Маршал покачала головой.

— Да нет, какой же это конь-демон… Ну, Пакс, ты, как всегда, в своем духе. Опять нас всех удивила.

— И чем же, уважаемая маршал? — поинтересовалась Пакс, спрыгнув с коня, но продолжая держать его за гриву.

— Я все думала, — пояснила маршал, — о том, как ты обретешь своего скакуна — истинного коня паладина. Честно говоря, я терялась в догадках и даже предположила, что в обозримом будущем тебе придется обходиться без своего скакуна. Ты ведь не такая, как другие паладины Геда, и трудно предугадать, что может случиться с тобой. Говоря откровенно, менее всего я ожидала, что такой конь появится здесь посреди зимы…

— Значит, вы думаете, что это…

— Твой конь паладина. А что же еще? Ты только посмотри на своего красавца. — Маршал протянула руку к гнедому, тот ткнулся ей в ладонь носом, а затем вновь повернул морду к Пакс. — Странно только, — добавила маршал, — что он не появился здесь сразу вместе с тобой. — Конь фыркнул и ударил копытом о камни, которыми был вымощен крепостной двор. Маршал удивленно посмотрела на него, а затем снова покачала головой. — Понимаешь, Пакс, лошади паладинов тоже обладают некоторыми особыми способностями. Я не знаю, говорил ли тебе об этом Амберрион…

— Кое-что мне известно…

— Вот и хорошо. Не все они одинаковы. Я, пожалуй, не стану зря гадать, что именно умеет этот гнедой, но заранее предупреждаю: не следует слишком удивляться, если он вдруг выдаст что-нибудь необыкновенное. — Сказав это, маршал кивнула Пакс и ее коню и направилась к казарме.

Пакс оглядела собравшихся вокруг солдат. Никто не осмеливался спрашивать ее о чем-либо, но, судя по взглядам, можно было понять, что всех интересует, что Пакс собирается делать дальше. Помолчав некоторое время, она вздохнула и сказала:

— Пожалуй, для начала надо подыскать ему место в конюшне.

Пакс даже удивилась тому, насколько спокойно и охотно ее гнедой зашел в конюшню, встал в стойло и принялся жевать сено, как самая обычная рабочая лошадь. Убедившись в том, что гнедой чувствует себя на новом месте совершенно нормально, Пакс поспешила во внутренние покои крепости, чтобы разыскать герцога и доложить ему о случившемся.

Выслушав ее, герцог Пелан задумчиво сказал:

— Есть у меня подозрение… что все это значит только одно: ты больше не задержишься здесь надолго. Кстати, кольчуга твоя тоже почти готова.

— Может быть, ты что-нибудь чувствуешь? Какой-нибудь внутренний голос? — спросила Доррин.

— Нет. — Пакс оглядела обеденный зал и пожала плечами. — Пока ничего. Но может быть, мой господин, вы и правы. Я не представляю, для чего здесь, в крепости, может потребоваться такой скакун.

— По крайней мере, Праздник середины зимы ты должна провести здесь, — сказал герцог и, улыбнувшись, добавил:

— Если, конечно, у твоих богов есть хоть какой-то здравый смысл. Я решил в этом году закатить праздничный пир, который запомнится надолго. Надеюсь, ты такое событие не пропустишь.

Пакс вспомнила о том, как она встречала середину зимы год назад: замерзшая, напуганная, прячущаяся от своего прошлого и бегущая от будущего. Несмотря на мрачность воспоминаний, она нашла в себе силы улыбнуться и сказать:

— Мы отметим этот праздник вместе, мой господин и уважаемые капитаны. Для меня он будет праздником победы света над тьмой и храбрости над трусостью.

Герцог хотел что-то сказать, но махнул рукой и одобрительно кивнул головой.

В праздничную ночь вся рота в полном составе отстояла торжественную стражу, отдавая дань памяти погибшим. На следующий день новобранцы, освобожденные по случаю праздника от большей части привычных работ и занятий, набрались дерзости и рискнули угостить офицеров, маршала и паладина собственноручно испеченными пирогами с сушеными фруктами. В тот же день Пакс должна была сопровождать герцога в поездке в обе деревни для совершения церемониального обмена поклонами и грамотами. Она и не думала отправляться в столь недалекую дорогу на своем гнедом, но, спустившись к воротам, обнаружила его у коновязи, оседланного и в сбруе. Герцог, улыбнувшись, покачал головой:

— Осторожней, Пакс. Будь внимательна. Боги явно оказывают давление на тебя.

