Мускулистые ноги Кайана свидетельствовали о том, что он прекрасный наездник. Глубокая рана проходила по его левому бедру, а правое было все в синяках. Она медленными круговыми движениями губки стала смывать кровь и грязь.

— Здесь следует наложить швы. — Она указала на левое бедро. — И на лбу тоже.

— Уверен, это доставит тебе большое удовольствие.

Она сердито тряхнула головой.

— Почему ты думаешь, что мне хочется сделать тебе больно? Раны не заживут, если их не зашить.

— Ты думаешь, что сейчас не причиняешь мне боль?

Его взгляд задержался на ее мокром льняном одеянии. Роксана почувствовала, как краснеет. Почему она с таким наслаждением делила ложе с Птолемеем, а теперь, по прошествии нескольких дней, уже испытывает влечение к своему двоюродному брату? Может, она распутница?

Не к двоюродному брату, поправил ее внутренний голос. А дальнему родственнику, к человеку, стать женой которого ты хотела.

Она закрыла глаза и попыталась избавиться от этих мыслей.

— Ты думаешь о Лилии?

— Очень редко. Это ты выбрала ее мне в жены, а не я.

Много лет назад Александр повелел Роксане выбрать жену Кайану. Она выбрала госпожу Лилию, красивую, но тщеславную и глупую согдианку.

— Мне следовало быть умнее, — признала она.

— Ты прекрасно знала, что делаешь, — сказал он. — Ты знала, что я никогда не полюблю Лилию, и это тебя устраивало.

— Многие браки в благородных семьях совершаются по политическим соображениям.

— Лилия была глупа, легкомысленна и неверна мне.

— Мне жаль… — сказала Роксана.

— Не стоит! — Он покачал головой. — У нее не было другого выхода. Я не хотел детей от нее. Мы делили ложе, когда мне это было удобно, но это был лишь политический союз. Мне никогда не была нужна никакая другая женщина, кроме тебя, Роксана. Ни прежде, ни теперь. Если здесь и есть чья-то вина, то она лежит на мне, а не на Лилии. Она никогда не пыталась казаться лучше, чем была, — жадным ребенком в теле женщины.

— Скорее, это я была жадным ребенком, — сказала Роксана, — раз дала тебе в жены женщину, которую ты никогда не смог бы полюбить.

— Она мертва, и он тоже.

— Ты говоришь об Александре?

Он кивнул.

— Не будем говорить о нем. Он взял тебя в жены, чтобы заполучить нашу конницу. Если бы ты умерла раньше него, он бы недолго тосковал и сразу взял в жены другую принцессу.

— Наверно. Сначала я его ненавидела, но потом… в конце… мне кажется, я его полюбила. Ормазд свидетель, что я не хотела влюбляться в него. Мы с ним часто ссорились. Но в нем было что-то, что…

— Он умер, а ты жива. У тебя есть право жить… и любить.

— Но как я могу верить себе? — вскричала она. — Я думала, что ненавижу Александра, а потом полюбила его. Я верила Птолемею, а он хотел взять себе в жены жену брата. Я никогда не любила его, но он мне нравился. Мне нравилось заниматься с ним любовью.

— Разрази тебя гром, Роксана! Ты всегда резала правду-матку.

Она вздохнула и вытерла навернувшиеся на глаза слезы.

— Я честна с тобой, Кайан. Это пока все, что я могу тебе сказать.

— Этого недостаточно, — ответил он.

Она не успела понять, что происходит, как он уже прижал ее к себе и поцеловал. Это был не нежный и неуверенный поцелуй, который он подарил ей час назад, а обжигающая ласка, воспламенившая ее кровь.

Сама того не желая, она закрыла глаза и приоткрыла губы, позволяя ему сделать поцелуй более глубоким, отбросив в сторону все условности.

Она ожидала, что его поцелуй будет таким же, как в далекие годы их юности, когда они думали, что любят друг друга. Сейчас он означал намного больше, настолько больше, что это пугало ее. И она не устояла перед соблазном вкусить сладострастное прикосновение его языка к своему… вдохнуть его запах… насладиться его неистовой, неукротимой мужской страстью.

Она говорила себе, что, не отвечая на его поцелуй, противостояла его ласкам, но хорошо знала, что это ложь. Она, смело спорившая с царем, дрожала, как девственница в объятиях мужчины, и ей страстно захотелось полностью отдаться Кайану.

