Затем она обернулась к Льет.

— Теперь давай-ка займемся тобой. Не думай, что твои раны — просто царапины. Вряд ли они заживут сами собой. Я попытаюсь исцелить тебя, причем займусь тобой первой, потому что потом тебе придется помочь Сурии заниматься устройством лагеря. Нам всем, и в первую очередь Эскерьелю и Гаррису, понадобятся крыша, тепло и горячая еда. — Договорив, Пакс взяла в руки ладони Льет и стала молиться. Она почувствовала, как яд разъедает раны, как постепенно проникает через кровь все глубже и глубже в тело, как вытягивает из Льет силы и подкрадывается к сердцу. Пакс стало очевидно, что если бы она не вмешалась, то уже через день Льет почувствовала бы себя плохо, ее скрутила бы страшная боль во всем теле, а еще через два-три дня она бы, несомненно, погибла. Но на этот раз Пакс ощутила, как сила, дарованная Великим Господином, входит в нее и через ее руки вливается в тело Льет. Они молча просидели на снегу еще некоторое время, и, когда Пакс отпустила ладони Льет, на лице исцеленной женщины уже появился здоровый румянец.

— Ну, как ты себя чувствуешь? — спросила Пакс.

— Хорошо, очень хорошо, госпожа. Я… я так не чувствовала себя с тех пор, как начал болеть наш король. — Льет медленно, словно проверяя себя, встала, потянулась и, удостоверившись в том, что у нее действительно ничего не болит, обратилась к Пакс:

— Спасибо вам, госпожа… и пусть примут боги мои благодарности.

Пакс тем временем обернулась к Эскерьелю, которому было явно хуже, чем Гаррису. Эскерьель принял на себя удар первой, самой сильной огненной стрелы. Пакс возложила руки на его лицо. Прикоснувшись к щекам Эскерьеля, она вздрогнула: они были холодными, почти как у мертвеца. Никакого ответа на прикосновение горячих, излучающих энергию рук паладина она не почувствовала. Понимая, что, скорее всего, сделать уже ничего не удастся, Пакс тем не менее снова обратилась с молитвой к Великому Господину, попросив у него дать ей целительных сил.

Когда Пакс вновь пришла в себя, Льет и Сурия уже установили палатку буквально в нескольких шагах от нее, привязали всех лошадей, кроме ее гнедого, и развели костер, над которым уже бурлил котелок с чем-то вкусным. Лицо Эскерьеля приобрело чуть более живой оттенок, он потеплел и уже не походил на мертвеца. Впрочем, в сознание он так и не пришел. Гарриса рядом с ним уже не было.

— Мы перенесли его в палатку и закутали в одеяло, — сказала Льет, обратив внимание на то, как Пакс удивленно посмотрела вокруг себя. — Сурия сейчас там, рядом с ним.

Пакс кивнула.

— Помоги мне перенести Эскерьеля. Вдвоем они занесли почти безжизненное тело в палатку, где их встретила Сурия еще с двумя одеялами.

— Ну, как он? Ему лучше? — спросила она.

— Немного. Но боюсь, этого недостаточно. — Пакс вздрогнула и вдруг почувствовала, как измотал ее бой и насколько вытянули из нее последние силы попытки исцелить раненых друзей. Сурия помогла Пакс расстегнуть и снять заскорузлый от крови плащ и набросила ей на плечи другой, сухой и чистый.

— Госпожа, посидите здесь и отдохните. Сейчас я принесу вам чего-нибудь горячего.

Пакс опустилась на какой-то из вьюков, радуясь возможности перевести дух и хоть немного отдохнуть. Льет улыбнулась ей и сказала:

— Госпожа, даже если Эскерьель умрет, даже если умру я, я все равно должна сказать вам, что счастлива быть здесь с вами и участвовать во всех испытаниях, которые были и которые нам еще предстоят.

В это время в палатку вошла Сурия с чашкой горячего, почти кипящего супа. Пакс ухватила керамическую чашку обеими ладонями, наслаждаясь теплом, которое хлынуло ей в руки. Тем временем Сурия села рядом с нею и спросила:

— Почему он пустил огненные стрелы в них — в Эскерьеля и Гарриса? Почему, например, не в меня?

