В 1992 г. в издательстве «Советский писатель» выходит роман «Андрей Курбский», ранее опубликованный в сокращенном варианте в журнале «Москва». На создание романа автора подтолкнуло смутное время 90-ых годов, тема эмиграции, которая в романе приобретает глубоко современное звучание, хотя речь идет о временах Ивана Грозного. В романе поднимаются «те же мучительные и сложнейшие проблемы человеческого бытия, что приходится решать сегодня и нам». (И. Виноградов, из рецензии). Вполне современна и, должно быть, во все времена одинакова мучительная безысходность Курбского, который покинул Родину против воли, спасаясь от гибели, но оказавшись на службе у поляков, вынужден идти против своих же, русских. Брошена жена с маленьким сыном, оставлена Родина. Вынужденное бегство спасло ему жизнь, но оставило кровоточащий разлом в душе, превратив спасенную жизнь в нравственную пытку. Гибель сына, в котором его будущее, не искупить никаким раскаянием. Раздвоенность, оторванность от Родины и муки совести точат и иссушают Курбского. И только в самом конце жизни по бесконечной милости Господней слезами разрешается душа. Описывая духовные искания, нравственные взлеты и падения героя, которые в данной ситуации одинаково свойственны как тому, далекому от нас времени, так и нашему, современному, автор сохраняет «реальный исторический колорит, который был характерен для эпохи Курбского, все те исторические условия, обстановку, ситуации, конфликты, особенности психологии… перед нами подлинный исторический роман, необычайно достоверный во всей своей исторической фактуре» (И. Виноградов, из рецензии). Роман издавался без сокращений в 1995 г. (издательство «Дрофа») и в 1998 г.(издательство «Армада»). В 1996 г. в печати появляется роман «Великий князь Михаил Тверской.14 век. Русь под игом», опубликованный издательством «Сувенир» в Твери. До этого роман 20 лет ходил по самиздату под названием «Иго».

Последнее, что было напечатано при жизни Николая Сергеевича, – повесть «Георгий Угрин», которая является частью исторической трилогии («Андрей Курбский», «Великий князь Михаил Тверской»). Над созданием трилогии автор работал с 60-тых по 90-тые годы. Повесть была напечатана издательством Сретенского монастыря в Москве в 2000 г. И здесь, как в других произведениях Николая Фуделя, сила любви и глубина веры укрепляют духовные силы человека и приводят его к подвигу самоотречения. В 2008 г., уже после смерти Николая Сергеевича, был впервые полностью опубликован сборник исторических повестей времен Киевской Руси «Сквозь времена» (издательство «Русский путь») и роман о послевоенном Арбате «Переулок времени». Произведения были опубликованы благодаря финансовой помощи Владимира Порошина, давнего друга и почитателя таланта Николая Сергеевича. Творчество Николая Фуделя получило высокую оценку таких современников, как Татьяна Толстая, Владимир Солоухин, Владимир Крупин, Георгий Семенов, Василий Белов и других.

«Плотников – мастер, это большая редкость. Вещи Плотникова – из тех вещей, которые перечитывают ради удовольствия от самого процесса чтения» (Татьяна Толстая). «Писатель не подвержен конъюнктуре, предельно историчен и правдив» (В. Юдин). В 2000 г. Николай Сергеевич был принят в Союз писателей, что никогда не было для него самоцелью. Главным для Николая Фуделя было не исказить смысла, внутренней гармонии, художественной ткани своих произведений.

Заканчивая это предисловие, хочу сказать, что мне постоянно не хватает отца, который был моим главным другом, советчиком и утешителем. Но вера в которой он меня воспитал, согревает меня и дает надежду – ту «точку света», которая есть во всех его произведениях. И еще он передал мне и своей внучке бережную любовь к северной русской природе и свое чувство родства с ней. И я всегда думаю о нем с любовью и благодарностью. В глухом уголке, в тверской деревне был нами куплен в 1983 г. старый дом, где очень любил бывать отец. Часто мы бродили по безлюдному сосновому бору, дышали этой красотой. В память об этом я написала стихи, посвященные отцу, которыми и заканчиваю свое предисловие.

Немцы называли эту крепость Дерпт, а русские – Юрьев. На полпути меж двух великих озер, Чудским и Выртсъярв, над обрывистым склоном холма, где некогда было языческое городище эстов, возвышался этот город-крепость, пограничный форпост крестоносцев, весь каменный, замкнутый, потемневший от столетних дождей. И сейчас шел дождь, но апрельский, теплый, он шуршал сонно по плитам двора, по зарослям молодой крапивы. Дождь пришел ночью с Варяжского моря, быстро и низко плыли рыхлые тучи, почти задевая двухбашенный храм Петра и Павла на холме, лунные тени бежали впереди туч по мокрым кровлям, и ярче запахло черемухой в холодной комнате, когда он отворил окно в сад.

Он долго стоял, слушая горловое журчание в черепичном желобе. Имя города стало русским – Юрьев, но отсыревшая штукатурка, амбразура крепостной толщины, лунная решетка на полу – все оставалось чужеземным. Раньше это не мешало – так и должно было быть для него, князя Курбского, наместника Ливонии, но сегодня эта ночь словно открыла глаза и впервые взглянула на него, как на пришельца, иноверца. Он стряхнул оцепенение, лег на скрипучую деревянную кровать и подтянул к подбородку одеяло.

Лунный сумрак стоял в комнате, как морская вода, сквозь него проступала кирпичная кладка там, где обвалился кусок штукатурки. На резном столбике кровати лежал тусклый блик. Еще секунду слышался монотонный говор дождя, а потом все стало глохнуть. Он почти заснул, но что-то не отпускало до конца: нечто безымянное, жестокое смотрело ему в затылок пристально, неотвязно, зверовато.

Было полнолуние, конец апреля, он засыпал и не мог заснуть в старом кирпичном доме, где раньше жил епископ Дерпта Герман Вейланд.

Он все-таки заснул – и едва заснул, как начал падать, но не вниз, а вверх. Это было последнее, что он успел понять, и удивился.