Разговоры с Джерри были похожи на лекции по практической политике. Ничего подобного Пат в колледжах не слышал.

Как и всегда, Пат тщательно записывал имена и занятия людей, с которыми встречался, путешествуя по Рочестеру, Буффало, Бингэмптому, Пугкипси и др. В каждом городе он встречался с лидерами демократов и республиканцев, оценивая силу каждой партии, определяя, кто может быть потенциальным бунтовщиком, проверяя, нет ли движений третьих сил, и находя друзей Семьи или друзей друзей.

Пат обнаружил, что со своей репутацией и с указаниями, полученными от местного главы, он способен сразу же овладеть аудиторией. Также, к своему удивлению, он понял, что ему нравится выступать. С помощью Фоули он начал учиться ритму речи, эффектным паузам, приемам, гарантировавшим аплодисменты. Его основными темами были потеря авторитета семьи, растущая либерализация школ, дикость молодежи, угрожающий рост трущоб, под которыми все понимали негритянские гетто.

Обычно Пат выступал в высших школах, перед различными обществами и движениями, женскими группами. Губернатор был в восторге от его выступлений. Пат вполне отрабатывал свои двадцать четыре тысячи долларов в год. Еще столько же ему полагалось на текущие расходы, но они не были такими уж большими. Как правило, он уезжал не больше чем на четыре дня.

Пат ездил на скромном "плимуте", выданном ему из резерва штата, с гербом Комиссии по раскрытию преступлений. Он носил почетный знак полиции и по привычке брал с собой свой старый "смит-и-вессон".

Когда Пат еще не путешествовал так много, у него был свой кабинет в здании Верховного суда штата на Фоули-сквер. Так как ему было достаточно удобно поддерживать связь с Малбери-стрит, он редко не имел контакта с Семьей более недели, встречаясь с Сэмом или посещая "Луну", "Теддиз" или "Алто-Найтс".

Пат читал много лекций в городах, особенно в Куинсе, Бруклине и Бронксе, где все были помешаны на защите от насилия. Пат с иронией думал, что, в то время как тюрьмы перестраивают, чтобы сделать их более удобными для преступников, горожане окружают себя решетками и запорами, поэтому в камерах оказываются честные люди, а преступники гуляют на свободе.

В каждом районе штата Пат посещал общество "Коламбия", где его спонсором был капитан Артур Марсери, Добровольную ассоциацию патрульных и Ассоциацию лейтенантов.

Выступления Пата имели такой успех, потому что они были искренними. Пат действительно ненавидел уличных хулиганов. Он ненавидел тех, кто насилует невинных женщин. Он ненавидел мулатов, которые вырывают у людей бумажники и грабят их в темных аллеях. Он ненавидел пьяных мотоциклистов и "голубых". Он ненавидел девок и ковбоев, заполнявших бары. Он ненавидел банды мотоциклистов, одетых в черную кожу, и вандалов, разбивающих фонтанчики для питья и писавших на стенах, он ненавидел взломщиков, наглых надувал, воров, сексуальных извращенцев, сводников.

При помощи эффектного начала он обычно сразу завоевывал внимание аудитории.

– Как вы представляете себе среднего полицейского офицера? – иногда начинал он, стоя перед аудиторией в своем темном пиджаке со сверкающими пуговицами. – Толстопузый гигант, неотесанный и необразованный. Вы думаете о нем как о человеке, который становится жестоким, когда кто-либо на его территории нарушает закон. Его изображают в виде комбинации Самсона в физическом плане, интеллектуальной посредственности и эмоционального урода. Разве удивительно, что подобное представление заставляет среднего горожанина или терпеть, или не замечать, или даже избегать полиции? Полицейский занимает место где-то посередине между законопослушными и преступными элементами общества. Именно этот образ, поддерживаемый злопыхательской прессой и близорукими доброжелателями, и вызвал необычный рост преступности, в шесть раз обгоняющий рост населения.

Эти слова обычно вызывали вздох ужаса. Затем он подтверждал свои слова, ссылаясь на авторитеты. Он говорил:

– Комиссар Арм подчеркивал, что никогда еще полиция не пользовалась такой низкой степенью уважения. Никогда еще она не подвергалась такой неустанной – и в основном незаслуженной – критике. Никогда еще публика не выражала такое недоверие полиции.

