— Мой вам совет: купите новые обои, засучите рукава и поклейте их.

Тут же повернулась и ушла. С таким типом каши не сваришь. Сев в машину, я засомневалась, звонить теперь женщине или нет? Отделывать дачу в октябре — не самая лучшая из затей, но других заказчиков ведь нет, и я позвонила. Дама оказалась весьма энергичной, готова была тотчас ехать со мной на объект. Мы договорились, и я тронулась в путь, к новому эпизоду своей лоскутной жизни.

Усевшись в машину, дама представилась Людмилой Павловной. «Можно Люда», — дружелюбно заметила она и тотчас поинтересовалась, разговаривала ли я с Олегом Сергеевичем, он-де горит желанием поскорее отделать свою квартиру.

— Да, только что.

— Ну и о чем вы с ним договорились?

— Представьте себе, ни о чем, он хочет на копейку пятаков купить.

Мое резюме Люду не удивило, она кивнула и сказала, что именно так и предполагала.

Дача располагалась километрах в двадцати пяти от города, в живописном месте. Она была компактной и уютной: на первом этаже располагались кухня, санузел, холл-гостиная. Второй этаж был поменьше, в нем размещались две спаленки. Даче было уже три года, и в свое время она была отделана, но сейчас обои уже были содраны, мебель отсутствовала. Над вариантами ломать голову нужды не было, Люда желала отделку в восточном — китайском или вьетнамском — стиле. Над каждой копейкой она не тряслась, рабочие у нее были свои, гонорар определила вполне нормальный. Но требовалось все сделать быстро, это я и сама понимала, мороз на носу. И была еще одна особенность: дама предупредила, что, нравится мне это или нет, но она будет висеть у меня над душой и ездить со мной по всем магазинам. Это было конечно же не слишком приятно, но и здесь имелся свой плюс: с меня снималась материальная ответственность. Я согласилась, но тоже предупредила, что ее мнение по поводу тех или иных сочетаний цветовых оттенков, материалов и так далее будет лишь совещательным, решать буду я, иначе я за работу не берусь. Люда вздохнула чуть ли не трагически, но пообещала. Никакой оплаты вперед я не потребовала, было ясно, что она человек слова. Решили начать завтра с утра, и она попросила номер моего телефона. Я ответила, что он будет у меня завтра с утра или к вечеру, она слегка удивилась, но промолчала. Договорились, где встретиться, и напоследок я спросила, делать ли эскизы, но она, как я и предполагала, отмахнулась, сказав, что ничего в них не поймет. Почти весь понедельник мы с ней мотались по магазинам, потом она меня отпустила, сказав, что доставку купленного организует сама. Я тут же занялась оформлением телефона, и вскоре у меня уже был телефон с номером, которого Борис не знал, по крайней мере пока. Поздно вечером, уже около одиннадцати, я позвонила Люде — она предупреждала меня, что ей можно звонить в любое время, — и продиктовала ей свой номер.

Новая работа была еще более выматывающей, чем предыдущий заказ. Рабочие угрюмые, им по нескольку раз приходилось объяснять одно и то же, не то что прежние, те с лету все схватывали. Да и сама заказчица действовала мне на нервы. Несмотря на наш уговор, ей то и дело хотелось активно поучаствовать и привнести какую-нибудь деталь оформления, которая сочеталась с другими примерно так, как сочетается алюминиевая ложка с тонкой фарфоровой тарелкой. Приходилось все время спорить и доказывать, это утомляло. И вдобавок мне приходилось параллельно вести работу в квартире Олега Сергеевича. Не удалось мне отвертеться от этого заказа. Уже в среду утром несколько смущенная Люда призналась мне, что дала номер моего телефона Олегу Сергеевичу и обещала уговорить меня взять эту работу. Она не смогла отказать, так как была чем-то обязана ему. Мы установили график, где и когда я бываю, но частенько этот график летел псу под хвост, как и бывает во всяком живом деле, которое трудно втиснуть в жесткие рамки. Излишне говорить, что Олег Сергеевич согласился на все мои условия, для меня осталось загадкой, почему он не стал искать себе другого декоратора, ведь их сейчас немало.

Когда я ему представила два варианта эскизов, он подробно их рассмотрел и выбрал безусловно лучший, не ожидала этого от него. Рабочих Олег нашел сам, оба были молодые и смышленые, хоть здесь повезло. Выматывалась я страшно, приходила домой, мылась и сразу бухалась спать. Зато не оставалось ни сил, ни времени на мысли о Борисе и на сожаление о том, как все нелепо у нас получилось. Пестова я видела лишь раз, как-то утром у подъезда, когда садилась в машину. Он покачал головой и спросил: я что, одним воздухом питаюсь? Я улыбнулась и молча помахала ему рукой, нисколько не сомневаясь, что он в курсе, где и у кого я работаю. Пятого ноября я закончила работу у Олега Сергеевича и получила с него последнюю треть денег. Двенадцатого был финал на даче у Люды, она расплатилась со мной и откупорила бутылку шампанского, которое я только пригубила.

