Домой вернулись уже в сумерках. На даче Дроновых было шумно и людно, но Юрий и Ахмадша не могли остаться дольше: торопились на работу.

Юлия и Надя проводили их до края леса, где начиналась черта города, но там ребята решили проводить девушек обратно; потом снова все вместе по тропинке, то петлявшей среди береговых глыб известняка, где звенели родниковые ручейки, то бежавшей по опушке темной рощи, дошли до плоскогорья.

— Так и будем провожаться до утра! — пошутила Надя.

Ахмадша промолчал — на душе у него было тесно от кипения чувств и невысказанных слов. Юрий и Юлия, словно мстя за тревожно проведенный день, не отступали от него и Нади ни на шаг.

На веранде еще сидели за столом Дроновы, Груздев, Зарифа, усатый Федченко, Голохватова — начальник полипропиленовой установки, и Анна Воинова, у которой строительство первой очереди цеха синтез-спирта близилось к концу.

— Шла бы ко мне, красуля! — произнесла глуховатым, грудным голосом Анна, поворачиваясь к Наде. — Почему ты облюбовала полипропилен? Да этот усатый дьявол, — она без церемоний кивнула на Федченко, — этот жадюга тебя загоняет. Запрягут в разработку какого-нибудь нового метода — патенты они точно блины пекут! Застрянешь — и прости-прощай молодость. А у нас процесс отлаженный, красота-а! — Воинова широко повела рукой, в сухощавых пальцах, украшенных дорогими кольцами, дымилась папироса. — Новаторская работа тоже будет, но в меру, по-человечески.

Вдова фронтовика, Анна жила вместе с матерью и сыном Михаилом, только что окончившим десятилетку. Влюбленная в свое производство, преданная семье, она и о себе не забывала.

Вид нарядной женщины, больше похожей на артистку, чем на начальника большого предприятия, встревожил Надю. «Не потому ли отец оправдывал Пучкова? Ведь она одинокая и еще совсем молодая… Может быть, приглянулась ему?»

Но Надя сразу устыдилась этой мысли: мать, глядя на ощетиненного Федченко, смеялась, как беззаботная девчонка, лицо ее так и дышало счастьем. Протиснувшись к ней, Надя легонько сжала в ладонях ее голову, запрокинула назад и поцеловала.

— Подойди ко мне, солнышко! — сказала Голохватова и усадила девушку рядом с собой. — Не слушай смутителей: раз решила к нам, передумывать нечего. Спирт — промежуточное звено, а мы полипропилен будем давать.

— Почему же меня никто не приглашает? — с ревнивой досадой спросила Юлия. — Разве вам строители не нужны?

— Строители везде нужны, но хватит о полимерах и катализаторах, — скомандовала Зарифа. — Дина еще начнет о пластовом давлении и режиме скважин, я разворошу заботы о тракторном парке… А слушать кто будет?

Она была навеселе и казалась полнее в пестром сарафане и легкой шерстяной кофточке нараспашку.

— Хочу музыки, веселого безделья, а то уже засушила мозги со своими заботами-работами. Все-таки как хорошо ничего не делать! Хотя бы один такой день в неделю устраивать — свидание с природой, а то ведь раз в году, от отпуска и до отпуска. Вот приехала сюда и сразу распустилась, разленилась. Битый час на озере с удочкой — аж в глазах зарябило. Но отдохнула замечательно. — Зарифа посмотрела на девушек. — Цветете, невесты? Мальчики бегают? Я смотрю: даже Ахмадша Низамов к вам стал заглядывать. Он хороший парень, но мать у него суровой свекровушкой будет и с предрассудками: она против смешанных браков.

— Чепуха! — сказала Воинова. — Пусть выходят хоть за самого султана турецкого!

— И я бы за султана-то. Да что-то сватов не шлет! — Зарифа захохотала, и все расхохотались, не устояв перед заразительностью ее веселья.

— Давно пора вас, ведьмочек, повыдавать замуж! — с ласковой усмешкой посочувствовал Федченко. — Только не вздумайте уезжать далеко. В Турцию, наперед заявляю, не пустим! Вы у нас работники золотые. Так что лучше у себя дома устраивайтесь.

— Счастливая наша молодежь. Какая замечательная жизнь идет ей навстречу! — перестав смеяться, заметила Зарифа.

