— Сегодня утром мне был знак, — сообщила Клэр дочери. — Должно произойти что-то хорошее. Йоланда обнаружила на лилии махаона, а ты знаешь, что это означает.

Нет, Габриелла не знала, что означает увиденная в саду бабочка, но предполагала, что та, по-видимому, проголодалась и искала пищу. С тех пор, как мать предсказала ей горячего смуглого любовника, Габриелла болезненно воспринимала ее пророчества и о бабочке спрашивать не стала. Тем не менее объяснение Клэр не заставило себя ждать.

— Ты получишь хорошую весть, — сказала она, протягивая дочери конверт. — Махаон всегда приносит хорошие вести.

Взяв из рук матери конверт и разрывая его, Габриелла узнала почерк Фрэнсис. Внутри оказались ежемесячные счета за коммунальные услуги и всякая малозначительная корреспонденция. Но два послания сразу привлекли внимание Габриеллы: конверт из дорогой бумаги от мистера и миссис Хиллард и второй, попроще, — из тюрьмы штата Айдахо. Габриелла узнала почерк. Кевин.

На несколько секунд ее охватила бурная радость, словно она получила известие от старого друга. Но вскоре радость сменилась злостью, к которой примешивалось огорчение.

Габриелла не разговаривала с Кевином с момента его ареста, но от его адвоката узнала, что, проведя в неволе три дня, Кевин пошел на сделку с полицией. Он пел, словно соловей в брачный период, сообщая информацию, называя имена, и потребовал в обмен на сотрудничество снятия с себя части обвинений. Он назвал всех коллекционеров и торговцев, с которыми вел дела, а также имя вора, нанятого для кражи картины у Хилларда. Наказание Кевину смягчили, он получил пять лет тюрьмы, но выпустить его пообещали через два года.

Габриелла подала матери конверт Хиллардов.

— Если тебе интересно, можешь почитать, — сказала она и, взяв письмо Кевина, ушла в другую комнату.

Когда Габриелла вскрывала толстый конверт, руки ее дрожали. Ей на колени выпало четырехстраничное письмо на бланках исправительного учреждения, и Габриелла пробежала глазами по написанным наклонным почерком строчкам.

«Дорогая Габи! Если ты читаешь это письмо, то существует надежда, что ты даешь мне возможность объяснить свое поведение. Прежде всего позволь сказать, что я прошу извинения за боль, несомненно нанесенную мною тебе. Это никогда не входило в мои намерения, да я и не мог представить, что мои дела негативно отразятся на тебе».

Габриелла остановилась. Дела? Неужели он называет этим словом укрывательство краденых картин и антиквариата? Она покачала головой и снова обратилась к письму. Кевин писал об их дружбе и о том, как много она для него значила, о добрых временах, проведенных вместе. Габриелла почти уже начала испытывать жалость к нему, когда письмо неожиданно обрело иной, безжалостный тон.

«Я знаю, что многие считают мои действия преступными, и, вероятно, они правы. Укрывательство и торговля краденым противозаконна, но моим единственным настоящим преступлением является то, что я хотел слишком многого. Я хотел хорошего в жизни. И за это я отбываю более суровое наказание, чем те, кто нападает на людей. Истязающие жен и насилующие детей имеют более короткие сроки, чем я. Я пишу об этом с одной целью: придет время, и мои преступления покажутся по сравнению с другими ерундой. Кому нанесен урон? Богачам, имеющим страховки на все?»

Габриелла уронила письмо на колени. Кому нанесен урон? Неужели он это серьезно? Она быстро пробежала глазами оставшуюся часть письма, содержащую рассуждения и извинения. Кевин нашел для Джо несколько нецензурных эпитетов, высказал предположение, что Габриелла окажется достаточно разумной, чтобы понять, что Джо использовал ее лишь для того, чтобы добраться до него, Кевина, и выразил надежду, что она уже бросила «этого неудачника». В конце письма Кевин просил ее ответить, если они по-прежнему остаются друзьями.

С письмом в руке Габриелла снова отправилась в мастерскую.

— Что было в конверте? — спросила Клэр, растирая пестиком в ступке смесь лепестков лаванды и роз.

