Шпиль сельской церквушки остался далеко позади нас. Справа стоит укрытие с соломенным настилом, оно главное на этом полигоне пулеметного расчета. В глинистую землю воткнуты нарисованные мишени, напоминающие какие-то нелепые пугала, а в свежевырытом окопе нас уже ждут два пулемета.
Вот они заговорили. Пули молниеносно летят в мишени. После бесконечной тишины от непрерывного треска болят уши. Я отхожу от пулеметов как можно дальше и отворачиваюсь, подняв голову к темнеющему небу; черные полоски на западе возвещают о приближении вечера. На юге плывут пылающие облака, и белые стены крестьянского хутора вдалеке слабо мерцают в последних лучах солнца. Пулеметный треск эхом проносится по всему огромному полю.
Я думал, что только солдаты являются очевидцами учений с применением этих ужасных смертоносных орудий. Но вдруг, захлопав крыльями, в небо поднялась стая диких гусей и стала кружить над нами. Один из пулеметов направили на них. Несколько птиц упало на землю. Завтра нас ждет отменный обед.
149.
Пятница, 20 апреля 1917 года
Рафаэль де Ногалес и конец второго сражения под Газой
Они находятся за линией фронта и уверены, что худшее уже позади. Накануне сражение достигло кульминации: де Ногалес дважды ходил в кавалерийскую атаку. В первый раз им казалось, что это все равно что получить “приказ о смертной казни”. Османская конница против британских пулеметов. И все же каким-то чудесным образом все обошлось. Конечно, его ранило в бедро, но его телохранитель Тасим остановил кровотечение примочкой из жевательного табака: “немного щипало, но в целом здорово помогло”.
Почти месяц назад отгремело первое сражение под Газой, вызвав хаос и большие потери, — причем обе воюющие стороны сперва думали, что проиграли, — однако оно закончилось победой турок, поскольку британцы, отчасти из-за нехватки воды, оставили завоеванные территории. Второе сражение под Газой началось в основном в результате чересчур оптимистичных и совершенно ошибочных донесений, которые командовавший британскими войсками в этом районе генерал отправлял домой в Лондон: это дало властям повод вновь понадеяться на то, что победа не за горами, что требуется лишь еще горстка солдат, несколько пушек, еще одно наступление… и так далее.
Итак, британцы перешли вчера в наступление, получив спешное подкрепление (в виде восьми танков и четырех тысяч снарядов, начиненных газом) и заручившись обещанием о дополнительной помощи, если удастся открыть путь на Иерусалим. В итоге все превратилось в бледную копию неудач на Западном фронте, со всеми этими авианалетами, массированными, но неэффективными артобстрелами, поврежденными танками, атаками пехоты, разбивавшимися о надежную систему окопов врага.
Кавалерийская дивизия, в которой служил де Ногалес, по-своему способствовала успеху, доставив неприятности британскому флангу. На рассвете к офицерам пожаловал посланец от командующего войсками в Газе полковника фон Крессенштейна, который благодарил их и поздравлял с победой. Второе сражение под Газой практически закончилось. Британцам не удалось совершить прорыв.
Через четверть часа вся дивизия уже на пути в Абу-Хурейру, болотистую местность в тылу. Там они смогут напоить лошадей и отдохнуть. Всадников много, и они поднимают за собой огромное облако пыли, в теплом воздухе оно клубится за конницей словно гигантский хвост. Де Ногалесу не по себе при мысли о том, что британцы могут заметить пыль и поймут: это крупное воинское соединение на марше. Однако командир дивизии в ответ на его опасения лишь усмехается. Как только они прибудут на болото, они сделают остановку и выстроятся в колонны по полкам.
Но едва они спешились, как тут-то все и началось.
Сперва послышался шум моторов. Через минуту появились пять или шесть британских двухпалубных самолетов. Бомбы начали взрываться прямо в плотных прямоугольниках из людей и лошадей, и эти взрывы за полминуты привели к более серьезным потерям, чем за весь прошедший день:
Почти две сотни лошадей замертво рухнули на землю, иные разбежались кто куда, обезумев от боли; хлестала кровь, кишки вываливались наружу. Раненые животные тащили за собой всадников, застрявших в стременах, и топтали копытами солдат, пытавшихся удержать их.
