– Не равен, – подтвердила Марина.

– Вот я и хочу понять, как это произошло. Может быть, вы нашли не ту планету, о которой докладывали разведчики?

– Ту, – сказала Марина. – В ближайших системах нет ни одной планеты с пригодными для жизни условиями. Просто мы прилетели позже.

– Как это?

– Ну, – сказала она. – Э…

– Ты не можешь или не хочешь объяснить?

– Я хочу и могу объяснить это явление с точки зрения гиперпространственной физики и теории пространственно-временных континуумов, – сказала Марина. – Только я сомневаюсь, что ты, не будучи экспертом, способен меня понять.

– А если на пальцах?

– Как я могу объяснить физику на пальцах?

– Это метафора, – пояснил Лева. – Я имел в виду какую-нибудь упрощенную версию, доступную для понимания отсталого дикаря с заштатной планетенки.

– Ты – не дикарь.

– Это была ирония, – сказал Лева. – Так ты попробуешь?

– Попробую, – сказала Марина. – Видишь ли, планеты существуют в линейном пространстве, вы еще называете его евклидовым. Оно насчитывает четыре измерения. Гиперпространство… Оно существует в космосе, и оно нелинейно. Кроме того, в нем отсутствует четвертое измерение, время.

– Да ну? – удивился Лева.

– Да, – сказала Марина. – Я могу обосновать это заявление математически.

– Не стоит, – сказал Лева. – Что дальше?

– В гиперпространство можно попасть только через специально рассчитанные точки перехода, – сказала Марина. – И только на определенной скорости. То же самое происходит с выходом. Но внутри самого гиперпространства ты можешь двигаться с любой скоростью, главное, чтобы ты успел затормозить или ускориться перед выходом, а то…

– А то что?

– Кирдык, – сказала Марина.

В устах инопланетного робота жаргонное словечко выглядело так нелепо, что Лева рассмеялся.

– Кирдык – это нехорошо, – согласился он, отсмеявшись. – Так при чем здесь время?

– Время выхода из гиперпространства зависит от той скорости, с которой ты по нему двигался, – сказала Марина.

– Подожди, – сказал Лева. Как у истинного гуманитария, с физикой и математикой у него было плохо, однако что-то из школьного курса он все-таки помнил. – Скорость – это расстояние, деленное на время. Если времени нет, а на ноль делить нельзя, то в этом самом гиперпространстве никакой скорости вообще быть не может. Само понятие скорости неотделимо от времени.

– Ты говоришь о линейном пространстве, – сказала Марина. – В гипере своя физика и своя теория относительных скоростей. Корабль, созданный в линейном пространстве, продолжает существовать в своем относительном времени, иначе переходы через гипер были бы невозможны. Скорость, с которой корабль входит в гипер через точку перехода, называется нулевой. Скорость выше скорости перехода называется положительной, ниже – отрицательной. Раньше считалось, что через гипер можно проходить только на нулевой скорости, и именно на ней шел в Солнечную систему нашедший ее разведчик. Нулевая скорость выводит корабли в прошлое линейного пространства. Однако чуть позже удалось установить, что, двигаясь с положительной скоростью с коэффициентом 1,3, можно попасть практически в то же время, из которого ты вошел в гипер, с поправкой на проделанный путь.

– То есть, – сказал Лева. Доходило до него туго, особенно такое понятие, как «отрицательная скорость». – Совершая гиперпространственный переход, можно путешествовать не только по пространству, но и по времени?

– Верно, теоретически возможно, – сказала Марина. – Но путешествовать в прошлое бессмысленно, а в будущее – слишком опасно. Поэтому гипердвигатели наших кораблей построены так, чтобы не превышать скорость в 1,3 нулевой.

– И ваш первый разведчик попал в наше прошлое, а вы – в настоящее?

– Верно.

– Но тогда зачем вашей цивилизации просить у нас что-то? Ведь вы можете выйти из гипера в любое время, до нашего появления или после нашего исчезновения, и планета будет пустынной.

– Во-первых, после вашего исчезновения ваша планета вряд ли будет пригодна для жилья. Во-вторых, оккупировать планету, на которой должна зародиться разумная жизнь, неэтично. А в-третьих, раса гиптиан не собирается существовать в прошлом.

