— Добрый вечер, фрау Милда.

Милда вздрогнула — в дверях террасы стоял Дангель.

Без пальто и фуражки, в штатском. Серый, с иголочки костюм, белая сорочка с крахмальным воротничком, переливчатый галстук. Волосы цвета воска гладко зачесаны кверху. Одна рука спрятана за спиной, словно он тоже только что грелся у печки, другая — в кармане. На бледном лице блуждает не свойственная Дангелю улыбка: он словно извиняется за неожиданное вторжение.

— Скучаем, фрау Милда? — Голос зато был всегдашний: самоуверенный, чуть насмешливый, даже вызывающий, — голос хозяина.

— Как вы сюда проникли? — придя в себя, сердито спросила Милда. — Вы не в ту дверь попали: надеюсь, вам нужен господин Вайнорас?

— Как раз нет. Если вам угодно, я пришел, так как знаю, что его нет дома, фрау Милда. Вас это не радует? Это не удивительно: красивые женщины забывчивы.

— Вы всегда так себя ведете: снимаете пальто, обшариваете комнаты и только потом представляетесь хозяевам?

— Oh nein, madam![37] — Дангель доверительно улыбнулся. — Лишь в тех случаях, когда хозяева не встречают в передней. Тебе неприятно это слышать, дорогая?

— Нет, господин штурмфюрер. — Милда говорила, не глядя на Дангеля, но чувствовала, как он раздевает ее взглядом. — Мне неприятно вас видеть, господин начальник гестапо. Было бы лучше, если б вы ушли.

— Грустное начало. — Дангель изобразил вздох. Спрятанная за спиной левая рука повисла, и Милда, покосившись, увидела в ней пакет Саргунаса. — Ein recht trauriger Anfang[38]. А я-то думал, этот стол накрыт в мою честь!

— Прошу вас без шуток. У меня нет желания шутить.

— Простите, фрау Милда. Я не думал, что невинная шутка может обидеть женщину, с которой я в общем достаточно близко знаком. — Дангель подошел к столу, похлопывая по ноге конвертом Саргунаса, и, подняв недопитую бутылку вина, посмотрел ее на свет. — Мне очень жаль, Милда, что наши отношения оборвались. Вы для меня не очередное приключение, дорогая. Мое чувство много глубже, чем вам кажется. Ваш поэтический друг назвал бы это любовью, но я не могу выговорить это слово не поморщившись: не терплю банальностей…

— Вот уж одолжили, господин Дангель. — Милда неожиданно для себя рассмеялась и впервые за весь разговор посмотрела на Дангеля прямо, с подчеркнутой враждебностью.

— Зачем усложнять, Милда, мы же на «ты». — Дангель поставил бутылку на место и с деланной беззаботностью осмотрел стол.

— Это тоже банально, господин Дангель.

«Все банально, даже убивать людей — так поступают со времен Каина и Авеля, хотя и не с таким размахом и не так изысканно, как вы», — едва не добавила она.

Дангель швырнул пакет Саргунаса на диван. Он был вскрыт, этот пакет.

— Два бокала, две тарелки, две вилки и два ножа, — перечислил он, оглядев стол и садясь на стул лицом к Милде, которая все еще стояла, прислонясь к печке. — С господином экс-учителем пировали? Удобный случай, супруга-то нет дома…

— Разумеется. А вы, господин Дангель, тоже решили этим воспользоваться?

— Вы на диво проницательны, фрау Милда. — Дангель откинулся на стуле, помолчал, поглядывая в потолок. Лакированные штиблеты поскрипывали под столом. — Кроме того, обладаете завидной интуицией: сегодня я вам звонил, но вы не снимали трубку. Правда, мне тоже грех жаловаться на отсутствие этих качеств. Чутья или там проницательности. Но вы понимаете, конечно, что я сижу здесь не только благодаря этим качествам, — бывает, в человеке зарождается сила, сильнее чувства долга; тем более — если замешана женщина. Я вступил в ваше сонное королевство не должностным лицом, — сами видите, я не в форме, — а просто-напросто Христофом Дангелем. Мое имя Христоф, Милда. В свое время вы выговаривали его без запинки.

— Перестаньте. — Милда спрятала покрасневшее лицо в воротник халата. — Если в вас осталась хоть крупица человечности, не напоминайте мне об этом.

