— О том никому знать не полагается. Тут с наскоку не разберешься.

— Да где уж нам!

— Не обижайся. Просто очень разные у нас характеры: то, что мне дорого, для тебя пустяк. Ты даже о том не горюешь, что детей не нажил. Вот насчет Ахмадши и дочери Дронова закинул. Тут я словом связан. И Наджия никогда не согласится на его брак с девушкой другой национальности. Этим, понимаешь, шутить нельзя.

— Я не шучу. А коли ты связан словом, так почему до сих пор тянул? Или, думаешь, у сына никаких жизненных запросов нет?

Ярулла еще круче свел брови: да, дети стали взрослыми, но дома они находились под крылом родителей, и очень расстроило и встревожило его предупреждение Джабара Самедова.

Было отчего расстроиться! Нынешней весной встретил он в Казани Усманова, заслуженного председателя колхоза из деревни Акташ. Тот рассказал ему, что его правнучка Энже, окончившая техникум в Саратове, живет и работает теперь в Акташе. Усманов напрямик напомнил Ярулле о его уговоре с фронтовым другом Юсуфом.

— Надо познакомить наших молодых людей, — сказал Усманов. — Пусть погуляют вместе, поговорят по душам. Ведь теперь не старое время, чтобы женить против воли.

Видимо, крепко надеялся старый Усманов на обаяние своей Энже, когда предложил Низамову поскорее устроить встречу ее с Ахмадшой. Однако Ярулла, занятый по горло работой, видя безмятежное спокойствие сына, не заметил, как снова упустил дорогое время. И вдруг на тебе: тихоня Ахмадша успел влюбиться!

Ярулла по себе знал: любовью не шутят. Но знал он и то, что если не любовью, так своим поведением, по крайней мере, управлять можно и должно. И надо же было Самедову послать на Каму бригаду Ахмадши, а тому сразу встретиться там с дочерью Дронова! Но именно оттого, что речь шла о дочери Дмитрия, старого доброго знакомого, вдруг и померещилось Ярулле: все обойдется проще, как бывает в родной семье.

«Если к тебе придет гость и начнет раскачиваться на стуле, ты ему ничего не скажешь. А близкого человека запросто одернешь: сломаешь, дескать, стул, дурень этакий! — думал Ярулла. — Но стул — пример пустяковый, а тут вопрос о самом важном: слово дано, семейная честь затронута».

Был на фронте сержант Юсуф Галиев. Плотный, приземистый, круглоголовый, слыл он силачом и храбрым солдатом, а особенно прославился тем, что, раненный, приволок однажды «языка» — матерого эсэсовского офицера.

— Словно волк барашка принес! — шутил Юсуф в медсанбате, хотя этот «барашек» оказался почти наполовину больше, чем раненый сержант. — Очень я рассердился, когда он во мне дырку сделал.

Ярулла не раз хаживал с Юсуфом по вражеским тылам, вместе уходили от смерти и так подружились, что стали настоящими побратимами. Можно ли забыть, как лежали они под пулеметным огнем в глубокой воронке на ничейной полосе? Когда особенно заболела душа, достал Ярулла фотокарточку: худенький, остроглазый Равиль, похожий на лисичку, Минсулу с двумя большими косами и Ахмадша с маленькой Хаят на руках. Юсуф долго рассматривал ребятишек. Особенно приглянулся ему круглолицый, серьезный Ахмадша. Видно, мальчик боялся уронить сестренку, да и охота была самому глянуть в объектив, поэтому держал он ее в охапке, словно сноп, наклонив в сторону и закусив от усердия нижнюю губу; вот и вышел таким, будто заглядывал в душу солдата.

Достал и Юсуф фотокарточку из кармана гимнастерки: молодая жена и крошка девочка — настоящая кукла. При виде милых сердцу немного успокоились бойцы, даже перестал их тревожить леденящий посвист пуль. Ярулле тоже пришлась по душе дочурка Юсуфа; само собой вышло так, что поклялись солдаты в вечной дружбе. Условились: если один из них останется на поле боя, другой будет помогать семье погибшего, а позднее сосватает Ахмадшу и Энже. Только дети должны подружиться, прежде чем зайдет речь об их свадьбе.

В той необычной обстановке подобное решение, порожденное мечтой о милой, простой, мирной жизни, было естественным, и то, что Юсуф через несколько дней умер на руках у Яруллы, еще прочнее скрепило их неписаный договор.