– Но почему? Ведь время относительно, и если все без исключения гиптиане окажутся в прошлом, оно станет для них настоящим.

– Для них – да. Но не для других.

– Так есть еще и другие?

– Извини, – сказала Марина. – Об этом я не имею права с тобой говорить.

– Значит, есть, – сказал Лева. – Кстати, а что погубило первый корабль?

– Еще одна закрытая тема, – сказала Марина.

– Что-то слишком много закрытых тем, – сказал Лева.

– В свое время на все вопросы будут даны ответы, – сказала Марина. – Ответ, полученный несвоевременно, не дает удовлетворения.

– Ага, – сказал Лева. – Кто это сказал?

– Я, – сказала Марина. – А до меня один из великих гиптианских деятелей.

– А ты сама бывала на Гип-то?

– Я была создана на Гип-то, но активирована только в открытом космосе. Формально говоря, нет.

– Понятно, – сказал Лева.

– Я тебя чем-то разочаровала?

– Нет, – сказал Лева. – Нет.

– Хорошо, – сказала Марина.

«Ягуар» мчался в ночи.

– И все-таки я не понимаю, зачем тебе это надо, – сказал Юнга. Он валялся на траве в зимнем саду и с удовольствием подставлял свое тело под брызги закрепленного на дереве шланга с разбрызгивателем.

– Это и есть вторая, и главная, стадия операции «Африка», – пояснил Лева. Он сидел в шезлонге, установленном с таким расчетом, чтобы брызги на него не попадали, потягивал холодную кока-колу через соломинку и курил сигарету. – Смотри сюда. Когда прилетят твои сородичи, вопрос о том, оказывать им поддержку или нет, должен будет решаться путем всенародного голосования, так? Он ведь слишком важен, чтобы его решало правительство или президент. Народную поддержку нам должны обеспечить нанятые нами рекламисты, пиарщики и прочие имиджмейкеры. Но вопрос о том, дойдет ли наш вопрос до плебисцита, все равно будут решать политики, так?

– Так, – сказал Юнга.

– Политики иммунны к пиару, и, если мы хотим, чтобы проблема не погрязла в болоте бюрократии, нам ладо найти на них другие рычаги воздействия.

– Это я понимаю, – сказал Юнга. – Я просто не вижу связи между поисками рычагов и тем, что ты собираешься сделать.

– Связь прямая.

– Тем не менее я ее не вижу.

– Ты уверен, что у вас на планете демократия?

– Я различаю иронию в твоих словах.

– Послушай, я так понимаю, что сейчас на Гип-то авторитарная диктаторская демократия, связанная с эвакуацией вашей планеты. Я знаю, что вашим правителям должны подчиняться беспрекословно, что на время подготовки к перелету и самого перелета вы отменили на планете деньги, ввели чрезвычайное положение, и так далее. За это вам большой respect, потому что мы вряд ли могли проделать что-то подобное. Но неужели у вас, в мирные и спокойные времена, никто не пытался влиять на правительство?

– Зачем? – спросил Юнга. – Мы сами формируем правительство, выбирая тех или других представителей нашего мнения, так какого же рожна мы должны вмешиваться в работу существ, которых мы выбрали? Своими налогами мы платим им зарплату, свое недовольство выражаем на следующих выборах. Они – профессионалы и делают свою работу.

– Это идеальная модель демократии, – сказал Лева. – У вас она сработала, но у нас на Земле – нет.

– Почему?

– Не знаю. Всегда есть недовольные.

– У нас тоже. Но они вынуждены мириться с мнением большинства.

– А у нас нет.

– Вам просто не хватает самодисциплины.

– Возможно, – сказал Лева.

– И что же делают ваши недовольные?

– Всякое разное, – сказал Лева. – Но самый действенный способ влиять на решения того или иного политика называется коррупцией.

– Но это же противозаконно, – сказал Юнга.

– Это работает, – сказал Лева. – К тому же тебя сильно волнует, законны мои действия или нет, когда на кону существование твоей расы?