– Перед разговором с Семьей Профачи мы убьем одного из них и потребуем сотню тысяч как залог доверия.

Но Ларри и Джо Джелли отговорили его от ненужного кровопролития, хотя Ларри и пришлось его для этого стукнуть. И, чтобы избежать преждевременного взрыва, они услали Джои на каникулы в Калифорнию, чтобы он остыл.

Через нейтральных посредников была назначена встреча, и заложников оставили невредимыми. Ларри был не против кровопролития, но он считал, что в данной ситуации это будет неумно, поскольку одновременно они не могут уничтожить самого Профачи. Если бы кто-нибудь из заложников был убит, то у Профачи хватило бы сил, чтобы уничтожить всю Семью Галло. Пленников следовало использовать как пешек. Профачи передал, что он поговорил с Галло, и через две недели после похищения трех заложников отпустили. Это были Джо Маглиокко, Шейх – Салли Мусаккия и брат босса Фрэнк Профачи.

Но Джона Сцимоне, самого "крутого" и хладнокровного из них, оставили. Отчасти потому, что во время своего пребывания в "Манхэттен-отеле", где они его держали, он дал им понять, что думает перейти на их сторону. Чтобы устранить подозрения, они продержали его еще неделю. В конце концов вопрос был обсужден на совещании глав пяти ведущих Семей.

Встреча проводилась на первом этаже ресторана на Лонг-Айленде. Сумасшедший Джои к этому времени вернулся, и его было трудно удерживать от того, чтобы он не вверг в беду всю Семью, но Ларри его утихомирил и описал все несправедливости, которые их банда терпела от Семьи Профачи.

Том Бендер, встав, поддержал Галло.

– Больше всего, сказал он, им нужен мир. Нет смысла привлекать внимание извне излишними убийствами и насилием.

Гамбино и Лючезе не выразили никакого мнения, и в конце концов было решено, что пусть Джо Профачи и Галло сами выясняют свои проблемы любым способом.

Галло были уверены в себе. У них был Сцимоне как пятая колонна, а боевик Профачи Змея – Кармине Персико выразил им свое дружеское отношение. Через день после совещания Пат встретился с Тони Бендером за бифштексом у Ломбарди, и тот рассказал ему, как проходила встреча.

– Если бы боссы действительно хотели мира, – сказал Пат, – они не оставили бы это дело молодым бездельникам. Мира не будет.

– Ну, – пожал плечами Бендер, – что будет, то и будет. Понимаешь, что я имею в виду?

Пат был доволен почти всем – повышением по службе, назначением обратно в Шестой участок, удобными отношениями, которые сложились с Китти. Он виделся с ней обычно по понедельникам и четвергам. Регулярного графика у них не было, но по выходным он бывал дома или на ферме, поэтому к понедельнику его желание неимоверно возрастало. Китти по понедельникам не выступала в театре, и они могли вместе сходить пообедать или в кино.

По четвергам Пат встречался с Китти в порядке подготовки к долгому концу недели, поскольку по пятницам они с Конни и маленьким Себастьяном, воняющим и булькающим в коробке с подстилкой, уезжали на ферму.

Кроме секса, который становился все совершеннее, Пата привлекала в Китти легкость общения с ней.

В один из понедельников сентября Пат направлялся на раннее свидание с Китти. На работе он обсуждал с капитаном участка день выборов. Идя по улицам мимо предвыборных афиш с портретами Кеннеди и Никсона, он думал о выборах. Семья была единодушна в одном; Кеннеди – это плохо для организации. Действия его брата Роберта в Комиссии Маклеллана ясно говорили о том, как пойдут дела, если Кеннеди победят. Они уже давили на ФБР, требуя, чтобы оно больше занималось организованной преступностью и меньше поисками украденных автомобилей.

Дойл выступал за Кеннеди.

– Не только потому, что они – ирландцы, – сказал он как-то Пату, – но и потому, что второй кандидат – мошенник. У нас есть такие материалы на него, что ты бы поразился.

– Я думал, Бюро за Никсона, потому что он выгонял из правительства коммунистов.

– Да, Бюро, может быть, но я – нет.