Эти слова обычно вызывали взрыв аплодисментов.

– Причиной такого положения вряд ли можно считать действия нескольких полицейских. По-видимому, идет какая-то кампания, направленная на ослабление полиции и пренебрежение законностью и порядком.

Если аудитория была патриотически настроена, Пат обычно заканчивал словами Уильяма Паркера – комиссара полиции Лос-Анджелеса: "В Америке возникла ситуация, когда несчастный полицейский оказывается во всех отношениях беззащитным. Это опасная традиция, так как общество теряет способность защищать себя и у полицейского возникает неуверенность, из-за которой он действию может предпочесть бездействие. К такой ситуации давно стремятся кремлевские лидеры. При решительно настроенной полиции давняя мечта Коминтерна – кровавая революция – не будет возможна".

Пат знал, что на эту фразу можно положиться, если хочешь вызвать бурную овацию, часто даже стоячую.

На речи Пата часто ссылались, и не только в отделах новостей местных газет, но и в статьях ведущих газет на следующий день.

Пат обратился в службу газетной информации и стал заполнять третий том своих записных книжек, уже распухший от его геройских речей.

В конце марта 1962 года Пат припарковал свой плимут у знакомого дома в Ривердейле. Сэм Мэсси ждал его в кабинете – камин был разожжен, бренди разлито. На Сэме была шерстяная кофта на пуговицах кремового цвета и желтая рубашка. Очки для чтения в черной роговой оправе висели низко на носу, и Пат заметил на его загорелом лице морщины, говорившие о приближении старости. Сэм беззаботно взъерошил свои волосы стального цвета.

– Не хотелось бы тебя беспокоить, сынок. Ты мне действительно как сын.

– Что такое, ба? Я могу чем-нибудь помочь?

– Есть кое-что, что только ты можешь сделать. Я связывался с Атлантой на этой неделе.

– Дон Витоне?

Сэм кивнул.

– И как он?

– Как он! – фыркнул Сэм. – Как может быть человек, по уши погрязший в наркотиках, когда все стремятся нанести ему удар в спину? Он расстроен. Сначала эти парни в Бруклине, затем Профачи, а теперь на него насел Гамбино, но самый большой возмутитель спокойствия находится в его собственном доме.

– Бендер?

Сэм кивнул.

– По правде говоря, все было решено до того, как Лаки умер, – сказал он. – Дон Витоне послал запрос в Центральный Совет и получил согласие. Теперь кому-то надо добраться до Бендера, но мы не хотим, чтобы об этом стало всем известно. Это очень тонкая работа. Если об этом станет известно, то начнется ад. Нам не нужно больше насилия. Дон Витоне боится, что он расколется, если ФБР прижмет его на наркотиках.

Наступило длительное молчание. Пат ждал.

– Не хотелось бы тебя просить, сынок, но ты мог бы справиться с этим делом?

Пат улыбнулся, вспомнив о Гранд-Арми-Плаза.

– Я справлюсь, – ответил он.

Сэм положил ему руку на колено:

– Ты знаешь, что ты мне больше, чем сын. Я не хочу подвергать тебя опасности. Ты делаешь важное дело, и, думаю, нам все же удастся переправить тебя в Вашингтон, поэтому нам не нужны скандалы, но никому нельзя верить в наши дни, кроме членов своей семьи. Дон Витоне подчеркнул, что он не хочет, чтобы об этом знали даже Джерри Катена или Джимми Синеглазый, или другие.

– Чтобы выманить его из дома, мне нужна пара человек, которым он доверяет.

– Ладно, мы таких найдем, но я не хочу, чтобы они знали, где он найдет свой конец. Думаю, место в Коламбии вполне подходит. Знаешь, этот известняк похож на мрамор. Он как памятник. Как памятник на кладбище.

– Да, – сказал Пат. – Понимаю, что ты имеешь в виду. Я появлюсь там через пару недель. Мне нужно взорвать немного камня для забора и патио.