Она вдруг озлилась.

– Может, заодно вспомнишь, как ты с девкой на дачу приехал?

– Когда?

– После того как… как в любви мне объяснился. Вся наша команда собралась у Сашки на даче, и тут являешься ты с этой…

– Прошмандовкой, – подсказал Паша.

– Ты, между прочим, на этой прошмандовке женился.

– Не вспоминай: вырванные годы… Ты ведь мне отказала тогда.

Надя в сердцах шлепнула его по губам:

– Ну что ты врешь-то, все не так было!

Он перехватил ее руку и поцеловал в ладонь.

– Надь, выходи за меня. А то меня опять какая-нибудь прошмандовка подберет, сколько можно уж. – Он ткнулся бородой в Надино плечо и тяжко, прерывисто вздохнул.

«Что ж за идиот такой непутевый!» – подумала Надя, и ей стало его почти жалко.

– Так выйдешь? – повторил он, дыша ей в шею.

– Прекрати ломать комедию, ты, как выпьешь, так замуж меня зовешь.

– Неправда твоя. Последний раз я тебя звал лет пять назад. Тогда еще Валька была.

Надя усмехнулась.

– Ты нынче-то у нас женат или как?

– Или как, – соврал Паша, не отрываясь от Надиного плеча. – Так выйдешь?

– Отстань от меня, обслюнявил всю, – с досадой сказала Надя, отстраняясь от навалившегося Паши. – Пить тебе надо бросать. Вон как тебя развезло.

Павел вдруг выпрямился, сделал стойку и отрицательно помотал головой:

– Не-е-т уж! В трусах по Невскому пойду, а пить не брошу.

Надя не удержалась и засмеялась.

Из дверей гостиной высунулась Симочка:

– Что это вы тут в коридоре затаились? – спросила она, постреливая любопытными глазками. – Между прочим, там Сашка предлагает всем в бутылочку играть… – Она прыснула в ладошку.

– Та-ак, началось… – сдвинула брови Надя и быстрым шагом направилась в гостиную.

Александра в соломенной шляпке, поигрывая кружевным зонтиком, стояла посередине комнаты и, дерзко сверкая глазами, вопрошала публику:

– Так будем играть в бутылочку?

– Сашка, охолонись, а? – попросила Надя, приблизившись к Александре. – Здесь же родители!

Александра будто не слышала.

– Вот ты, мама, когда последний раз играла в бутылочку?

Маргарита Сергеевна вздернула голову, сердито посмотрела на дочь, но быстро нашлась, бросила с игривым вызовом:

– А вот не скажу!

Бронислава Семеновна тихонько засмеялась и призналась смущенно:

– А я даже не помню, по-моему, никогда.

Сидевший в уголке Леонид Борисович оторвался от журнала «Знание – сила», приподнял очки на лоб и уставился на жену:

– Как же ты не помнишь, Броня, в пятидесятом году, на студенческий Новый год! После этого я на тебе женился, – хихикнул он.

– Да-да, правильно, – спохватилась она, и щеки ее зарумянилась, – только это было в пятьдесят первом.

– Зрасте-пажалста, пятидесятый год это был, у Гуревича отмечали всей группой, играли в бутылочку.

– Пятьдесят первый, Ленечка.

– Дуся моя, у тебя всегда было плохо с хронологической памятью, – начал сердиться Леонид Борисович.

– Ладно, пусть будет пятидесятый, – привычно уступила Бронислава Семеновна. Она сделала глоток сока и тихо сказала себе под нос: – Пятьдесят первый.

В дверь позвонили.

– Кто бы это мог быть? – оживилась Александра.

Вадим пошел открывать и вскоре вернулся посмурневший.

– Это к тебе, – сообщил он жене.

Александра, не выпуская из рук кружевного зонтика, пошла в прихожую.

– Кто там? – тихо поинтересовалась Бронислава Семеновна.

– Сашин одноклассник, – пояснил Вадим скучным голосом.

В прихожей, как соляной столб, стоял Ванька Стрельцов:

– Привет! А я к тебе, – радостно сообщил он.

Александра на мгновение замялась, соображая: присутствие на семейном празднике Ваньки было неуместным. Ваня – это совсем другое кино.

– Сегодня день рождения у Тани, – сказала она.

– Это кто?

– Это моя дочь, – напомнила Саша и ткнула его зонтиком в грудь.

– Ну так и слава богу! – сказал он, снимая куртку. – Есть за что выпить.