Пат прекратил на этом дискуссию. Если он и интересовался политикой, то только в локальном масштабе. Его больше волновало, как меняется влияние Десапио в Демократической партии и что происходит в Вашингтоне. В одном он был уверен, что, независимо от того, победит Никсон или нет, республиканцы никогда не будут править Нью-Йорком. Так что вопрос заключался только в том, какую фракцию демократов поддерживать. Лучше, наверное, обе.

Этой осенью Пат еще раз прославился, освободив заложника и убив при этом двоих похитителей. Знакомый репортер сказал ему, что его известности скоро хватит на целую книгу.

Уинберг тоже был поражен его растущей славой.

– Это позор – дать всей этой известности пропасть попусту, – заявил он. – Ты никогда не думал заняться политикой? С такой славой ты стал бы известным кандидатом, у тебя все для этого есть.

– Смеешься? Я – сыщик, а не политикан.

– Совсем не смеюсь, – сказал Уинберг. – Подумай об этом. Ты же не хочешь всю жизнь быть полицейским, а? Тебя поддержат множество влиятельных групп. Город испуган ростом преступности. А кандидат, ратующий за закон и порядок, – этоименно то, что надо.

Пат успокоил своего друга, пообещав подумать. Это было для него новым делом, но некоторые аспекты всего этого его привлекали. Он обсудил эту идею с отцом Рэем за стаканом чинзано.

– Твой еврейский друг мыслит разумно, – сказал Раймундо. – Я никогда и не думал, что ты проведешь всю жизнь в полиции. Это подходит для Артура. У него небольшие притязания. Но ты поразмысли серьезно. Если ты решишь пойти этим путем, то за тобой будет стоять Семья, а мы не без влияния в политике. Пока мы озабочены проблемой Десапио, но все скоро переменится и откроются возможности для наших людей.

– Вы, похоже, уже об этом думали, отец Рэй.

– Думал, думал. Просто наберись терпения. Ми во что не ввязывайся. Жди момента.

Когда завершилось в пользу Пата дело об убийстве похитителей, руководящий работник Департамента полиции по связям с общественностью заявил, что для его ведомства было бы небесполезно, если бы Конте читал лекции в колледжах и других заведениях. Пат уже проявил свои ораторские способности в обществе "Коламбиа" и в Итало-американской лиге, о чем стало известно и на работе. Пат был рад отдохнуть, и ему нравилось низкопоклонство толпы. На следующей неделе он выступил в Высшей школе Джулии Ричман.

После выборов Пат встретился с Дойлом за выпивкой у Шраффтса.

– Я плачу, – сказал Дойл. – Отпразднуем выборы. За нашего президента Джека Кеннеди и за нового министра юстиции Бобби Кеннеди.

– И за всех наших бравых полицейских, – помолчав, добавил он.

– За это я выпью, – сказал Пат. – Вообще, Джон Кеннеди мне даже нравится.

– А как насчет Бобби?

Пат пожал плечами:

– Посмотрим. Я знаю одно – твой босс не очень его уважает.

Дойл внимательно огляделся и начал было:

– Да ну его в зад...

– Да?

– Ничего. Здесь могут быть микрофоны, – сказал Дойл.

Пока лейтенант полиции Пат Конте шел к славе, Дойл стремился заставить руководство Бюро понять, что организованная преступность все же существует. Он только начал систематизировать собранные данные, когда инспектор Джонс сообщил, что Реган должен ехать в Вашингтон на трехнедельные курсы по подслушиванию, установке микрофонов и открыванию замков. Секретные курсы проводились на чердаке трехэтажного здания Отдела опознания, где туристы появлялись редко. Учебная комната была устроена в углу чердака, и здесь Дойла учили, как делать в стене дыру, как устанавливать микрофон и как восстанавливать штукатурку и краску, чтобы не осталось следов.

По субботам, когда в здании никого не было, у агентов бывала "пробежка по спагетти" – им надо было найти определенный провод в немыслимой путанице проводов комнаты. Самым секретным был курс по открыванию замков. Каждому агенту выдали набор инструментов с инструкциями по их использованию и предупредили, что если их поймают с этими инструментами, то им светит десять лет тюрьмы за ношение их.