Рафаэль де Ногалес был восхищен летчиками, он считал, что они провели “исключительно блестящую атаку”.
Тем не менее немецкая зенитная батарея, стоявшая поблизости, сумела подбить два самолета. Один исчез за горизонтом, а второй упал прямо носом вниз. Де Ногалес следил за его падением и видел, как тот врезался в землю, весь окутанный дымом. Он тут же вскочил на коня. В сопровождении улан он спешно поскакал к далекому облаку дыма. Оно находилось примерно в пяти километрах от них.
Больше всего ему хотелось спасти жизнь пилота. Или, по крайней мере, его тело.
Ему было известно, что иррегулярные арабские войска, сражавшиеся на стороне османской армии, убивали, калечили и грабили всех раненых врагов на своем пути. Ночью он множество раз натыкался на раздетые и изувеченные трупы британских солдат. Встретил он и проводника, который вел за собой коня, нагруженного винтовками, окровавленной формой, ботинками, ремнями и прочим, — вещами, снятыми с убитых. Проводник нес еще что-то бледное и длинное: при свете карманного фонарика это оказалась человеческая рука, — рука, которую он отрубил выше локтя и взял себе ради украшавшей ее татуировки. Преодолевая отвращение, де Ногалес выкупил руку и проследил, чтобы она была захоронена.
Они добрались до места крушения, но было уже поздно.
Пилот лежал мертвый, под обломками того, что еще недавно было его самолетом. Тело раздели. Ступни были отрублены; очевидно, грабители торопились снять с него ботинки и сэкономили время:
У погибшего офицера были светлые, с рыжеватым оттенком волосы, он был совсем юным. Единственная заметная рана зияла в груди, там, где осколок снаряда пробил легкое. Из-за сильного удара о землю, при падении с высоты более тысячи метров, его синие, а может, светло-карие глаза выскочили из орбит.
Над их головами кружил один из товарищей погибшего летчика, который жаждал отомстить.
Что-то перевернулось в душе де Ногалеса. Может, из-за того, что погибший был красив, или потому, что (как говорит сам де Ногалес) он испытывал уважение к такому достойному и бесстрашному врагу, офицеру и христианину, как он сам, — но он не мог позволить оставить тело на растерзание диким зверям. Вытащив револьвер, он заставил одного из людей погрузить убитого на своего верблюда и вести его в Абу-Хурейру.
Там де Ногалес проследил за тем, чтобы пилота похоронили как подобает. В такой спешке невозможно было раздобыть гроб, так что он завернул тело в свой собственный плащ. Затем де Ногалес снял со своей шеи маленький золотой крестик, который носил с детских лет, и прикрепил его, будто медаль, на груди погибшего.
150.
Понедельник, 21 мая 1917 года
Харви Кушинг видит обломки корабля в Атлантическом океане
Десятый день на море, и погода наконец установилась. Светит солнце, море спокойное. Корабль называется “Саксония”, на его борту находятся Харви Кушинг и остальные из госпиталя № 5. Это самое первое американское соединение, которое отправлено в воюющую Европу. Всего чуть больше месяца назад США вступили в войну, “с тем чтобы защитить демократию в мире”. Тем самым они обезопасили британцев, прежде всего в экономическом отношении. Ведь они тоже вели войну в кредит, и сроки кредита в конце прошлого года уже заканчивались, так что в британском правительстве мрачно поговаривали об угрозе экономического краха. И вот теперь, в последнюю минуту, Великобритания воспряла за счет американских денег и, что не менее важно, дешевого американского сырья.
До сих пор это морское путешествие ничем не омрачалось, но ощущение тревоги не покидало экипаж. “Саксония” передвигалась совершенно самостоятельно, — конвоя тогда еще не было, — то и дело совершая зигзаги по волнам Атлантики и постоянно отслеживая, не появился ли где перископ вражеской подлодки. Круглые сутки люди на борту носили на себе спасательные пояса. Время от времени тренировались, осваивая спуск спасательных шлюпок. По вечерам все вокруг окрашивалось в оттенки серо-голубого: корабль, море, облака.