— Знаешь, Сурия, однажды я задала похожий вопрос сержанту, когда была солдатом-первогодком и уцелела в бою, в котором погибли те, кто прослужил с ним долгие годы в роте герцога Пелана. Могу заверить тебя, что полученный ответ мне пришелся очень не по вкусу и навсегда отбил у меня охоту задавать подобные вопросы. Что же касается мотивов выбора цели, то единственное объяснение поведения жреца Лиарта, которое я могу найти, — то, что в этом черном ордене преклоняются перед физической силой. Поэтому он, может быть, даже неосознанно, просто счел мужчин более серьезной опасностью, чем женщин. У него не было возможности присматриваться к тому, насколько умело каждый из вас владеет мечом и как ведет себя в поединке. Он выбрал своей целью тех, кто казался ему опаснее, просто по внешнему виду.

— Третья стрела досталась вам, — напомнила Льет.

— Да, конечно. Во-первых, я в тот миг уже неслась на него с мечом в руке и явно не с предложением о переговорах. Во-вторых, двое ближайших к нему противников уже были повержены, а я позволю себе заметить, что вас обеих он мог некоторое время не опасаться: настолько вы были ошарашены действием его колдовского оружия. Что же касается меня, то, как видите, я имею возможность противостоять черному колдовству. К сожалению, я до сих пор толком не знаю, что, когда и как я могу сделать. Знай я лучше, какие магические силы даны мне как паладину, — может быть, никто из вас и не пострадал бы в этом бою. — Пакс вздохнула и покачала головой. — Но сейчас не время и не место рассуждать о том, что могло бы быть, и винить себя в том, что мы, может быть, не сделали. А учиться и проверять мои дарования нам сейчас, как вы понимаете, и вовсе недосуг. Скажите лучше, как там лошади?

Выяснилось, что погибла одна из вьючных лошадей и получила серьезную рану другая. Ранены были и два коня оруженосцев. В качестве трофеев им достались две лошади нападавших. Выглядели эти животные вполне нормальными, не заколдованными, и, судя по всему, вполне могли заменить потерянных отрядом Пакс скакунов. Пакс с наслаждением продолжала пить густой, почти как жидкая каша, суп. Его тепло приятно растекалось по всему телу. Плечо, по которому пришелся предательский удар сзади, по-прежнему болело, но еще во время боя Пакс сумела восстановить подвижность онемевшей было руки. Льет то и дело проверяла состояние Гарриса и Эскерьеля. Оба дышали, но были по-прежнему без сознания. Пакс и Сурия вышли из палатки, чтобы покормить лошадей и осмотреть их раны.

Когда они вернулись, Пакс спросила:

— А что вы сделали с трупами нападавших и с их снаряжением и оружием?

— Ничего. А что, нужно было что-то сделать? Сбрую с их лошадей мы сразу же сбросили. Прочее снаряжение валяется там же, прямо на снегу. Мы почему-то решили, что лучше будет не перетаскивать ни оружие, ни вещи к палатке.

— Совершенно правильно. Не нужно лишний раз прикасаться ни к чему из их вещей, а уж тем более брать их себе и пользоваться ими.

— А что, вы думаете, нам может грозить еще большая опасность? — Сурия вдруг снова побледнела. Пакс улыбнулась ей и бодро ответила:

— Еще большая, говоришь? Знаешь, опасности нам, конечно, грозят, и немалые, но смею выразить надежду, что не сегодня вечером и не в ближайшую ночь. Да ты только вдумайся в то, что произошло. Понимаешь, Сурия, мы только что столкнулись с такой опасностью, противостоять которой доводилось, по счастью, далеко не каждому маршалу Геда. Однако мы живы, а те, кто решил с помощью черной силы остановить нас, убиты. — Пакс взмахнула рукой, обводя поляну, на которой недавно шел бой. — Хвала Геду, Фальку и Великому Господину! Мы с тобой столкнулись с великим злом, и, как видишь, оно обломало о нас зубы. Так что не бойся трудностей и опасностей, просто будь готова к ним, поняла?

— Так точно, моя госпожа. — Судя по голосу Сурии и по тому, как прозвучал ее по-военному четкий ответ, слова Пакс действительно приободрили ее. Сама же Паксенаррион вновь обратилась к ней:

— Слушай, и раз уж мы все равно путешествуем вместе, вместе отбиваемся от врагов, не могли бы вы с Льет отбросить лишние церемонии и называть меня на «ты»? Все товарищи по оружию, с которыми я служила с тех пор, как ушла из дома, называли меня просто Пакс.