня и туалет оставляли желать лучшего; электричество и холодильник фактически отсутствовали. Сотрудники Белого дома уже хотели отказаться от этой идеи, но, как отметила в своих записках Тиш Болдридж, «взглянув на оживленное лицо Джеки, я поняла: мы обречены…» Еду приготовят в Белом доме и на армейских грузовиках доставят по Мемориальной аллее на место; Джеки и шеф-повар разработали простое меню с одним горячим блюдом, которое можно быстро подогреть, и прочими закусками, какие легко подать в полевых условиях. Генераторы, столы, стулья, фарфор, скатерти, салфетки, хрусталь, а также обслугу, включающую два десятка официантов, привезут в Маунт-Вернон из Белого дома; гости прибудут на катере по Потомаку. На лужайке установят огромный навес (30 × 60 футов) на случай дождя, а также передвижные туалетные кабинки и опрыскают листву от комаров. «Все сомневались в успехе, но Джеки сохраняла спокойствие и уверенность в силах своих сотрудников. При этом она, прекрасный организатор, держала в памяти все детали и то и дело повторяла железным тоном: “ Разумеется , это можно сделать”», – писала Тиш. Даже президент проявил интерес к происходящему, оставив жене записку по поводу цветов.
Прибывшим гостям подали мятный джулеп в серебряных стаканчиках (мусульманам – апельсиновый сок), затем перед ними инсценировали батальную сцену времен Войны за независимость, и на ничего не подозревающих журналистов обрушился огневой вал, правда, стреляли холостыми (корреспондент New York Times в шутку даже замахал импровизированным белым флагом из носового платка), потом под желто-голубым навесом, разукрашенным гирляндами из листьев и бело-желтыми лентами, подали обед. Столы были накрыты желтыми скатертями, в центре каждого красовалась композиция из дельфиниума, желтых гвоздик, лимонного цвета лилий и васильков. После обеда гости слушали при свечах выступление Национального симфонического оркестра, которым и завершился прием.
Среди других памятных обедов особенно запомнился устроенный в честь губернатора Пуэрто-Рико, когда в Белом доме играл прославленный Пабло Казальс. В числе гостей присутствовал Леонард Бернстайн, который сравнил этот прием с обедом времен прежней администрации, «когда подавали заурядную еду, скверные вина и не разрешали курить… На приеме с участием Казальса в ноябре 1961-го, во-первых, угощали превосходными напитками… повсюду стояли пепельницы… и очередь к столу не вызывала раздражения, потому что стоишь с бокалом и сигаретой; когда же настает время приветствовать президента и первую леди, в дверях появляется потрясающая пара, обаятельнее просто быть не может, каждый чувствует, что ему здесь искренне рады, притом что народу собралось великое множество… Еда изумительная, вина восхитительные, на столах сигареты, все смеются, рассказывают истории, шутят, наслаждаются прекрасным вечером… Знаете, я никогда в жизни не видел столько счастливых людей. Так приятно было наблюдать за ними…»
Только Кеннеди могли собрать под одной крышей Казальса, который не выступал в Америке с 1928 года, потому что США поддержали Франко, и Чарлза Линдберга, которого подвергли остракизму за поддержку тоталитарных режимов во время Второй мировой войны. Столь же необычным был ужин в честь нобелевских лауреатов, впервые в истории Белого дома устроенный 29 апреля 1962 года. Актер Фредерик Марч читал из Хемингуэя, генерала Джорджа Маршалла и Синклера Льюиса. Среди гостей находился писатель Уильям Стайрон, друг четы Кеннеди, который вспоминал триумфальное появление пары: «Джек и Джеки действительно блистали ».
Джеки привлекла богатую американскую публику на сторону своего проекта, но на собственных условиях – и дорогой ценой. Летом 1961 года она работала с Хью Сайди, одним из любимых журналистов мужа, над большой статьей для Life о своих планах, которая пошла на пользу проекту реставрации. Возможно, именно под впечатлением этого материала продюсер CBS Перри Вулф предложил организовать телеэкскурсию по Белому дому, чтобы показать американцам уже сделанное. Блэр Кларк, тогдашний гендиректор вице-президент CBS и гарвардский приятель Джека, вспоминал: «Перри сказал, что наткнулся на препятствие, поскольку она [Джеки] наотрез отказалась. Он знал, что я знаком с обоими Кеннеди – учился вместе с Джеком в колледже… Я поехал в Вашингтон повидаться с Джеки, поговорил с ней, потом с Джоном, который сомневался, стоит ли Джеки этим заняться. Я сказал, что у нее все получится и пойдет на пользу им обоим… В итоге так и вышло, только пришлось усилить звучание ее голоса, чтобы люди могли разобрать, что она говорит… Когда мы снимали, подошел и сам Джон Кеннеди. Ему понравилось…»