Но, вернувшись с фронта, Ярулла Низамов никому, кроме жены, не рассказал об этом, хотя обещание соблюдал свято: писал письма вдове товарища, аккуратно посылал деньги, а Наджия отправляла посылки с гостинцами для маленькой Энже. Только встретиться все не доводилось: вечно занятый работой да семейными хлопотами, упустил Ярулла возможность познакомить детей, и даже после напоминания старого Усмана сплоховал — не собрался в Акташ. А вот теперь извольте радоваться: у Ахмадши симпатия появилась. Как теперь сказать ему об Энже?

Волнует Низамова и Минсулу: увлеклась приезжим пустозвоном и ни о ком другом слышать не хочет. Ну, красивый, ну, танцевать умеет, ну, может, и сам увлекся немножко. Но что из этого? Увез бы ее в Казань, а там бросил бы, встретив другую красотку. Однажды Ярулла видел, с каким пренебрежением отнесся он к бедняге Гайфуллину; чуть не сбил старика с ног и «виноват» не сказал. Конечно, Надя — совсем иное дело. Даже сравнивать нельзя, но слово, данное погибшему другу, было для Яруллы священным, тем более что ему очень хотелось иметь сноху татарку…

— Пойду домой, — сказал он, торопясь поговорить с сыном, пока тот не уехал в Камск.

— Подожди. — Джабар Самедов с необычной для его грузного тела легкостью догнал Яруллу. — Почетом отметили твоих сыновей. Надо же отпраздновать это дело. Даже правоверный мусульманин посчитал бы своим долгом выпить с друзьями по случаю такого события, а ты хоть бы пол-литра поставил за мои сопереживания!

— Верно, выпить полагается. — Ярулла не удержался от грустной усмешки. — Трестом управляешь, а все, как бывало, о поллитровках толкуешь! Ну-ну, не вскипай! Пойдем. Наджия по случаю встречи с сыновьями йочпечмаки с утятиной хотела испечь.

Сыновей дома не оказалось: Фатима с Равилем пошли в гости к родным, а Ахмадша сразу после совещания уехал в Камск.

— Новый костюм захватил и убежал на автобус, — обиженно сообщила Наджия. — Поговорить с ним не успела. Даже с сестрами не повидался! И Равиль торопился: прямо от родни поедет на Каму.

Ярулла слушал и все больше мрачнел: встревожившая его догадка Самедова становилась явью.

Минсулу и Хаят дома тоже не было.

Наджия подала на стол. Сели. Молчком выпили.

Нехотя закусывая йочпечмаком — треугольным пирогом с мясом и ломтиками картофеля, капая жиром на тарелку, Ярулла сказал:

— Давай потолкуем о моей работе; может, посоветуешь что дельное, и поеду-ка я в Камск. Надо сегодня же поговорить с Ахмадшой.

Но Джабар был не расположен толковать о делах.

— Вместе поедем на моей машине. Раз оба именинника отбыли на новое местожительство, кутнем с ними по-холостяцки там.

Но в Камске кутнуть опять не удалось: хозяйка избы, где Ахмадша с братом сникали квартиру, сообщила:

— Вымылся, начистился и укатил на мотоцикле. — Заметив, что отец гневается, она добавила: — Мог бы и в старом костюме поехать: все равно запылит.

Ярулла махнул рукой:

— Костюм — шут с ним!

Долго, не снимая плаща, сидел он у стола, подперев ладонью голову, вспоминал маленького Ахмадшу, милого, тихого мальчика. Такой видный парень вымахал: и собой хорош, и с образованием, и на работе положение отличное. Даже на собственном мотоцикле гоняет, о чем и не снилось отцу в молодые годы. Костюм не костюм. Любая вещь к его услугам — пожалуйста! А вопрос семейной жизни может обернуться плохо: вдруг Надежда окажется гордячкой и захочет мужа под каблучком держать? Теперь каблук тоже не каблук — шпилька вострая, и сама эта девушка штучка тонкая, избалованная, наверно, интеллигентными родителями. Почему так нескладно получается? И Самедов куда-то исчез. Неужели по прежней привычке за какой-нибудь женщиной увязался?

Громко стукнула калитка, во дворе послышались быстрые мужские шаги; Самедов так никогда не ходил — все вразвалочку. Ярулла, волнуясь, потянулся к окну, заставленному простенькими живучими деревенскими цветами, однако вовремя спохватился, застыл на месте, как и подобало родителю.