Его пальцы проникли под тунику и обхватили ее грудь. Застонав, он нагнул голову, отвел в сторону намокшую одежду и захватил сосок губами. Она тонула в потоке сладостных ощущений, который смыл все попытки сопротивления. Ее колени подкосились, и, чтобы не упасть, она обняла его за плечи.

Он ласкал ее сосок языком, нежно поглаживая грудь. Она откинула голову, ее волосы рассыпались по плечам. Кайан принялся ласкать другую грудь, дразняще посасывая ее, пока волна ее желания не возросла до такой степени, что ей стало больно.

Он схватил ее руку и прижал к своему животу. Это прикосновение возбудило ее еще сильнее, и она потянулась к нему. Когда их губы встретились, она пылко отвечала ему, лаская его шею и обхватив его бедрами.

Кайан освободился из ее объятий. Нежно, но твердо он отстранил ее, выдохнул и лукаво улыбнулся.

— Да, ты подросла, — сказал он.

Она была поражена и не знала, что ответить. Повернувшись, она нырнула и отплыла в дальний угол бассейна.

— Не знаю, что и сказать, — призналась она. — Мне не следовало…

— Не будем лгать друг другу, Роксана.

Она пыталась возразить, объяснить, но нужные слова не приходили.

— Нам следует поставить на этом месте памятник сегодняшнему событию. — Его улыбка превратилась в хорошо знакомую ей кривую усмешку. — Мне было девятнадцать лет, когда ты стала женой великого завоевателя, — сказал он. — А сколько было тебе? Шестнадцать?

— Это было сто лет назад.

Если до этого она была сильно смущена, то теперь замерла в растерянности. Чему ей верить? Кайан был таким же, но сейчас он вел себя непонятно.

А она, знавшая физическую любовь двух мужчин, была в состоянии такого изумления, будто это происходило с ней впервые. Почему ласки Кайана так подействовали на нее? Ей казалось, что ее плоть и кровь проснулись лишь сейчас, а до этого она была сделана из дерева. Она чувствовала себя как привидение, бродившее в царстве теней и внезапно застигнутое лучами яркого солнца.

Она посмотрела на него полными слез глазами.

— Значит, тебе было девятнадцать?

— Да, я был зеленым юнцом.

Он поднял кубок с вином, осушил его и взял кусок мяса. Она натянула тунику себе на грудь, прекрасно зная, что намокшая тонкая льняная ткань стала почти прозрачной.

— А я уже немолодая женщина, родившая ребенка.

— Ты стала еще красивее, — хрипло сказал Кайан. — Я постарел, но время пощадило тебя, Роксана. Годы не оставили на тебе следа.

Она почувствовала, что ее щеки заливает румянец.

— За эти годы ты отлично научился говорить женщинам приятные и лживые слова.

— Я никогда не претендовал на роль евнуха.

— Да, Кайан. Но и я не пытаюсь никого уверять, что я девственница. — Она выжала воду из волос и подобрала их. — Я ничего не могу обещать тебе.

— Пообещай, что подумаешь о моем предложении.

— О каком предложении? Я не слышала никакого предложения.

Скрывая волнение, она поднялась по ступеням и обернулась льняным полотенцем.

— Стань моей женой, Роксана.

— Не надо. Все это слишком быстро. Я пока не знаю. Ты… — Она беспомощно развела руками. — Ты был прав, что прекратил это. Если бы мы… если бы я позволила тебе…

Он снова усмехнулся.

— А ведь нам было хорошо. Признай это!

— Я не отрицаю. Но, возможно, дело не в тебе, а во мне. Может быть, я ненасытна. Может, я так же повела бы себя со скифским разбойником или погонщиком верблюдов. Мне очень нравится заниматься любовью. Но то, что я люблю это, не повод, чтобы выходить замуж.

— Я хочу, чтобы ты родила мне детей… дочерей. Да, трех или четырех дочерей, рыжих и курносых. Упрямых и смелых, как их мать.

— Какой же мужчина не хочет иметь сыновей?

— У меня уже есть два сына. Лучших и желать нельзя. — Он подошел к борту бассейна. — Я должен вернуться к ним. Возможно, Вал нуждается во мне.

— Ты прав, — сказала она. — Иди, посмотри, как он, а потом возвращайся, чтобы я наложила тебе швы.