Дангель усмехнулся. Только на миг сверкнули сахарные зубы, но эта промелькнувшая улыбка обожгла Милду. Она слышала голос: сочный, живой, который мог меняться до неузнаваемости, в зависимости от обстоятельств, — сейчас Дангель ворковал, как голубь на крыше, — но не уловила смысла первых фраз.

— Случайность, фрау Милда… Профессиональные навыки, поймите… Признаюсь, я не верил, что вы занимаетесь политикой. — Дангель не вставая достал с дивана пакет и извлек из него кипу каких-то бумаг. — Я мог бы спросить вас, когда и каким путем попали к вам эти подпольные газетенки, но сейчас перед вами не начальник гестапо, не господин Дангель, а просто Христоф. Послушный крошка Христоф у ног прекрасной дамы.

— Если вам нужны эти бумажки, забирайте. Они меня ничуть не интересуют. Я хочу спать, господин штурмфюрер.

— Я не в мундире, мой мотылек. К тому же вынужден заметить, что вы понизили меня в звании. И еще — не злоупотребляйте моей добротой. В теперешней нашей ситуации я могу оказаться злее.

— Это я испытала на своей шкуре: вы талантливо пользуетесь ситуацией. Но сегодня вам придется разочароваться в своих талантах. — У нее мелькнула мысль, что Дангель потребует сказать, откуда пакет, и раздумывала, как быть. Проще всего сказать, как оно есть на самом деле. Пускай разбирается с Адомасом. Но такой выход показался ей недостойным..

— Единственное, что вы можете сделать, — это вынуть пистолет и отвести меня в гестапо: сила на вашей стороне. Увы, только сила, ничего больше. Так что лучше оставьте ваши угрозы, вы ничего ими не добьетесь, господин Дангель.

Дангель налил себе вина. Пил медленно, насмешливо глядя на Милду, но не отнял бокала от губ, пока не осушил до дна.

— Не надо шутить, фрау Милда. Эти газетенки — детская игра. Слон не чувствует укуса блохи, красавица моя. Стройте замки из песка, раз нечем больше заниматься. Это с одной стороны. С другой — я слишком ценю дружбу господина Адомаса, чтобы поднимать бурю в стакане воды.

— Дружбу?.. — Милда язвительно рассмеялась. — Меня с Адомасом ничто не связывает, абсолютно ничто, господин Дангель. Так что смело надевайте наручники его бывшей жене.

Дангель присвистнул: признание Милды было для него неожиданным.

— Oh nein, madam! Ваши ручки созданы для перстней, а не для оков. — Он снова налил себе вина и выпил одним духом. Вытер белоснежным платком губы и оглядел комнату, останавливаясь на каждом предмете обстановки, словно после слов Милды все вокруг изменилось. — Да, я понимаю теперь, что в вашем маленьком королевстве произошел переворот. Женщины, когда живут без мужчины, создают в квартире особенную атмосферу, которую не сразу заметишь. Пожалуй, я рад, фрау Милда, что вы решились на этот шаг. Адомас неплохой муж, но не для женщины вашего типа. Вы созданы не для хлопот по хозяйству, а для любви.

— А мне кажется, господин Дангель, — нетерпеливо прервала Милда, — я создана для того, чтобы стоять и ждать, когда же господин оберштурмфюрер, без приглашения попивая вино, соизволит кончить свои нудные речи.

Дангель неуклюже встал. Бескровные щеки манекена стали пунцовыми. Пожалуй, от вина — Дангель обычно владел собой.

— Простите, фрау Милда. — Он изобразил улыбку — тонкие губы треснули, обнажив фарфоровые черепки зубов. — Понимаю ваши чувства — у вас есть основания, чтобы не любить меня. Вел себя по-хамски и так далее… Молю о снисхождении, не лишайте бедного Христофа шанса исправиться.

— Не паясничайте, господин начальник гестапо. Вы ведь знаете: если и было между нами… Для меня самое неприятное место, которое я стараюсь обходить стороной, — лавка мясника. Я не перевариваю мясников. Но иногда самой приходится заходить в мясную, улыбаться окровавленному, засаленному молодчику и слушать его плоские остроты, пока он не отрубит кусок говядины.

Дангель, заложив руки за спину, прошелся до двери террасы и обратно. В штатском костюмчике, сгорбленный, сосредоточенно исследующий паркет, он напоминал затравленного сельского учителя, который только и ждет, когда какой-нибудь шалун из класса запустит в сутулую спину скомканной бумажкой.