Опухоль с лица сошла уже через день, но синяки красовались целую неделю, и всю эту неделю я сидела безвылазно дома, не пугать же людей радугой на своем лице! Продукты мне приносил Борис, он стал куда общительнее и разговорчивее, чем раньше.

Я спросила его о причине произошедшей с ним перемены и услышала в ответ:

— Ах, Ася, Ася! Что же ты сразу не рассказала мне все о себе? Я понимаю, как трудно тебе было раскрыться, но от скольких тревог, сомнений, бессонных ночей ты бы избавила меня, рассказав свою историю! Я уж что только не передумал! И ведь все эти мысли были не в твою пользу. Одно время мне даже казалось, что тебя подослали Аськины убийцы. Что ты не ее сестра, я знал с самого начала, не было у нее никаких родственников. Мать у нее из детского дома, умерла, когда Аське было шестнадцать лет, отца никогда не было. Вот я и ломал себе голову — кто ты, зачем появилась? Потом ты связалась с Пестовым, так же как Аська, которая об их отношениях говорила весьма туманно, утверждая, что это чисто деловая, а не любовная связь. Потом то же самое стала утверждать ты. Что я должен был думать?

— Ты прав! Я должна была тебе все рассказать, как только наши отношения стали близкими, но я думала только о своих переживаниях и чувствах и не думала о твоих. Я эгоистка. Прости меня!

Потом мы долго целовались, давая выход своим эмоциям. Наконец утихомирились, собрались перекусить, и тут пришел Пестов, который не появлялся всю эту неделю и даже не звонил, с большой коробкой конфет, целой кучей всяких деликатесов и бутылкой коньяка. Я поставила на стол три рюмки, но свою наполнила соком. Борис, к моему удивлению, охотно согласился выпить, оказалось, что к этому напитку он питал некоторую слабость.

— Я и хорошей водки выпью охотно, но коньяк все же лучше, — заметил Пестов, с аппетитом набрасываясь на еду.

Я с нетерпением ожидала, что он скажет, ведь явно же пришел с новостями. Я не ошиблась.

— В чем бы ни был виноват перед тобой Костик Стропилин, за свою вину он уже заплатил. Вскоре по приезде в Германию в гостиничном номере довольно дорогого отеля Гамбурга он был убит ударом старинного кинжала прямо в сердце. Кинжал так и остался в теле, его с трудом вытащили, настолько глубоко его вогнал убийца. Недавно эти сведения передал Интерпол, потому что в дело замешано высокопоставленное лицо.

Я удивилась:

— И что, этот важный тип и убил Костика?

— Нет, он не убийца, пришел в номер уже после того, как горничная обнаружила труп и вызвала полицию, но до ее приезда. Полиция прихватила его, стала колоть, и он признался, что пришел купить старинную русскую икону аж шестнадцатого века! Потом он успокоился и отказался от своих слов.

Иконы в номере не нашли, да и никаких других ценных вещей тоже, ничего, кроме этого кинжала, на котором остались только отпечатки рук убитого. Что убийца был в перчатках, это ясно. Но ясно и то, что кинжал привез с собой Костик, — это русский морской кортик восемнадцатого века, — и есть мнение, что этот кортик из Архангельска! Чувствуешь, куда след ведет, Ася?

— Чувствую, — спокойно ответила я, — след ведет прямехонько к моему наследству.

У Пестова от удивления отвисла челюсть.

Лицо Бориса не выражало изумления, скорее горячий интерес. Я оглядела обоих мужчин, вздохнула и принялась за объяснение:

— Конечно, утверждать я не могу, но кое-какие основания так думать есть. Дело в том, что я рассказала не все, есть один эпизод, который вполне может служить ключом к развязке моей истории. Еще до встречи с одноклассницей на выставке у меня уже была неожиданная встреча. Однажды меня окликнул какой-то незнакомый мужчина, назвал меня Асей, удивился, что я его сразу не узнала, и напомнил мне, что зовут его Аркадием Михайловичем. Он был даже обижен, чуть ли не оскорблен, что я его не узнала, поскольку он столько для меня сделал: ездил со мной в апреле в Архангельск по делу о введении меня в наследство и вел переговоры с нотариусом. Я отделалась какими-то общими словами, он торопился по делам, и мы расстались. О наследстве я старалась не думать, эта тема меня пугала, я как-то инстинктивно чувствовала, что именно из-за него я и пострадала. Но два небольших вывода из этого разговора я сделала уже тогда. Первый — это то, что я жила в Москве, а не в Архангельске, а второй, как я теперь знаю, ошибочный — он назвал меня Асей, и я обрадовалась, что имя Анастасия, которое я присвоила самовольно, на самом деле мое.

