За этим следовало распоряжение военного министерства об официальном назначении Бёдвуда командующим экспедиционными войсками и о направлении Монро в Салоники.
Фельдмаршал сидел с Кейсом до полуночи, готовя свои планы, и они договорились, что он отбудет на Дарданеллы на следующий день. Кейс должен был отправиться вместе с ним при условии, что вначале получит гарантии некоторых морских подкреплений для операции в Нэрроуз.
Все это происходило 3 ноября. А 4 ноября стало еще более напряженным днем. Утром Кейс получил свои подкрепления. Плыть к Дарданеллам было приказано четырем линкорам «Гиберния», «Зеландия», «Альбемарль» и «Руссел», а также четырем эсминцам и еще двадцати четырем тральщикам. После полудня Бальфур направил де Робеку тактичную телеграмму, в которой говорилось, что до него дошло, что адмирал чувствует себя неважно и нуждается в отдыхе. А посему ему надлежит вернуться в Англию для отдыха. «Готовя себе замену на время отсутствия, пожалуйста, имейте в виду возможность срочного обращения армии за помощью, что потребует всевозможных усилий флота для попытки прорваться через пролив. Остающийся за Вас адмирал поэтому должен быть способен организовать эту важнейшую операцию и полностью соответствовать нашей стратегии».
А вечер принес неудачу. На прощальной встрече с членами кабинета Китченер понял, что среди них все еще нет единого мнения относительно Галлиполи и Салоник. Бонар Ло угрожал отставкой, если войска не будут эвакуированы, а Бальфур четко дал понять, что флот ничего не будет предпринимать в Дарданеллах, если армия не будет атаковать. Может ли армия наступать? Китченер был вынужден ответить, что не знает. После встречи он отправил Бёдвуду унылую телеграмму, аннулирующую предыдущую. «Боюсь, — писал он, — что флот может не подыграть нам... Чем больше я смотрю на эту проблему, тем меньше вижу выход из нее, а поэтому Вы лучше тихо и секретно подготовьте свой план вывода войск».
И он отправился по суше через Францию до Марселя, где его ожидал «Дартмут», чтобы довезти до Дарданелл. Но в Париже, где фельдмаршал остановился на ночь, чтобы проконсультироваться с французским правительством, его ждали более приятные новости. Французы заявили ему, что они против эвакуации. Услышав это, Китченер еще раз послал Бёдвуду телеграмму, сообщая, что подкрепления все еще возможны, а другая телеграмма ушла к Кейсу в Лондон, призывая его немедленно выезжать в Марсель и прибыть на «Дартмут», чтобы по дороге в Галлиполи они смогли обсудить совместное морское и сухопутное наступление.
Этой телеграммы Кейс так и не получил. Она пришла в Адмиралтейство в Лондоне, но дежурный офицер решил (совершенно ошибочно), что нет смысла отправлять ее коммодору, поскольку он не доберется до Марселя, чтобы успеть на «Дартмут».
Теперь все пошло враздрай. Когда Кейс не появился в Марселе, Китченер пришел к выводу, что морской план провалился, и он в унынии отплыл без Кейса. В это же время Кейс, ничего не зная обо всем этом, был в превосходном настроении. Он доехал до Парижа, получил от французского морского министра обещание прислать еще шесть боевых кораблей и поспешил вдогонку за Китченером в уверенности, что все идет нормально. В Дарданеллах де Робек готовился упаковывать свои чемоданы, считая, что его заменит Вэмисс, а Монро, бывший в поездке по Египту, столкнулся с озадачившей его новостью, что Китченер тайно готовит его перевод в Салоники. Возможно, из всех них более всего был ошеломлен Бёдвуд. Он не верил, что армия имеет хотя бы мизерный шанс в высадке нового десанта поблизости от перешейка Булаир, и у него не было желания стать главнокомандующим. Он скрыл телеграмму о своем назначении и послал депешу Китченеру, выражая надежду, что Монро останется на посту командующего.
А в Лондоне продолжалось перетягивание каната между сторонниками Галлиполи и Салоник.