— Вечно нам говорят: «Счастливые вы, молодые, все у вас впереди». Ну, а что там, впереди? — бросила Юлия, вызывающе прищурясь. — Я уже архитектор, но не замечаю, чтобы стала счастливее: работа столько сил берет, а мне лично не дает ничегошеньки!

— Вот это завернула! — пылко возмутилась Зарифа. — Сразу силы свои пожалела. Можно ли сделать что-нибудь, не тратя сил? Нет, ты сначала отдай народу то, что получила от него, а уж потом предъявляй претензии.

— А что я получила? — почти высокомерно спросила Юлия. — Выполняю чужие решения, как прораб, все однообразно, гладко, скучно. Кому это нужно, чтобы люди и здания, в которых они живут, до тошноты походили друг на друга?

— Неправда, мы все разные! — запротестовала Дина Ивановна. — Что же касается зданий…

— Разработай хороший проект, кто тебе мешает? — перебила Зарифа, туго запахивая кофточку и сама подбираясь. — Устрой, чтобы в доме красиво было и удобно. Придумай хотя бы духовку электрическую, вроде стенного шкафчика, — белье сушить, особенно пеленки детские. Через несколько лет у нас электроэнергию во все дела запрягут. Не зря мы речные поймы уничтожаем!

— У тебя есть конкретные предложения? — спросил Федченко.

— Конкретные? — Юлия неожиданно смутилась, даже скупо покраснела. — Я говорю, что мне приходится работать, как прорабу. А личное во мне задавлено.

— Ну, милушка моя, ты сначала создай что-нибудь да переболей за это дело, тогда и говори. Вон братец твой до чего упорный в работе и от молодежных дел не отстает. А? — Федот Тодосович хитренько покосился на Надю, он был убежден в том, что его молодой приятель имеет у нее успех. — Юрий не жалуется на то, что мы его как личность подавили. Да его ни один черт не задавит! И нас тоже. Вот уж как Алексея Матвеевича ели, а он все свое. Хотя, правду говоря, его съесть трудно, вон какой большой! Глазное — жилка творческая в человеке бьется. Тем он и силен.

Несмотря на явную склонность Нади к Ахмадше, Юрий не мог сразу признать себя побежденным. Наоборот, у него возникла досада на ту нерешительность, которая помешала ему вовремя объясниться с девушкой, а ревнивое беспокойство заставило искать новых встреч и возможностей для задушевных разговоров. Поэтому, пользуясь правами старой дружбы, он предложил Наде прокатиться с ним в Скворцы, посмотреть сейсмическую разведку.

— Это очень интересная и красивая работа.

Выйдя из конторы заводоуправления, Груздев увидел Юрия возле мотоцикла, в коляске которого сидела пассажирка, повязанная голубой косыночкой. Груздев сразу угадал: Надя!

«Все-таки Тризна очень деликатный молодой человек: другой на его месте запросто предложил бы девушке трястись на багажнике», — подумал Груздев, вспоминая, как Юрий на днях хлопотал хотя бы о временном обмене своей «холостяцкой» машины без прицепа.

Молодой нефтяник уселся на нового конька, мотор взревел и… нет никого: умчались в зеленые просторы. Груздев поглядел в ту сторону и вздохнул, поймав себя на мысли о том, что поездка девушки с молодым Тризной мало его волнует, иное дело, если бы вместо Юры оказался Ахмадша.

Надя любила ездить в прицепной коляске — сощуришь глаза, чтобы не видеть ни мотоцикла, ни водителя, и кажется, несешься по воздуху, как ракета. Кто знает, может быть, еще придется летать и в космосе! Девушка посматривала по сторонам, улыбалась от удовольствия солнцу, быстрому ветру и — конечно — буровым вышкам, разбросанным по холмистому нагорью, — ведь на одной из них работает Ахмадша.

Видя веселое лицо своей пассажирки, Юрий тоже радовался поездке, впервые после прогулки по Каме у него отлегло от сердца.

Оставив мотоцикл на меже возле дороги, они прошли по тропинке, проложенной по зеленой пшенице, и как раз подоспели, чтобы увидеть, как бригада подрывников спускала в узкую, только что пробуренную скважину взрывчатку, похожую на куски мыла, нанизанные на шнур. Потом все отошли подальше.

— Огонь! — скомандовал в полевой телефон оператор, сидевший на прогалинке, устланной стеблями затоптанных злаков.