Знакомый голос продолжал:

«Сейчас начнётся движение воды на этот берег, на этот город, волны накроют твой домик, он уйдёт под воду. Но ты не бойся, дом твой крепок и надёжен. Иди к себе, закрой все двери и дождись конца прилива».

Океан и вправду начал свой гремящий штурм, и вскоре всё небо пропало под обесцветившейся водою.

Не отрывая от окон взгляда, Гедройц погружался во тьму, желая дождаться окончания морских движений – и был разбужен резким гудком встречного поезда.

Спустя несколько часов он стоял на волгоградском перроне: город встретил его мощной грозой и душистым воздухом, хотя обычно здесь летом жарко и сухо, а Волга спокойна.

Гедройцу вспомнилось, что рассказывали ему знакомые, побывавшие в Волгограде.

Они говорили, что городские жители весь день пьют пиво, а по вечерам едят жареную в масле отборную коноплю, политую фруктовым сиропом, уверяя, что это и есть настоящий рецепт халвы, столь любимой на Ближнем Востоке.

Устроившись в гостинице, Гедройц отправился на ближайший базар, ему давно хотелось попробовать настоящей, только что засоленной чёрной икры. Там он разговорился с торговцем рыбой, расспросил его о жизни, а потом сказал, что приехал разузнать про Сталинградскую битву, и вызвал неожиданное доверие к себе этим признанием.

Торговец стал более откровенен: оказалось, товар ему поставляют браконьеры, которые, кстати, помимо рыбы, занимаются раскопками, ищут на полях сражений кресты и оружие, от ножей до танков, реставрируют и продают коллекционерам.

Он предложил познакомить Гедройца с ними, и Андрей воспринял это как большую честь.

Правитель земли горькой водой будет заливать подымающееся пламя – в нём помеха и ущерб времени.

Новая сила будет укрепляться и становиться обозримой извне.

Счастье тем, кто внимает ей и преображается.

Да пребудет с черпающими её чистота и трезвость, дабы удержали обретённое!

Пусть они услышат святого, он произносит правдивую речь.

«Свитки»

В представлении Гедройца браконьеры были далеко не самой безопасной частью преступного мира, однако те рыбаки, к которым его привели, оказались вполне доброжелательными, выпили с ним самогону и рассказали о себе.

Живут они у самой Волги на отчуждённой и огороженной территории в купленных по случаю плацкартных вагонах.

У них есть собственные квартиры в городе, но здесь, на берегу – их территория, их владения, их поместье.

Андрей разглядел стены вагона: картинки из мужских журналов развешены в одном углу вагона, портреты русских монархов – в другом.

Попасть случайному человеку сюда трудно, подходы обтянуты колючей проволокой, кругом собаки, и милиция близко к ним не подходит.

Когда бандиты из южных краёв решили подчинить себе эту территорию, волжские браконьеры спокойно вышли на встречу с их главарём, обвешанным золотом.

Требование платить ему дань показалось им оскорбительным, и они заживо залили бандита бетоном в старой цистерне, которую скатили потом в реку.

Гедройц разговорился с двумя браконьерами: один – довольно молодой парень Иван, потомственный рыбак, сколько себя помнит, ходил с отцом в Волгу на осетра и стерлядь.

Он жалуется на калмыцких конкурентов: те ставят сети поперёк реки, перекрывают всё течение, но берут лишь ту рыбу, что могут вытащить, остальной же улов остаётся гнить в сетях.

И бороться с ними бесполезно – их же так много, и все они против нас.

Гедройца он просил прислать из Москвы литературу с описанием древнерусского боевого искусства: хочет в совершенстве его освоить.

Ведь слишком много развелось в городе инородцев с их верой, всё исконно русское истребляют, и их надо изгонять.

Ведь и они против нас.

Его подельник Миша с ним всего пару лет – он старше, но в рыбацком деле – ученик, посему ведёт себя скромно.

Миша воевал в Чечне, а теперь вытачивает замечательное холодное оружие и продаёт довольно дёшево – в Москве, конечно, за такие деньги ничего дельного не купишь.