Но самым обескураживающим аспектом в этих запутанных событиях была неопределенность позиции самого Китченера. Внешне его престиж оставался незыблем, вокруг него по-прежнему вращались генералы и политики. И все же с каждым днем становилось все более очевидно, что прежняя стойкость покидает его, что он также оказался в фатальном заточении Дарданелл. Пока командиры в Галлиполи и руководители в кабинете министров тянули вначале в одну сторону, потом в другую, он дрейфовал с остальными, и стало казаться, что он так же не способен найти решение, как и кто-либо еще. И в самом деле, в начале ноября, похоже, только двое оставались на твердой почве. Одним из них был Кейс, другим — Монро. И реальной проблеме — оставаться или уходить, атаковать или отступать — было суждено решиться между ними. Эти двое были лидерами двух соперничающих лагерей, и вопрос состоял лишь в том, кто из них будет более успешным в навязывании своей воли. Другими словами, Китченер собирался в Галлиполи не как предводитель, а как арбитр, и этой игре история не имела прецедентов.
Вначале у Кейса не было ни малейшего шанса. Он был все еще вдалеке в своей поездке к Дарданеллам, когда Китченер прибыл на Лемнос. Фельдмаршала встретили Монро, де Робек, Бёдвуд, главнокомандующий в Египте генерал Максвелл и верховный комиссар в Египте сэр Генри Макмагон. Максвелл и Макмагон приехали, чтобы выразить свои опасения в отношении безопасности Египта в случае эвакуации Галлиполи, и в ходе своего пребывания они достигли договоренности с Монро. Они сказали ему, что готовы поддержать идею эвакуации, если он высадит новый десант на азиатском побережье в бухте Айяс в заливе Искандерун. Это намечалось для того, чтобы помешать туркам напасть на Суэцкий канал. Монро особенно не задумывался над этим планом, но был готов на него согласиться, если получит войска с Галлиполи. Эта тройка сформировала крепкий блок. Де Робек был главным образом озабочен техническими проблемами флота. Он соглашался на снятие войск с Сувлы и сектора АНЗАК, но желал сохранить мыс Хеллес как базу в поддержке его блокады Дарданелл. Бёдвуд тоже склонялся к идее эвакуации, но был абсолютно против плана в бухте Айяс. Никто не заговаривал в пользу новой попытки прорыва через пролив силами флота, а де Робек открыто заявлял, что считает это безумием.
Так что все они были эвакуаторами, все старались отыскать какой-нибудь способ, чтобы убраться отсюда, не очень потеряв лицо, а безопасность Египта стала более важной, чем взятие Константинополя.
Но Китченера все еще не убедили. Ему понравился план с высадкой в бухте Айяс, и он послал в Лондон телеграмму, сообщая об этом. Но он склонялся к эвакуации. После двух дней споров на Имбросе он поехал на полуостров и методично проинспектировал три плацдарма, отведя на каждый из них по целому дню.
Как и Монро, он был подавлен трудностями на месте и ненадежным положением армии на берегу. Но он не считал ситуацию безнадежной. Он считал, что войска могут продержаться зиму и что если они будут вынуждены эвакуироваться, то потери будут меньше, чем предсказывались. Возможно, не более 25 000. Все это он изложил в телеграмме в Лондон по возвращении 15 ноября на Имброс, но все же не дал никаких рекомендаций, что же надо делать. Уже прошла одна неделя.
В эту неясную сцену чувство реальности внес Генеральный штаб военного министерства в Лондоне. План высадки в бухте Айяс был отклонен без разговоров, потому что, уже имея два фронта в Галлиполи и Салониках, было бы неразумным открывать третий и что, если турки вздумают напасть на Египет, будет куда лучше встретить их после того, как они пересекут пустыню, чем в самом начале их похода. Французы вообще не принимали этой идеи, поскольку рассматривали бухту Айяс и Александретту как сферы своего влияния.
Возникли и новые проблемы. Войска в Салониках ничего не достигли (даже не вступили в контакт с сербами) и теперь вот-вот отступят в Грецию. Король Константин заговорил о разоружении войск, как только они перейдут границу. В спешке Китченер уехал 16 ноября вместе с Монро в Салоники, чтобы увидеть, что там происходит. И вот там наконец-то на следующий день Кейс застал его. Они встретились на борту «Дартмута».
