Да, этот подлец, несомненно, хитер. Что ж, будь он проклят, на хитрость надо отвечать хитростью! Он поступит с Тремейном так же жестоко, как тот поступил с ним, и своей распутной жене тоже отплатит. Искушаемый, наверное, самим сатаной, О'Мой внезапно понял, как ему поступить, и, положив обратно пистолет, закрыл футляр и убрал его в ящик.

Потом он поднялся, взял письмо к генерал-интенданту и, быстро подойдя к двери, открыл ее.

— Маллинз! — раздался в коридоре его громкий крик. — Вы здесь? Маллинз!

Послышался скрип стула, тут же противоположная дверь отворилась, и в освещенном проеме возникла фигура Маллинза. Секунду помедлив, он двинулся по коридору.

— Вы звали меня, сэр Теренс?

— Да, — голос О'Моя был на удивление спокойным.

Он стоял спиной к свету так, что дворецкий не мог видеть его измученного перекошенного лица.

— Я отправляюсь спать, но сперва мне бы хотелось, чтобы вы отнесли это письмо для генерал-интенданта караульному сержанту. Скажите ему, что оно очень важное и его надо переправить в Лиссабон рано утром.

Взяв письмо, старый слуга, по своему облику и манере держаться похожий на монаха, поклонился.

— Хорошо, сэр Теренс.

Когда он ушел, О'Мой, оставив дверь открытой, медленно подошел к столу. Его глаза сузились, на губах застыла жесткая, почти злобная улыбка. С лица исчезли все признаки благородной, великодушной натуры, на него словно надели маску, выражающую холодную, расчетливую жестокость.

Он расквитается с ними — за предательство вероломством, за посмешище издевательством, за бесчестье смертью. Они считают его старым дураком? Как там выразился Самовал — Панталоне из комедии? Ну, ну! Теперь они увидят в нем Панталоне из трагедии — да нет, вовсе не Панталоне, а Полишинеля, зловещего шутника, циничного клоуна, хохочущего над трупами. И в мучительном молчании они будут нести наказание, которое он им определит, или же, не в силах сдержаться, сами расскажут всем о своей низости.

Теперь он увидел свою жену в новом свете. Юна вышла за него по расчету и чтобы приобрести солидное положение в свете. Поступив так, она могла бы, по крайней мере, сохранить верность, остаться честной хотя бы в соблюдении условий сделки. Но честность, судя по всему, претит ее мелкой натуре. Он должен был понять раньше то, что так явно открылось сейчас. Как же мог он не видеть в ней лишь миловидную пустышку, глупую порхающую бабочку, куклу, и больше ничего?

Так, проклиная тот день, когда он свалял дурака и женился на Юне, сэр Теренс ждал крика Маллинза, который будет означать, что тело найдено, и это позволит ему под предлогом поиска убийцы начать обыск дома. Он ждал недолго.

— Сэр Теренс! Сэр Теренс! Боже мой, сэр Теренс! — послышались вопли дворецкого, за которыми последовали грохот распахиваемой двери, ее стук о стену и быстрые шаги по коридору.

О'Мой вышел из комнаты, чтобы встретить его.

— Ну, в чем дело? — начал было он своим обычным грубовато-добродушным тоном, но слуга с побелевшим, испуганным лицом перебил его:

— Случилось нечто ужасное, сэр Теренс! О, святые мученики, просто ужасное! Идемте, сэр! Там лежит убитый человек — я думаю, это граф Самовал!

— Что? Где?

— Там, сэр, во дворе.

— Но... — О'Мой запнулся. — Граф Самовал, говоришь? Невероятно! — И, сопровождаемый дворецким, быстро вышел.

Луна теперь стояла над крышей противоположного крыла дома и заливала сад своим разоблачающим светом.

Мертвый Самовал лежал на спине, бескровное лицо его было обращено к небесам. Над ним, опустившись на колени, склонился Тремейн, с балкона на эту сцену смотрела леди О'Мой. Веревочная лестница исчезла, как заметил cэp Теренс, бросив исподтишка быстрый взгляд на стену.

Подойдя, он остановился и несколько секунд молча смотрел на тело убитого. Он собирался учинить в доме розыски сразу после того, как Маллинз найдет труп. Однако опрометчивость Тремейна, спустившегося вниз, избавляла его даже от этой необходимости, хотя и создавала другие трудности. Впрочем, осуществление его замысла от этого обещает стать еще более интересным, недобро усмехнувшись про себя, подумал О'Мой, глядя на своих двух злейших врагов — одного уже мертвого и одного пока еще живого.

