— До твоего эфира пять, четыре, три, два, один.

— Главная новость сегодня, друзья, — снежный эффект озера[6]. Да, вы все правильно поняли, вечером и ночью нас ждет солидная доза этого самого эффекта.

И все в таком же духе, до конца часа, когда их время истекло. Марти вышел из темных декораций и обнаружил, что Джинджер уже нет, причем, судя по всему, некоторое время. Но где еще найти человека, который делал бы ее работу за такие деньги?

Поздно вечером он сидел в баре, потягивал пиво и мечтал, чтобы появился кто-нибудь — все равно, кто, — с кем он мог бы поиграть в карты. И тут вошел какой-то человек, увидел его и сказал:

— Привет, Марти. А снега-то нет!

Это был Марти Бреслин, на вершине славы.

Доктор Дебора Уилсон показала на едва заметно мигающие показания УКА «Эксплорера»[7].

— Что это за импульс, Сэм?

Ее аспирант подумал, что она решила в очередной раз устроить ему проверку, и включил экран, на котором появилось подробное описание показаний «Эксплорера». То, что он увидел, его озадачило. Ионный поток со стороны Солнца время от времени менялся, иногда довольно значительно, но никогда — так сильно.

— Давайте, я проверю цепи.

Это поможет установить, не возникла ли в системах спутника перегрузка, и найти источник проблемы.

— Я это уже сделала, — сказала доктор Уилсон.

Ее ответ прозвучал отрывисто, сдержанно и уверенно; она давала ему понять, что мощный импульс представляет собой реальный феномен.

Сэм вывел на экран показания активности Солнца и гелиосферы. Скорость солнечного ветра составляла 431,5 километра в секунду, плотность протонов — 13. В умеренных широтах имелась корональная дыра и два небольших пятна на ближней стороне.

— Значит, Солнце ни при чем, — сказал он.

— Очевидно, нет, — ответила Дебора.

В таком случае, получалось, что это энергия, пришедшая из глубокого космоса. Впервые ее заметили в конце девяностых прошлого века русские астрофизики, но их американские коллеги считали, что данный фактор не имеет серьезного значения.

Когда Сэм снова заговорил, его голос прозвучал на октаву выше, и ему самому стало противно.

— Этого просто не может быть. — Он откашлялся.

— И тем не менее.

Мощный ионный поток прямо сейчас проникал в Солнечную систему, и резкое увеличение его интенсивности не вызывало сомнений. Его наставница ждала ответа.

— Я думаю, это волна энергии от какого-то явления за пределами Солнечной системы, возможно, древней сверхновой.

— Почему древней?

— Ну, очевидно, что по сравнению с обычным выбросом солнечной энергии этот заметно сильнее, но я думаю, что если бы сверхновая находилась близко… тогда волны были бы значительно мощнее.

— Если только мы не находились на дальнем кольце с 1997 года и сейчас видим передний фронт импульса.

Сэму совсем не понравилось то, как прозвучал ее голос. Он поднял голову и встретился с ней глазами.

— Вы напуганы.

— Вспышки сверхновых не редкость.

— Но… О, господи! — Если перед ними передний фронт импульса волны сверхновой, это может привести к гибели жизни на Земле. — Невозможно!

Уилсон потянулась через его захламленный стол и сделала то, чего ни разу не делала раньше, и что, наверное, относилось к категории неуместного поведения. Она прикоснулась к его руке, начала что-то говорить, но остановилась на полуслове, и ее молчание сказало ему все без слов.

Это было возможно. Очень даже возможно.

Однако, когда об их открытии в конце концов стало известно прессе, люди не так чтобы сразу побежали в церкви умолять бога о спасении. На самом деле их открытие получило всего один абзац в «Научных новостях» и пару дней висело на сайте Космос.com. Его прокомментировали несколько научных блогов, но, по большей части, мимоходом.

Однако уровень энергии в Солнечной системе постепенно повышался, и эта тенденция с каждым днем становилась все более отчетливой. Никто не заметил, что ионный поток начал набирать силу с точностью до наносекунды ровно в полночь двадцать первого декабря.

Но история о том, что происходило с нашей Солнечной системой, станет обретать все большее значение, пока не превратится в самую важную, величайшую и, в определенном смысле, последнюю из историй.

Дэвид Форд ни разу в жизни не летал на личном реактивном самолете, но доставка нового главного психиатра в суперпривилегированную Военную клинику именно таким способом казалась неизбежным фактом. Самолет был маленьким и гораздо более шумным, чем обычный лайнер, зато быстрым и обитым бархатом, пусть и слегка потрепанным. Кожа в некоторых местах тихонько потрескивала, ковровые дорожки вытерлись после того, как по ним прошло бессчетное число ног.

Напротив сидела миссис Обри Денман, член совета директоров — сплошные острые углы и отчаяние, худые руки, шея, напоминающая узловатую веревку, лицо — археологическая карта подтяжек, которых было так много, что, в конце концов, она стала похожа на воскового двойника самой себя. Ее смех состоял только из звука, в нем не слышалось даже намека на чувство. Ей, наверное, уже исполнилось семьдесят пять или даже больше.

Самолет вызывал у Дэвида клаустрофобию — в летательном аппарате ни один сантиметр не пропадал даром. На кухне в полной готовности броситься исполнять желания пассажиров стоял замогильного вида официант в голубом блейзере и с глазами, лишенными всяческого выражения за годы ожидания.

Миссис Денман была так богата, что владела собственным самолетом, двумя пилотами и официантом.

Дэвид оказался в совершенно поразительной ситуации: тридцатидвухлетний психиатр, получивший сразу после резидентуры[8] прекрасную работу во времена, когда найти хоть какую-нибудь практически не представлялось возможным.

— Доктор Форд, я хочу воспользоваться ситуацией и сообщить вам кое-какую дополнительную информацию.

Они сидели друг напротив друга, соприкасаясь коленями в крошечном пространстве самолета.

— Я буду вам чрезвычайно признателен.

— Во-первых, я хочу извиниться за самолет.

— Он просто замечательный, и я невероятно признателен вам за возможность добраться на нем до госпиталя; в противном случае, дорога заняла бы несколько дней.

— Этому самолету пятьдесят лет. И он единственный из принадлежащих мне, который летает. В более современных лайнерах отказала электроника — так мне сказали.

Солнце, разумеется. Проклятое Солнце виновато во всех проблемах. Дэвид обратил внимание на мельком прозвучавшее признание, что миссис Денман владеет несколькими самолетами. Удивительное дело.

У него сложилось впечатление, что она собирается с духом, готовится к следующему заявлению, точно человек, который ждет взрыва или катастрофы. Однако, когда она заговорила, ее голос прозвучал спокойно, почти небрежно:

— Вам ведь известно, что доктор Аллман стал жертвой пожара?

Дэвид прекрасно понимал, что какое-то происшествие послужило причиной появления вакансии, но не задавал вопросов, и никто ничего ему не объяснил.

— Мне очень жаль.

— Он жил в городе. К несчастью, пожарная служба в округе Роли пришла в упадок, и они действовали слишком медленно.

Дэвиду показалось странным, что информацию подобного рода оставили на тот момент, когда он будет лететь на место своей новой работы, как будто она могла заставить его передумать и отказаться от предложения.

— Несчастный случай?

— Мы так думаем.

— Я должен узнать еще что-то? Почему вы мне говорите об этом именно сейчас?

— Вы понимаете, что будете жить на территории больницы?