— Так вот, значит, зачем ты ездила в коллегию адвокатов, — прищурился на меня Пестов, — что же ты не рассказываешь нам об этом?

— Забыла совсем, да и нет ничего интересного. Я не нашла Аркадия Михайловича, он отдыхает не то на Таити, не то на Сейшелах. Узнала только его фамилию — Молодцов. А вы, значит, следили за мной?

— Не следил, а попросил присматривать за тобой. А ты уверена, что узнала фамилию именно того человека?

— Да, уверена. Он очень маленького роста, его трудно с кем-либо спутать.

— Кажется, я его знаю, понаслышке правда. Он такой изнеженный, холит и лелеет себя?

— Да-да, это он.

— Говорят, умный мужик, хоть и со странностями, впрочем, у кого их нет? Лишь бы дело знал. И когда он вернется?

— Мне сказали, к марту, он зиму не любит.

— Жаль, что так не скоро!

Воцарилось молчание, которое прервал Борис:

— Можно подытожить: теперь мы знаем мотив, предполагаем, кто преступник, а вот о самом преступлении даже догадки строить трудно. Что-то с Асей сделали, а вот что, неизвестно.

— Ты прав, — поддержал его Алексей Степанович, — мотив хоть куда. Если судить по кинжалу, то наследство ценное, людей и за меньшее убивают. Вот это-то меня и удивляет. Почему тебя не убили? — повернулся он ко мне.

Борис негодующе вскинул руки:

— Да что вы говорите?!

— Ну, посуди сам, ведь убить гораздо легче, чем лишить человека памяти, причем так лишить, чтобы быть уверенным, что этот человек уже точно ничего не вспомнит!

Я примирила обе стороны, потянула Бориса за руку и усадила на диван, с которого он в гневе вскочил.

— Я сама много думала об этом и пришла к тем же выводам, что и вы, — повернулась я к Пестову, — но потом решила, что тот, кто меня сажал в поезд, почти не рисковал. Ведь если бы не столь редкостное стечение обстоятельств с Аськой, то я обязательно попала бы в психушку. Мне просто повезло, предвидеть такой случай было невозможно.

Пестов покачал головой:

— Случай такой и в самом деле предвидеть невозможно, но ты недооцениваешь себя. Случаи всем плывут в руки, но не все ими пользуются. Извини, если тебе не понравится такое сравнение, но ты как кошка — падаешь на все четыре лапы в любой ситуации. Несмотря на внешнюю хрупкость, ты боец, Ася, боец! А ведь тот, кто увел у тебя наследство и расправился с тобой неизвестным нам способом, должен был хорошо тебя знать. Мы ведь предполагаем, что это твоя закадычная подружка Юлька и ее названый братец Костик все это учудили. Нет, что-то не заладилось у них, что-то не получилось. Я не удивлюсь, если Юлька эта уверена, что ты умерла, потому и сказала об этом Наташе так спокойно. Не ждет она подвоха с этой стороны, понимаешь?

Борис возразил ему:

— Мы предполагаем, что преступница Юлька, только на основании ее лжи, которую она наговорила Наташе. Подозревать ее можно, но быть уверенным, что это она, нельзя. Люди лгут из разных побуждений, встречаются такие человеческие типы, особенно часто среди женщин, которые дня без лжи прожить не могут, они лгут просто так, из любви к искусству, так называемые мифоманки. Может, и Юлька такая.

— Резон в твоих словах есть. Люди и в самом деле лгут из разных побуждений, и при этом совершенно необязательно являются преступниками. Надо дальше копать! Не ждать же нам этого адвоката, кто его знает, когда он вернется? Надо ехать в Архангельск и послать человека в Гамбург.

— А это еще зачем? — изумилась я.

— Что зачем, Архангельск или Гамбург?

— Гамбург, конечно. Что вы там-то надеетесь раскопать?