Особенно он годится своими кинжалами, они входят в человека как в масло, сильным ударом пробивают и бронежилет.

Мастерить ножи Миша научился в чеченском плену, где и подглядел секреты этого горного ремесла: в плену его пытали, он потерял глаз, но другим видит совсем неплохо.

Гедройц слушал рассказы браконьеров и не мог понять, как эти радушные люди так спокойно, даже не без удовольствия, рассказывают о таких жестокостях – откуда такая тяга к насилию, необъяснимая и нарочитая, хотя бы и на словах?

Он спросил, правда ли, что можно откопать что-нибудь интересное в местах боевых действий?

Миша улыбнулся и положил на стол большой блестящий кинжал, и Гедройц сразу почувствовал силу, исходящую от этого оружия.

«Я его недавно на кургане откопал, у самой вершины, – объяснил Миша, – Это немецкий штык-нож. Он весь был в окаменевшей крови. Я его отмыл кислотой, лезвие заточил. Да ты не бойся, я его нашему старцу Иосифу показывал. Он сказал, что простому человеку от ножа не будет вреда, дух в нём уже вроде как не военный».

Гедройца потрясло качество изделия: проведя полвека в земле, лакированная деревянная рукоятка выглядела совсем новой.

Миша заметил восхищённый взгляд Гедройца и вдруг сказал:

«А ты, Андрюха, забирай его себе. У меня ещё есть».

Гедройц никак не ожидал такой щедрости, подумав, что, должно быть, это шутка.

«Бери, бери, в своей Москве не найдёшь такого», – Иван протянул нож Гедройцу.

Тот поблагодарил и сразу убрал подарок в портфель.

Оставив гостя одного в вагоне, браконьеры поплыли на лодке за рыбой, а Гедройц сразу достал нож и стал его разглядывать.

Он никогда прежде не держал в руках орудие убийства – возможно, не одного, а многих убийств.

Он изучил лезвие, пощупал острие, стал играть с ножом, имитировать удары, закалывать невидимых врагов.

Воображение Гедройца разыгралось, он представил себе немца, который этим самым ножом резал русских солдат.

А потом представил, как этот немец получает смертельное ранение, падает, подкошенный русской пулей, и последнее, что видит – вот этот клинок, и, умирая, прощается с ним…

Вскоре ребята прибыли с ещё живой стерлядью и тут же зажарили её —свежий шашлык из осетрины был необыкновенно хорош!

И как красиво было темнеющее небо, первые звёзды, Млечный путь, обрыв над неспокойной Волгой и отблеск далёкой грозы!

Они выпили самогону, настоянного на дубовой коре, закусили шашлыком – а потом ели арбуз.

Гроза приближалась, и Гедройц поспешил закончить трапезу, дабы не оставаться в вагончике на ночь.

Провожая, браконьеры сказали ему:

«Ты только смотри, ночью на курган не ходи один. Люди там иногда просто пропадают».

Гедройц же был навеселе, и принял предостережение за шутку.

Вернувшись в гостиницу, он прилёг отдохнуть, его склонило ко сну: свежий речной воздух и местный самогон здорово расслабили его.

Около полуночи Гедройца разбудил телефонный звонок с вопросом, не скучно ли ему спать в одиночестве, – сонный Андрей не понял, повесил трубку.

А приснился ему старый сад, где каждое дерево обильно плодоносило: яблок невиданное число тяжелило каждую ветвь, а ветви все были в цвету.

Он слышал запах жасмина и розы, на лозах видел спелый виноград, в прудах плавал лотос, вкруг сада зрели хлеба.

Он услышал женский голос:

«Я знаю, где это место! Я тебе покажу его, Андрей. Ты должен взять лодку. Этот сад там, за рекой».

Они плыли к берегу, когда встало солнце – огромное, красное, оно во все стороны разрасталось.

И вдруг разорвалось, и на всё небо явилась седая голова, и он услышал слова: «Ну, вот и ты, Андрей!» – и проснулся.

Славное правление будет твориться, мудрое.