— Я, честно говоря, вовсе не собиралась…

— Только не нужно мне опять пересказывать старую историю о том, что за паладинов все решают боги, — снова с улыбкой сказал герцог. — Если бы мне кто-то подарил такого коня, я бы и шагу пешком не ступил, выполняя волю богов.

— Ну что ж, а я, в общем-то, и не против… — сказала Пакс, погладив коня по шее. Грива гнедого была такой гладкой и блестящей, словно по ней только что прошлась щетка конюха. — Я хотела лишь узнать, кто его оседлал.

— Спрашивай, спрашивай, — ответил герцог, — только боюсь, что этого не делал никто.

— Но, мой господин, лошади ведь не умеют сами себя седлать…

Возражение Пакс было опровергнуто фырканьем гнедого коня, который к тому же чуть попятился и аккуратно, но недвусмысленно боднул свою хозяйку.

— Ну ладно, извини, — сказала Пакс. — Я только хотела узнать…

Конь опять фыркнул, и герцог рассмеялся уже в открытую.

— Все, Пакс, замолчи, — сказал он. — Садись в седло, и поехали. А иначе, того и гляди, ляпнешь что-нибудь такое, чего он тебе никогда не простит.

Пакс вскочила в седло. Ей показалось, что оно было сделано специально под нее, по заказу. Даже стремена были подтянуты на нужную высоту. Никто так и не признался ей, как и откуда была доставлена в крепость эта сбруя (хотя самым естественным объяснением было бы то, что герцог заказал ее кому-то в Верелле). Тайной осталось и то, кто же так вовремя и так удачно оседлал гнедого. Пакс вслед за герцогом выехала из ворот крепости — заинтригованная, теряющаяся в догадках, но довольная. Когда поздно вечером они вернулись обратно, конь позволил ей снять с себя седло и узду, но, несмотря на полдня скачки, на его шелковистой шкуре не осталось ни намека на след от подпруги или самого седла. Пакс лишь пожала плечами, положила седло на стеллаж, повесила уздечку и направилась во внутренние покои крепости, все так же теряясь в догадках.

Пакс поняла, что раньше ей всегда приходилось бежать откуда бы то ни было: она бежала из дома, бежала из своей роты в Ааренисе, бежала из Фин-Пенира. Каждый раз, когда она пыталась избежать чего-то, причина ее бегства вновь и вновь оказывалась перед нею. На этот раз она уезжала, но не пыталась и не думала бежать. Она покидала знакомое место по зову богов и по своему личному желанию. К собственному удивлению, Пакс обнаружила, что вид выстроившихся для прощания с нею когорт не тронул ее до глубины души, до слез — так, как это бывало раньше. Герцог лично скомандовал сыграть прощальный марш. Прозвучали фанфары, вознося хвалу богам, направлявшим паладина по имени Пакс. Глаза герцога горели так, как Пакс еще не доводилось видеть. Между ней и герцогом было сказано все, что нужно. На ее перевязи висел меч Тамаррион. В ответ Пакс не могла отблагодарить герцога ничем, кроме своих молитв. Неплохим подарком можно считать и спасенную жизнь командира.

Проезжая по Восточной деревне, Пакс почувствовала, как конь стал просто пританцовывать под нею, а его копыта отскакивали от камней мостовой, как от горячих углей. Услышав этот цокот, на дорогу высыпали все: мужчины, женщины и дети. Все махали Пакс руками, и лишь немногие находили себе смелость крикнуть ей что-нибудь на прощанье. Она знала большинство из этих людей по именам, практически всех — в лицо и искренне, радостно улыбалась им, как, им, и самой себе. Осуществилась ее давняя, детская мечта: вот так проехать по городу. И пусть этот городок был не Пихтами, где бы ее провожали братья, сестры и другие родственники, — неважно: ей этого было вполне достаточно. Она чувствовала, как радостно играет под ней конь, предвкушая дальнюю дорогу в направлении, ведомом пока только ему. Он нетерпеливо фыркал и звонко отбивал копытами прощальную дробь по мостовой. Перед домом Коулы он сам вился, прежде чем Пакс дотронулась до поводьев. Выйдя к калитке, Коула приветливо кивнула Пакс и оглядела ту с ног до головы.