Теперь у меня собралась приличная сумма денег, и мне предстояло сделать решительные шаги, чтобы выпутаться из той паутины, куда я угодила в день приезда из Архангельска в Москву. Что именно делать, я не знала, и только молилась, чтобы Бог подал мне какой-нибудь знак. Новых заказов я пока не набрала, хотя Люда и предлагала мне поработать у ее знакомых. У меня появилось свободное время, и я решила стать на время театралкой. Сходила в Сатиру, потом в «Современник». Сюжет спектакля, острый и нервный, чем-то разбередил мою душу, я разнервничалась и ушла с середины спектакля. Домой идти не хотелось, и я бродила по совершенно безлюдному в это время бульвару. Я тихо шла, занятая своими мыслями, и вдруг в конце бульвара, на последней скамейке, почти рядом с большим мусорным контейнером я увидела какую-то копошащуюся фигуру, похожую на пугало. Пугало тоже заметило меня, бросило что-то под скамейку и побежало прочь, хромая, словно подпрыгивая на ходу. Когда я подошла к скамейке, пугало уже скрылось во дворе реставрируемого дома. Мне стало любопытно, что же оно так поспешно швырнуло под скамейку? Я нагнулась и увидела черную дамскую сумку. Понятно, бомж или украл, или нашел где-то эту сумку и потрошил тут свою добычу, а я помешала ему. Я уже стала выпрямляться, как вдруг вспомнила свою молитву о знаке, а вдруг это и есть тот самый знак? Поколебавшись, я достала сумку и заглянула в нее — на меня пахнуло удушливым запахом дешевых духов. Я отодвинула грязный носовой платок со следами кроваво-красной помады, уж не сумка ли это проститутки с какого-нибудь вокзала, а может, даже с этого бульвара? Внутри сумки был карман на резинке; оттянув резинку, я увидела паспорт и замерла — ну если это не Божий знак, то я папа Карло! Уже почти не сомневаясь в своем праве, я выхватила паспорт, бросила сумку под скамью и огляделась — нигде никого. Я прошла весь бульвар, миновала театр и отыскала свою машину в ряду других. Села, зажгла свет, достала паспорт, издающий тот же запах дешевых духов. Моя добыча! Ну вот и я как бомж, хотя я и есть бомж, просто выгляжу по-другому. Наконец я открыла книжечку — Савина Анна Васильевна, в школе небось Совой звали. Тридцать один год, могло быть и поменьше, но и это сойдет, так, прописка есть, где это? Кажется, у черта на куличках, впрочем, все равно, мне там не жить. Еще что-нибудь? Ого, дочь четырнадцати лет, рано ты начала взрослую жизнь, голубушка Анна Васильевна.

Два дня я искала квартиру, звонила по объявлениям, но ничего подходящего не находила. К услугам риелторской фирмы прибегать не хотелось: чем меньше оставлю следов, тем лучше. На третий день мне повезло. Накануне я по телефону договорилась с какой-то женщиной, что встречусь с ней сегодня, но, когда я приехала в назначенное время, дверь мне никто не открыл. Обескураженная, я спустилась во двор. Возле подъезда гуляла женщина с девочкой лет пяти и с маленькой собачкой, похожей на болонку. Лицо у женщины было усталое и печальное, но мне показалось, что она отзывчивый человек, и я спросила ее о хозяйке нужной мне квартиры. Ответ меня не обрадовал. У квартиры был молодой хозяин, который сам здесь не жил, а сдавал ее кому ни попадя. Значит, мне хотели сдать чужую квартиру, я бы заплатила, вселилась, а через день-два пришел бы настоящий хозяин и вышвырнул меня вон. Весело! Казалось, все ясно, можно поворачиваться и уходить, но я, сама не знаю почему, медлила, завела разговор со словоохотливой женщиной. Собеседница исподтишка меня разглядывала, я почувствовала, что ей есть что сказать, но что-то во мне ее не устраивает. Она еще раз оглядела мою одежду, потом кинула взгляд на мою машину, видела, наверное, как я из нее выходила, и я поняла. Явно женщина жила трудно, на ней была поношенная, хотя и опрятная одежда, Чужая роскошь обижала и оскорбляла ее. И я сказала: