— Смотрю, ты хорошо поработала. Вся мокрая, — встретил Жак мое возвращение.

Из нежных сфер я еще не успела этого заметить, но, взглянув на свое платье, обнаружила, что действительно вся мокрая. Даже если бы я искупалась в одежде, она не могла бы впитать воды больше.

— Позволь заметить, это не мой пот, — пробормотала я чуть слышно. — Если бы твое предположение соответствовало действительности, меня бы сейчас везли в больницу.

Бедный Оскар! Не его вина, что в такую жару и он превратился в истекающую потом горячую массу. Но хочу сказать в его защиту, а также в защиту всех аргентинцев: независимо от того, сколь обильно они исходят потом, от них нет неприятного запаха. Меня поразила эта особенность, когда я первый раз ехала в аргентинском метро: никакой такой удушливой вони, которую распространяли бы потеющие тела. Должно быть, они моются по двадцать раз на дню.

За любые удовольствия приходится платить, сказала я себе. И даже десять минут настоящей, влажной любви стоили каждого пенни, что я за них заплатила.

Невозможно придумать более прекрасного завершения моей поездки. Раз уж мы затронули тему отъезда — пора паковать чемоданы. До отлета моего самолета осталось несколько часов. Грустно думать, что, поскольку Жак и Хелени вскоре возвращаются обратно в Париж, я, возможно, никогда уже сюда не вернусь. Хотя бы потому, что Аргентина, куда бы вы ни ехали, до такой степени не по пути. И к тому же есть столько мест, куда я все еще собираюсь: Африка, Индия, Китай… Но время, проведенное здесь, я не забуду никогда. Буэнос-Айрес преподнес мне подарок, который всегда станет напоминать мне об этой чудесной стране. Подарок, который я увожу с собой вместе с восемью оставшимися в чемодане коробочками адьфахорес.

Танго.

1. Крюк.

2. Фигура танго, когда один партнер просовывает свою ногу между ногами партнера или партнерши, обвивает ее ногой и сжимает. Если движение выполнено хорошо, ощущения довольно приятные.

Быть «на крючке», то есть сходить по кому-то с ума или пристраститься к чему-то. Допустим, к танго.

25 января 1997 года

В это утро по пути на работу мне пришлось протискиваться сквозь таких же, как я, спешащих, заполнивших тротуар на протяжении целых двадцати кварталов: мой привычный ежедневный маршрут до «Фортиф энд Мэдисон». Я заметила, что для пешеходов уже зажегся красный свет, и тем не менее начала переходить дорогу. Я делала вид, что не замечаю курьеров на велосипедах, которые в последнюю минуту резко сворачивали в сторону, чтобы не сшибить меня; не слышу гудков, которыми предупреждали меня водители, видимо, вставшие сегодня не с той ноги. Поскольку с неба сыпал град, я раскрыла зонтик, и он служил мне и щитом, и оружием. Гораздо проще расчистить себе дорогу, когда встречные шарахаются от тебя, оберегая свои глаза.

Какое неудобство для окружающих я собой являю, я сознавала довольно смутно, как не слышала их комментариев: мои уши были плотно заткнуты наушниками. В них звучала «Бахиа Бланка» Карлоса Ди Сарли на портативном CD-плейере. Звуки танго возвращали меня в жаркую и пыльную студию Буэнос-Айреса и заставляли забыть обо всем происходящем вокруг, в том числе даже о холоде, пробиравшем тут до костей. Про привычке я все еще продолжала отрабатывать шаг танго, то скрещивая ноги, то доводя до совершенства болео (мах ногой). Конечно же, я не могла не видеть, что прохожие бросают на меня недоуменные взгляды. Так смотрят на сумасшедших. Но какая, в конце концов, разница, ведь я счастлива!

Словно на крыльях влетела я в здание «Янг энд Рубикем». Ничто не могло сейчас нарушить недавно обретенного мной равновесия: ни тусклый свет, ни мрачно-синий ковер во всю стену, ни даже обшивка из красного дерева. Обычно вся эта обработка мгновенно портила мне настроение, будто кто-то одним нажатием кнопки гасил мой внутренний светильник. Однако сегодня никому не удастся «выключить» меня; я чувствовала: жизнь во мне кипит и пенится.

Прежде чем заскочить в лифт, я заглянула в кафе и схватила пластиковый стаканчик с жидкостью, которую так гордо именовали кофе. Обведя взглядом угрюмые лица, я решила во что бы то ни стало сохранить приподнятое настроение, пусть даже в этом ужасном обществе. А ведь когда-то все эти люди, с приглушенными голосами и сдержанными улыбками, были (но теперь, слава Богу, уже таковыми не являются) моими товарищами по заключению. Словно Клинт Иствуд, я бежала из Алькатраса[18]. Танго освободило меня!

Меня спрашивали, как прошел отпуск, и я отвечала всем: «Отлично!» — не вдаваясь в детали. Мне не хотелось расставаться со своим секретом. Ни за что. Тайна моя была слишком сокровенна, чтобы делиться ею. И не имело абсолютно никакого значения, сколь сильно я устала; мое лицо светилось счастьем.

Поднимаясь в лифте, я отчаянно избегала встречаться глазами с пустыми взглядами коллег. Их взгляды напоминали мне о моих собственных ощущениях в 1996 году до э.т. (эры танго). На двадцать третьем этаже я вышла. Ассистентка уже сидела за столом возле моего кабинета. Лицо у нее было все такое же скучное и недовольное, как и раньше. Пока она раскладывала для меня распечатанные электронные письма и сообщения, я посоветовала ей в ближайшем будущем непременно съездить в Буэнос-Айрес. Признаю, поступок с моей стороны жестокий. Но я не нарочно.

Войдя в кабинет, я сразу же наткнулась взглядом… Впрочем, кабинет мой скорее похож на пещеру, чем на офис, — в нем нет окон (что, однако, весьма удобно для послеобеденного отдыха)… Так вот, переступив порог своей пещеры, я уперлась взглядом в красный огонек на телефонном аппарате — он отчаянно мигал. Буквально надрывался подобно сирене полицейской машины: «Голосовая почта! Голосовая почта! Голосовая почта!» Ну что ж, именно этого и следовало ожидать после двухнедельного отсутствия на рабочем месте. Однако нажимая на кнопку, разве можно предвидеть столь ожесточенную бомбардировку сообщениями? Перл-Харбор какой-то.

20.50: «Привет, надеюсь, вы хорошо провели время. Ладно, в общем, дело в том, что следует пересмотреть бюджет. К тому же нужно обговорить макет. Добро пожаловать в Нью-Йорк!»

Мой клиент. Черт! Я и забыла о съемке. Если честно, я абсолютно забыла о своем клиенте, не говоря уж о его дурацких консервированных макаронах.

8 февраля 1997 года

Только что пришла с работы домой. Позвонил Жак. И сообщил, что умер Оскар.

Разумеется, Жак сказал это не прямо в лоб. Он умеет быть деликатным. Все произошло в разгар милонги. Оскар ел пиццу, когда у него случился сердечный приступ. Но и мое сердце теперь разбито. Мой первый партнер! Всего несколько недель назад он сжимал меня в своих огромных и теплых ручищах, а теперь… Я не преувеличиваю — он затанцевал себя до смерти. Я вспомнила девочку в красных башмачках из сказки, которая никак не могла перестать танцевать. И бедных медведей из Болгарии. Их бьют палкой, а они пляшут и пляшут, пока не упадут замертво от истощения… Вот такой уход… Но раз уж речь об уходе, то как санитарам «Скорой помощи» удалось унести тело Оскара? Еще одна загадка, которую предстоит решить наряду с тем, как египтянам удалось построить такие огромные пирамиды… Если бы мне не было так грустно, я бы порадовалась за Оскара. Вернее, даже позавидовала бы ему. Разве можно придумать лучший способ уйти в мир иной? Счастливчик проведет остаток вечности в объятиях каждой из бесконечной череды партнерш на нескончаемой милонге где-то на небесах.

10 марта 1997 года

Я записалась на уроки танго в три разные школы. В первую — потому что именно в ней Аль Пачино учился танцевать тот самый танец для фильма «Запах женщины». Во второй брала уроки Мадонна, снимаясь в экранизации мюзикла «Эвита». Третью я выбрала наудачу. Я металась по городу, стараясь успеть везде. Никогда раньше не ощущала я такого счастья — и никогда раньше не была так сбита с толку. Каждый из учителей предписывал исполнять фигуры по-своему и уверял, что лишь он (она) знает, как правильно танцевать танго.