На меня он не смотрел, вид имел задумчивый. Я окликнула его:

— Алексей Степанович! Так мне что, гроб себе заказывать или нет?

Он оглядел меня с головы до ног, словно измеряя, и уронил:

— Молодая еще, поживи. Не торопись, умереть всегда успеешь.

Уснула я поздно и спала беспокойно. Перед самым пробуждением мне приснился сон из моего детства. Я бегала по какому-то захламленному двору и кого-то ловила, не то маленькую собачку, не то кошку. Что-то рыжее, пушистое бегало, металось, близко к себе не подпускало и в руки не давалось. Мне было во сне весело, я смеялась и кричала: «Юлька, держи его, держи!» И еще чей-то голос, тоже детский, и, кажется, мальчишеский, кричал: «Вон он, Юлька, вон он!» Уже проснувшись, но еще не открывая глаз, я повторила про себя — Юлька. Это обычное имя вызвало у меня вдруг чувство страха, озноб и сухость во рту.

Сидя за завтраком, я размышляла, тупо уставившись в одну точку. Я решила, что с меня хватит. Все время, которое я помню, я хожу по краешку бездны. Того и гляди, меня убьют, а я даже не знаю, кто я. Все, хватит сидеть спрятавшись, словно улитка в раковинке, надо вылезать и срочно пытаться узнать хоть что-нибудь о себе. Я оделась, спустилась вниз, отчистила от снега и завела машину. Бензина было немного, и первым делом я поехала на заправку. Заправившись под завязку, я решила ехать искать Аркадия Михайловича, того маленького адвоката, который рассказал мне о наследстве. Ясно ведь, что именно с наследством и связано то, что случилось со мной, то, из-за чего я потеряла память и чувствую себя так, словно меня вышвырнули из мира живых людей. Я помнила магазин, возле которого произошла наша встреча, Аркадий Михайлович тогда махнул ручкой, сказав, что живет неподалеку. Больше часа я медленно ездила по ближайшим окрестностям магазина, потом поняла, что это глупо, и поехала домой. Дома выпила жасминового чая; я снова разрешила себе пить его, и от волшебного напитка у меня наступило прояснение в мозгу. Книги «Вся Москва» в доме не было, и я позвонила в справочную, мне дали телефон коллегии адвокатов. Номер был все время занят, а когда я с трудом дозвонилась, мне ответили, что справок по телефону не дают, я быстро, пока не повесили трубку, спросила их адрес.

В коллегии было шумно, по коридору сновали люди, я попробовала обратиться к какой-то женщине, она отмахнулась от меня, даже не выслушав. Тогда я поднялась на второй этаж и заглянула в первый попавшийся кабинет. За столом сидела молодая женщина, судя по всему секретарша, и с тоской смотрела на экран монитора. Не знаю, что уж такое она там видела, но только на мое вторжение никак не отреагировала. Я спросила ее, как мне найти адвоката Аркадия Михайловича. Она подняла на меня грустный взгляд и ответила:

— Просто не знаю, как быть. Что ни делаю, зависает и все.

Ответ был несколько странный, поэтому я решила уточнить:

— Аркадий Михайлович зависает?

— Нет, компьютер, — машинально ответила мне секретарша, а потом словно проснулась: — Что? Какой Аркадий Михайлович?

— Адвокат, такой очень маленький, я его ищу.

— А-а, Молодцов? — Слабая улыбка тронула ее губы. — Так он купается.

Я вздохнула, мысленно посоветовала себе набраться терпения и кротко спросила:

— И где же он купается?

— Точно не знаю, то ли на Таити, то ли на Сейшелах. Зима, а он зиму не любит, всегда уезжает куда-нибудь, где тепло.

— А когда он вернется?

— Ближе к марту. А вам только он нужен?

— Только он, — ответила я и повернулась уходить. Замученная техническим прогрессом женщина вздохнула за моей спиной:

— И что за ним все так гоняются? По-моему, ничего особенного.