— В чем дело, Нед? — сурово спросил он. — Что случилось?

— Это Самовал, — тихо произнес Тремейн, — он мертв. — При этих словах капитан поднялся, и О'Мой с внутренним удовлетворением, даже с какой-то радостью отметил, что голос Неда звучит по-прежнему непринужденно, а выражение лица остается честным, что прежде всегда казалось ему неопровержимым доказательством чистой совести. Да, его секретарь был хладнокровным негодяем.

— Самовал? — переспросил сэр Теренс и опустился на колено рядом с телом.

Бегло осмотрев его, он взглянул на капитана.

— И как это случилось?

— Случилось? — переспросил Тремейн, вдруг осознавая, что вопрос адресован лично ему. — Я бы сам хотел это знать. Я нашел его здесь в таком состоянии.

— Ты нашел его здесь? Ах, ты нашел его здесь в таком состоянии? — снова переспросил О'Мой. — Удивительно. Маллинз, — бросил он через плечо дворецкому, — позовите-ка караул.

Наклонившись, сэр Теренс поднял лежавшее рядом с Самовалом оружие:

— Дуэльная шпага! — И стал оглядываться вокруг, пока не заметил блеск другого клинка у стены, где сам же его и уронил. — Да-да! — сказал О'Мой и пошел, чтобы подобрать шпагу. — Очень странно!

Он посмотрел на свою жену, прильнувшую к ограждению балкона.

— Ты видела что-нибудь, дорогая?

Ни она, ни Тремейн не уловили скрытого в вопросе подвоха.

— Н-нет, — чуть помедлив, запинаясь, ответила леди О'Мой, — я ничего не видела.

Напряженный слух сэра Теренса не смог уловить ни малейшего оттенка того беспокойства, которое слышалось в голосе, раздавшемся ночью из-за плотных штор на окне.

— Ты давно здесь? — спросил он.

— Э-э, только что, — вновь запнувшись, ответила леди О'Мой. — Мне... мне показалось, что я слышу крик и... и я вышла посмотреть, что случилось. — Ее голос дрожал от испуга, но, учитывая то, что она видела, это было неудивительно.

Из двери служебного крыла вышел сержант с алебардой в одной руке и фонарем в другой, за ним четверо солдат и Маллинз. Они подошли к сэру Теренсу и стали перед ним по стойке «смирно». В этот миг в дверцу ворот, через которую зашел Самовал, раздался резкий стук. Удивившись, но не подав виду, сэр Теренс велел Маллинзу пойти и открыть. Все застыли на месте.

Пригнувшись под низкой притолокой узкого проема, во двор вошел высокий человек в шляпе-двууголке и сером кавалерийском плаще, из-под которого в желтых лучах сержантского фонаря тускло блеснули галуны и пуговицы британского мундира. Когда он приблизился, собравшиеся узнали полковника Кохуна Гранта.

— Добрый вечер, генерал. Добрый вечер, Тремейн! — Он взглянул на лежащее между ними тело. — Самовал? Значит, я не ошибся, придя за ним сюда. Последние день-два я держал его под бдительным наблюдением, и, когда сегодня ночью один из моих людей сообщил, что он вышел из своего дома в Бишпу и отправился по дороге в сторону Алькантары, я двинулся следом, решив, что он, должно быть, направляется сюда. Но такого я не ожидал. Как это произошло?

— Как раз об этом я и спрашиваю Тремейна, — ответил сэр Теренс. — Маллинз совершенно случайно натолкнулся на него около трупа.

— O! — Грант повернулся к капитану. — Так это вы?..

— Я? — прервал его Тремейн с внезапным ожесточением. Казалось, он только сейчас сознал серьезность своего положения. — Конечно, нет, полковник Грант. Я услышал крик и вышел посмотреть, в чем дело. Я нашел Самовала здесь уже мертвым.

— Понимаю, — сказал Грант, — значит, вы находились вместе с сэром Теренсом, когда...

— Нет, — вмешался О'Мой. — С обеда я оставался один, занимаясь накопившейся работой, и находился в своем кабинете, когда Маллинз позвал меня, чтобы сообщить о том, что увидел. Похоже, здесь произошла дуэль — взгляните на эти шпаги.