— Письмо от Кевина. Он хочет, чтобы я знала, что он сожалеет о случившемся и что он вовсе не так уж виноват. И кроме того, он возомнил себя Робин Гудом, потому что крал только у богатых. — Габриелла скомкала письмо и бросила в корзину для мусора. — Думаю, бабочка, сообщившая тебе о хорошей вести, ошиблась.

Клэр взглянула на дочь с обычной для нее кротостью, и Габриелла почувствовала себя так, словно ударила тихого и ни в чем не повинного ребенка.

Раньше Габриелла ничего подобного себе не позволяла. Впрочем, в ней теперь не было ничего от прежней Габриеллы, да и она плохо понимала, кем теперь является в этой жизни. Раньше она знала, но в один день ее вера в себя была поколеблена, а мир — разрушен, когда Кевин обманул ее доверие, а Джо разбил ей сердце.

— День еще не закончился, — сказала Клэр и указала пестиком на конверт с гербом. — Хилларды устраивают праздник. В приглашении говорится, что они хотят видеть у себя всех, имеющих отношение к возвращению их картины.

— Я не могу пойти. — От мысли, что она увидит Джо, у Габриеллы возникло ощущение, будто у нее внутри порхает не одна бабочка, а целая стайка.

— Ты не можешь вечно прятаться здесь.

— Я не прячусь.

— Ты сторонишься жизни.

Конечно, Габриелла сторонилась жизни. Ее жизнь похожа на черную дыру, разверзшуюся перед ней. Она медитировала и пыталась рисовать в воображении свою жизнь без Джо, но у нее не получалось. Габриелла всегда была решительной и даже бесшабашной. Если у нее что-то не получалось, она бросала и шла в ином направлении. Но сейчас впервые, в какое бы русло Габриелла ни пыталась направить свою жизнь, все оказывалось хуже прежнего.

— Тебе не удается переключиться.

Габриелла взяла веточку мяты и стала разминать ее пальцами.

— Возможно, тебе следует написать Кевину письмо, — продолжила Клэр. — И подумать, не стоит ли тебе сходить на праздник к Хиллардам. Тебе надо поступать назло человеку, который доставил тебе столько боли и заставил так злиться.

— Я вовсе не злюсь.

Клэр многозначительно посмотрела на дочь.

— Ладно, — сдалась Габриелла, — немного я зла.

Она отвергла мысль ответить Кевину на письмо, но, возможно, мать права. Однако что касается Джо, тут она не справится. Она не готова увидеться с Джо, не готова смотреть в его столь знакомые ей карие глаза и видеть в них пустоту.

Беседуя с матерью и с тетушкой Йоландой, Габриелла так или иначе касалась темы своих чувств к Джо. Однако она не упоминала, что Джо ее «янь», другая половина ее души, да и не хотела этого делать. Но ее мать и так это знала.

Клэр верила, что судьбы родственных душ переплетены между собой, неразделимы. Габриелле хотелось надеяться, что мать ошибается. Клэр смогла справиться с потерей мужа, полностью изменив свою жизнь. Габриелла же хотела вернуть свою прежнюю жизнь или по крайней мере хотя бы часть ее.

Возможно, в одном мать права. Вероятно, пора возвращаться домой. Пора все забыть. Пора собрать воедино осколки разбитой жизни и начать жить заново.

Джо вставил кассету в видеомагнитофон и нажал на кнопку воспроизведения. Скрип и треск крутящейся кассеты разорвал тишину комнаты для допросов, и Джо, откинувшись на спинку стула, сложил на груди руки. Замелькали кадры, затем на экране появилось лицо Габриеллы.

— Я сама художница, — сказала она, и услышавшему ее голос после месяца разлуки Джо показалось, будто теплое солнце согрело его после долгой холодной зимы.

— Тогда вы способны понять, что мистер Хиллард весьма заинтересован, чтобы вернуть ее, — произнес его собственный голос за кадром.

— Могу представить.

Огромные зеленые глаза Габриеллы были полны смятения и страха. Джо не помнил, чтобы она выглядела столь испуганной и вместе с тем усердно пыталась это скрыть. Теперь он видел это, ибо теперь хорошо узнал Габриеллу.