Красивый край, а деревни до революции были похожи на птичьи гнезда — кучи соломы на голой земле. Кое-как срубленные избенки. Босые дети. Пустые дворы. Суховей. Неурожаи. Голодный мор. Отчаянная борьба с царскими опричниками и жестокие карательные экспедиции. Все было, но прошло, как худой сон.
Высится над речным обрывом памятник Салавату Юлаеву. По-орлиному смело смотрят из-под раскидистых бровей глаза. Скуластое лицо, охваченное меховым треухом, твердые губы — все дышит энергией. Вот он, «полковник армии Пугачева», и как символично то, что неподалеку от его памятника похоронен три года назад народный поэт Башкирии Рашит Нигмати!
Чем богата сегодня Башкирия? Многим богата, но гордость ее — нефть, хлеб и балет.
Здесь перед Великой Отечественной войной и, во время войны зашумело «черным золотом» Второе Баку.
Нефть Башкирии помогла стране одержать победу над фашизмом. А сейчас все шире развертывается нефтехимия, преображая старые и создавая новые города. Неузнаваемо вырос бывший городок Черниковск под Уфой, помолодел Стерлитамак. Сказочно хороши возникшие в диких степях Ишимбай, Салават, а там, где у Нарыш-тау сотой скважиной разведчики Туймазы добыли впервые девонскую нефть, на границе Башкирии и Татарии, появился красавец Октябрьский.
Это все для нас впереди, а сегодня в Уфимском театре оперы и балета идет «Жизель». Башкиры гордятся своим национальным балетом. Я не театральный критик, а рядовой зритель и очень люблю балет. Ну что ж, посмотрим.
Постановка «Жизели» с народной артисткой РСФСР и БАССР Гузелью Сулеймановой в заглавной роли поразила нас всех не только совершенством балетного искусства: Сулейманова оказалась изумительной балериной, владеющей и настоящим драматическим талантом. Обладая счастливой внешностью и необыкновенно выразительной пластикой, она с первого шага на сцене приковала внимание зрителей. Веришь каждому ее взгляду, каждому движению, полному музыкальной одухотворенности. Как тонко показано ею пробуждение первой любви! Как радостно открытие чувства взаимности! И тем больнее внезапный удар, потрясший душу хрупкой девушки, ничем не защищенной от нелепой, непонятной для нее жестокости. Она умирает, а у тебя на глазах слезы — впервые за тридцать пять лет увлечения балетом. Хороши были и другие артисты. Но Жизель — Сулейманова словно «подавляла» всех, даже Альберта (заслуженного артиста РСФСР и БАССР Фаузи Саттарова), которого она так любила.
Фирдаус Нафикова, исполнявшая роль властной и жестокой повелительницы духов, в жизни еще совсем дитя, с огромными глазами, прелестным носиком и детски-пухлым ртом. Такой вот тоненькой и мечтательной нам представляется Наташа Ростова. Но тем убедительнее было ее перевоплощение в танце, очень выразительном.
А уфимцы говорят:
— Вы бы еще посмотрели других наших балерин. У нас ленинградская школа…
Уходим из театра, покоренные Гузелью Сулеймановой.
Первый выезд из Уфы решили сделать в город Октябрьский.
Машина несется то среди свежевспаханных, то изумрудных под озимью полей, среди лесов в багряно-золотом наряде. Мелькают извилистые степные реки, села на пригорках у голубеющей воды. Ветер гонит через асфальт стаи кружащихся листьев. Один, отливающий глянцем, плотный, сердцевидный, зубчатый, влетает в открытое окно. Осень! Дружно прошла уборка. Поля перепаханы и безлюдны. Кстати, Туймазинский район одним из первых выполнил план хлебосдачи, и урожай здесь по нынешнему засушливому лету приличный.
Местность становится резко холмистой, осенние березки, словно девушки в желтых сарафанах, группами взбегают на голые обрывы оврагов.
— Скоро озеро Кандры-куль. Там дом отдыха нефтяников, — говорил шофер. — Оттуда до Туймазы километров двадцать пять.
Никогда не слыхали о таком озере. А вот оно какое громадное! И остров на нем большой. Справа, откуда мы едем, голые столовые горы, на противоположном берегу стена желтеющих лесов. Белеют здания. Это и есть дом отдыха. Подъезжаем… Вот так раздолье!
