Ее-то груди величиной с половинки лимона, но Роза все равно надевает крошечный хлопковый лифчик, чтобы под белым трико ничего не просвечивало. Тело ее менялось, и ей страшно мешали волосы, проступившие внизу живота: они такие темные и грубые, что в трико пришлось вшить подкладку.

У монахинь груди не было вовсе, вместо нее они носили длинные белые покрывала поверх черных платьев, словно пингвины, вперевалку шагающие вдоль берега в скрипучих башмаках, которые больше походили на угольные баржи.

У сестры Жильберты повсюду были шпионы, исправно доставлявшие ей лакомые кусочки информации. Иначе откуда бы ей знать, что Розария вовсю отплясывала с протестантами в кафе-мороженом, одну за другой бросая монетки в музыкальный автомат, который, как всем доподлинно известно, и есть сам дьявол во плоти. Ах, если бы она лучше ладила с другими девочками в классе!

Она часто хихикала с Морин, умной и мечтавшей стать учительницей. Поэтому их разделили, а Розе сказали, что она дурно влияет на Морин, и ее посадили с бедной Селией Уайтхаус. У той были рыжие волосы и веснушки, и она изо всех сил старалась стать святой, а ее родители держали магазин конфет и табачную лавку и на Рождество приносили в школу множество подарков, чтобы наградить учениц.

Почему-то сестра Жильберта все знала о семейном скандале в доме Сантини и Великих Потрясениях, обрушившихся на семью, когда папочка отправился на небеса. И о том, как мама оставила кафе и родила ребенка, а потом жила с протестантами, пока Сильвио Берторелли не вернул ей честное имя. Акции Сантини ценились невысоко и после того, как кузина Марсела в пятнадцать лет бросила школу прямо накануне экзаменов и начала работать в кафе. Энцо ходил в школу Святого Венсана, и от этого смиренного отрока никто не ожидал выдающихся свершений. Поэтому поступление Розы в среднюю школу стало сюпризом даже для нее самой. И бременем, которое ей приходилось нести.

– Надеюсь, ты продержишься здесь дольше своей кузины, – сквозь зубы процедила монахиня. – Девочкам из семьи вроде твоей нечего делать в средней школе. Они зря занимают драгоценные места. А чтобы в зародыше подавить твое своенравие, ты будешь дополнительно помогать на кухне и посещать уроки истории христианства. Выпускницы школы Пресвятой Богородицы должны стать светлыми маячками Католической церкви в Гримблтоне, исполнить священный долг материнства в брачном союзе, благословленном Папой через венчание и божественную литургию. Я пока не вижу, чтобы ты была готова к этому. Прилежные девочки из католических семей не скачут по сцене, и мы не потерпим среди нас попрыгушек. Я буду присматривать за тобой, Сантини.

Им было непросто собрать ее в школу, ведь за Сальви появилась и малютка Серафина, так что при всех хлопотах они едва сводили концы с концами, и в квартирке над парикмахерским салоном никто не сидел без дела. Мама сбивалась с ног, обслуживая клиентов, а Роза приглядывала за малышами, оттачивая упражнения у станка.

Место в Королевской академии все изменит. Ну а школа – это просто чтобы как-то занять время между балетными классами и танцами под музыкальный автомат. Но в любом случае ей нужно письменное разрешение, чтобы ее отпустили с занятий и она могла бы сесть на автобус в Манчестер.

Мама писала с ошибками, а Сильвио и того хуже. Наконец попросили Квини Квигли из Вечернего клуба «Оливковое масло». Та согласилась помочь и написала письмо на персиковой бумаге с легкой отдушкой, а мама подписала его. Роза передала письмо в учебную часть и почти забыла о нем, пока ее вдруг не остановила учительница.

– Розария, мы не даем выходных, если ученица вместо занятий задумала поплясать с актеришками. Неделя и так слишком коротка, чтобы наши школьницы успевали усвоить, что им следует избегать всяческих искушений, насылаемых на них зовом плоти и диаволом, – от слова к слову распалялась сестра Жильберта. – Танцульки и попрыгульки! Выйти в полуголом виде на сцену, чтобы мужчины глазели и пускали слюнки! Да разве этого добрая мать желает для дочери? Мы не дадим тебе разрешения ради твоей же пользы, и больше не будем об этом. Тебе все ясно?