Александра взглянула на него с недоумением:

– А ты – наглый!

– Ага, – заржал он.

«Да и черт с ним!» – подумала она, взяла его за руку и повела в гостиную.

– Знакомьтесь – Иван, мой одноклассник.

– Ножик-то не зря упал, – заметила Симочка, радуясь своей наблюдательности.

– Присаживайся, Ваня. А мы тут, видишь ли, собрались в бутылочку играть. Не хочешь с нами?

– Отчего же? – довольно развязно сказал он. И снова неприлично заржал.

Тут он увидел, наконец, сидящую через стол Сашину маму, удивленно приподнял брови, сконфузился, непроизвольно сложил руки по швам, вобрал голову в плечи: «Здрасте, Маргарита Сергеевна».

Саша оглядела гостей смеющимся чумным взглядом, будто наслаждаясь всеобщей растерянностью.

– Для начала выпей, Ваня, с нами, – увещевала она нарочито ласково, – давай я за тобой поухаживаю.

– Может, прекратишь игрище, – прошептала подруге Надя. – Ты что, не видишь, что он уже пьян. Это детский день рождения, не забыла? Хочешь скандала?

– Кстати, а где все дети? – воскликнула Александра, озираясь.

– Дети играют в детской, – сказала Бронислава Семеновна с мягкой укоризной. – Не пора ли, Сашенька, детям подать десерт, уже восемь, нам с Таточкой завтра в театр. Да и я бы чашечку чая выпила.

– Как же, а горячее? – спохватилась Саша.

– Горячее уже подавали, – напомнила Надя, не глядя на Александру.

– Кто?

– Я.

Во время десерта заговорили о политике. Герман горячо объяснял, что он – патриот. «Вот помяните мое слово, через пару лет мы не узнаем Россию! Какой прорыв сделан: свобода слова, гласность, книги, которые мы можем читать, не рискуя угодить на рудники… Надо ценить!.. Свободное предпринимательство… Да, слабые вымрут, это неизбежно, но зато как жить интересно!» Почему-то он говорил все это, обращаясь в основном к Леве, который только что потерял работу в своем научном институте, не выдержавшем первого натиска капитализма. Лева молча кивал и улыбался уголком рта.

– Так для этого всего-то и надо было что перестать запрещать и не пущать. Эко дело, – сказал Вадим.

– Ты – скептик, а я верю, что скоро мы будем цивилизованной страной. Что скажешь на это? – спросил он, обращаясь к матери. – Ты ж у нас, можно сказать, ветеран Куликовской битвы!

Маргарита Сергеевана, будучи весьма умной женщиной, почему-то обиделась на эти слова, так, словно бы они и впрямь намекали на ее реальный возраст.

– «Ветеран Куликовской битвы» скажет: ломать – не строить, – с подчеркнутым достоинством ответила она.

– Да-а, что было, знаем, что будет – увидим, – заметила Бронислава Семеновна, задумчиво помешивая ложечкой чай в чашке.

Александра сидела за столом, выключившись из общего разговора, рассеянно потягивала коньяк и качала ногой.

– Хватит коньяк сосать, – сказала ей Надя, – чаю лучше попей.

Саша отодвинула от себя нетронутую чашку с чаем, подняла голову.

– Интересно, – сказала она неожиданно, – это, должно быть, захватывающее ощущение – спускаться с балкона по связанным простыням! Кто-нибудь из вас спускался по связанным простыням? Неужели никто? – Александра встала, подошла к балконной двери и подергала ручку. – Ваня, сколько простыней понадобится, как думаешь?

Иван выпучил глаза, почесал в голове.

– Навскидку – с десяток будет.

– Почему так много?

– Ну, на узлы уйдет…

– А по диагонали вязать? – Она прищурилась.

– По диагонали – узлы слабоваты будут.

– Давай проверим! – Александра с силой рванула на себя балконную дверь. Треснула пересохшая прошлогодняя бумага для оклейки окон.

– Сестра! – одернул Герман.

– Хочу буйства! – засмеялась она, притопнула ногой и пощелкала пальцами над головой.

– Дочь у нас – любительница острых ощущений, – неприязненно отметила Маргарита Сергеевна, вспомнив опять бывшего супруга.

Александра упрямо дернула шпингалет, державшийся на одном старом гвозде. Шпингалет остался у нее в руках. Створки двери со скрипом раскрылись.