Воображаю, что тут творится во время осенних перелетов, когда птица идет на присад, на широкие плесы… У Кандры-куля нежный и пышный лес молодых берез, еще зеленых и ярко-золотых, красные костры осин и среди них дорожки, убегающие на кручи… Но машина катит дальше, и перед глазами встают все новые картины. Спуски в лесистые котловины, нарядные в осенней пестряди. Среди черной пахоты и по горам, в лесу, пошли нефтяные полувышки, работающие качалки на скважинах, трапы и мерники. Просто глазам не верится: не видно пылающих факелов. Наконец-то хоть здесь погашены!
Грачи, митинговавшие на асфальте, поднимаются темной тучей в пламенеющее перед закатом небо: к отлету готовятся. Стадо овец волнистым потоком льется через дорогу. И бегут, бегут по сторонам столбы-опоры, натягивая тугие нити проводов.
Потом среди буйства осенних красок показались в долине белые дома, окруженные горами, покрытыми лесом. А горы по ту сторону реки Ик голые, и там повсюду виднеются буровые вышки. Въезжаем в молодой город Октябрьский, семнадцать лет назад возникший на пустынном месте.
Здесь, на склоне хребта Нарыш-тау, в 1944 году ударила первая девонская нефть на востоке. Уже совсем было отчаялись разведчики, поиски висели на волоске, и вдруг сотая скважина дала мощный фонтан. Все нефтяники тогда на радостях выкупались в нефти, даже те, которые в смене не работали. А «сотая», украшенная мемориальной доской, и по сей день фонтанирует без качалки. Все приезжие идут к ней на поклон, и мы, конечно, заехали…
Вечером по приезде мы выступали в нефтяном техникуме перед горячей молодежной аудиторией. На другой день утром была встреча с читателями в медицинском городке, где главврач Леонид Васильевич Леонидов со своим коллективом организовывал для нефтяников местный курорт — лечение радикулитов и ревматизмов сероводородными ваннами, раствор для которых поступает из водоносных скважин. Результаты лечения очень хорошие.
От медиков мы направились на буровые и там познакомились со знатным буровым мастером Дмитрием Ивановичем Михайловым. Он со своей бригадой разбуривает Александровское месторождение, площадь которого переходит за пределы Башкирии, на татарскую сторону Ика. Михайлов занял первое место среди буровиков, дав за месяц семь тысяч метров проходки долотом малого диаметра. Предпоследнюю скважину глубиной 1132 метра он пробурил за четыре дня. Однако, несмотря на успех, Михайлов озабочен:
— На хвосте висит Иосиф Поляковский.
— А какой он, Поляковский? — спрашиваю бурильщика из той бригады.
— Мастер — лучше не найдешь. И такой же могучий, как Дмитрий Иванович, даже мощней будет, толще.
Михайлов действительно могуч. Высокий, широкоплечий. Открытое лицо его светится то озорноватой приятной улыбкой, то умной сосредоточенностью. Держится с достоинством. В прошлом году его бригада пробурила свыше сорока тысяч метров, а нынче обязалась дать еще больше.
Во время войны Михайлов был летчиком на бомбардировщике дальнего действия на Ленинградском фронте. После ранения восемь месяцев пролежал в госпитале. Склепали его ладно, и опять вернулся на буровые в родную Башкирию. Здесь он и родился, рядом с Туймазой, в райцентре Шарап, где его отец служил в банке. Семья была большая — восемь детей.
С задумчивой полуулыбкой Михайлов говорит:
— Отец сейчас на пенсии. Ему восемьдесят лет, но бодрый, и мать такая же. Вместе книги читают до двух, до трех часов ночи. Отец каждое лето в лес с пчелами выезжает. Очень он переживает: у дочерей сыновья, а у сыновей дочки — кончается династия Михайловых.
— Сестры и братья тоже нефтяники?
— Старший брат, Григорий, — танкист, погиб на Халхин-Голе. Другой — Василий — был механиком в истребительном полку, ни одной царапины не получил на военных аэродромах, а после войны уехал на Сахалин, тоже бурмастером, и от несчастного случая погиб на буровой. Третий брат — Георгий — в Туймазе на сажевом заводе верховодит в бригаде слесарей. Четвертый — Александр — строил мосты на Дальнем Востоке, сейчас в Якутске прорабом в леспромхозе, женился на якутке и совсем там остался. Сестры — Ольга, Татьяна и Валентина — тоже работают и семьи имеют…