Роза кивнула, чувствуя тошноту в горле. Слова монахини мог бы опровергнуть только священник. Но мама ни за что не посмеет перечить монахине. А Роза просто должна поехать! Так что не остается ничего другого, кроме как проигнорировать запрет и солгать. Она и так уже ступила на зыбкую почву и впала в смертный грех. Непослушание немыслимо даже для человека, не питающего должного почтения к Церкви. И пусть речь идет лишь о ничтожной отлучке на полдня. Но как ей солгать собственной матери?

После уроков она с радостью увидела, что Джой и Конни поджидают ее у салона Сантини. Они всегда встречались здесь по пятницам. Конни просто сидела, в красной полосатой форме она напоминала полосатую палочку. А бедняжка Джой в тяжелом ярко-синем пальто и фетровой шляпе тихонько потягивала молочный коктейль. Они уже начали сравнивать, что кому задали на дом.

– Ну что, когда просмотр? – дружно спросили подруги: вся их танцевальная студия переживала за того, кто сможет пройти такой отбор. Как же хорошо, что они старые друзья, и она может сказать им правду.

– Эта корова Жильберта не отпускает меня с занятий, – прошептала Роза. – Но я должна уйти! Как же мне быть? – спросила она, ковыряя ложкой ванильные шарики с малиновым соусом.

– Не говори ничего никому, поезжай молча, – предложила Конни из лучших побуждений. Роза знала, что сама-то она была так умна, что школу никогда не пропустит. На нее всю жизнь сыплются всякие грамоты и призы, а карманы набиты библиотечными книгами.

– А ты притворись, будто заболела, – предложила Джой; для нее прогулять школу было не редкость. Она все время ссылалась на то, что ей надо помочь тетушке Сью в пансионе Уэйверли. Она теперь и на танцевальные-то занятия почти не ходила, предпочитая просто после встречаться в кафе.

Судя по всему, Джой не обзавелась друзьями в школе Мур-бэнк, поэтому постоянно зависала с Конни и ее одноклассницами. Никого из них она особенно не интересовала, и очень зря – Джой была доброй девочкой и умела чудесно рассматривать витрины и выбирать товары в лавках на рынке. И она была хорошенькой, хотя и несколько полноватой. Роза жалела Джой.

Утром в день просмотра Роза дважды проверила, все ли она собрала в балетную сумку – у нее был чудный круглый баульчик с ручкой, ее гордость и радость. И решила прогулять школу вовсе. Если она назавтра принесет записку о том, что сегодня была больна, никто ничего не скажет.

Она намеренно пропустила нужный автобус и пошла пешком, словно направлялась к дантисту, неспешно вернулась домой и еще раз проверила сумку.

Сильвио предложил подвезти их всех на своем фургончике, поскольку он все равно собирался на склад за разными склянками и притирками для парикмахерского салона. Закрывались они сегодня пораньше, так что мама тоже захотела прокатиться в Манчестер. Лучше бы, конечно, только они вдвоем и поехали, но Сильвио не из тех, кто согласится остаться дома и присматривать за младшими.

Розе было назначено на половину третьего: станок, танец, собеседование и медицинский осмотр. От волнения ее колотил озноб. Ей едва удалось поскорее загнать всех в фургончик, а им еще предстояло ехать пятнадцать миль до центра города.

Они были уже около Салфорда, когда вдруг спустило колесо, и всем пришлось вылезать. И тут выяснилось – у Сильвио нет запасного, забыл. Роза глянула на часы, и ее накрыла волна паники. Никто из них не знал, на каком автобусе отсюда можно добраться до места. Но мама не позволила бы такой малости, как отсутствие попутки, сломать дочери будущее, и она бросилась наперерез первой проезжавшей по дороге машине, словно речь шла о внезапном бедствии в масштабе страны, но при этом быстренько убедилась, что на переднем пассажирском месте сидит женщина.

Супружеская пара в машине ехала в Читэм-хилл и, услышав их историю, согласилась подбросить Розу к началу улицы Динсгейт, а там уж она сама добежит. Мама пообещала ее догнать, как только Сильвио раздобудет новую шину. Она поцеловала ее и вложила ей в руку маленький крестик.