Я, естественно, не стала объяснять, что этот неособенный маленький человек является хранителем моего прошлого, по крайней мере какой-то его части. Дома пообедала и включила телевизор, шел какой-то латиноамериканский сериал. Я попробовала вникнуть в сюжет, но это оказалось непросто. Сначала какая-то женщина долго рыдала, а потом все герои фильма — а их оказалось много — по очереди пересказывали друг другу, почему страдает бедняжка, и продолжалось все это минут двадцать. Я тихо зверела, пока не догадалась выключить телевизор. Послонялась по комнате, поглядывая на телефон, наконец подошла и набрала номер, который мне еще летом дал Сергей Львович, один из моих заказчиков. Телефон тут же откликнулся, говорил он сам. Я поздоровалась, напомнила, кто я, и спросила, по какому номеру позвонить его жене. Он очень удивился и спросил:

— Зачем?

Слегка замявшись, я объяснила, что мы когда-то с Наташей вместе учились, несколько лет не виделись, встретились только на банкете, но в связи с трагическим происшествием поговорить толком не смогли. Я хотела бы встретиться с ней и пообщаться. Выслушав меня, Сергей Львович так долго молчал, что я начала думать, что у меня сломался телефон. Наконец он сказал:

— Ну что ж, я в принципе не возражаю, насколько я помню, Наташенька была рада вас видеть. Сделаем так: я сообщу ей, а она вам перезвонит, только я не помню номер вашего телефона.

Я продиктовала ему свой номер и стала ждать. Звонка все не было, и я решила, что Сергей Львович — заправский цербер и никого к своей жене не подпускает. Но через полчаса она позвонила мне, и мы договорились встретиться в кафе, недалеко от ее городской квартиры.

Я приехала первой и заказала себе кофе, мне еще не успели принести заказ, появилась Наташа. Она была очень тепло одета и пояснила мне, что слегка простужена. Появившейся с чашкой кофе для меня официантке она заказала грог. Пока его не принесли, я успела ответить на вопрос Наташи, куда я пропала и почему так долго не появлялась.

Отпивая маленькими глотками свой напиток, она сказала:

— Сашка! Ты ведь всегда такая была: то не отходишь от меня, то пропадаешь куда-то. Но я никогда не могла по-настоящему на тебя рассердиться, ты всегда чем-то привлекала меня, и сейчас я очень рада тебя видеть! А ведь ты даже не позвонила мне после того ужасного банкета, я ведь ждала! Ну ладно, ладно, это я так, болею, потому и ворчу. Как твои дела? Много заказов?

— Да, было много, очень напряженно работала, теперь вот перерыв, отдыхаю. Захотелось увидеть тебя, да и вопрос у меня к тебе есть.

Пока я осторожно подыскивала слова, чтобы сформулировать вопрос, Наташа перебила меня:

— Мне нравится, как ты все делаешь, честно! И все же извини, но мне безумно жаль, что ты изменила своей профессии, своему делу. Тебя так хвалили профессора, возлагали такие надежды, а как тебя обожали твои юные пациенты! Ты же была хирург от Бога! И ведь любила свою профессию. Почему же ушла, что произошло? Деньги? Но ты их и там немало имела. Прости, что так набрасываюсь на тебя, но я все никак успокоиться не могу, подумать только — детский кардиохирург стал дизайнером-оформителем!

— Наташа, — осторожно начала я, — мне сложно все объяснить, но у меня была травма, и я просто вынуждена была искать другую работу, попробовала себя в дизайне, и вот, ты же сама говоришь, что у меня хорошо получается. Я хотела спросить тебя…

И опять Наташа нетерпеливо перебила меня:

— Ну конечно! Мне надо было сразу догадаться, что без достаточно серьезных причин ты бы никогда не бросила любимое дело. Так, значит, все из-за той аварии, в которую ты попала? Ну надо же! А как ты себя сейчас чувствуешь? Но постой, постой… Ведь Юлька… Юлька же сказала, что ты погибла! Или я ее плохо поняла? Да нет же! Она сказала, что ты вышла замуж за какого-то врача, тоже хирурга, но не москвича, вроде бы познакомилась с ним на какой-то конференции, уехала жить к нему, а через несколько месяцев ты с мужем попала в дорожную аварию, вы оба погибли! Юлька еще сказала, что ездила тебя хоронить, а никому не сообщила, потому что телефонов не знала. Значит, муж погиб, а ты нет? Зачем же она меня обманула? Ох, никогда мне эта твоя Юлька не нравилась, и как ты только могла с ней дружить? Пусть я ее и видела-то раза три, не больше, и знала только с твоих слов в основном, но вот не нравилась она мне и все! А ты чего молчишь-то? Заговорила я тебя, да? Ты ведь спросить что-то хотела?