Через несколько лет Фред стал Ахавом. Единственный хозяин на борту, то справедливый по отношению к экипажу, то безжалостный. Его решений ждали со страхом или облегчением. Он выделялся — сама решимость, сила, иногда безумие. Его шкура была самой прочной, а глаз — самым зорким. Люди шли за ним, не задумываясь.

Но в третий период своей жизни — и это самое невероятное — он стал Моби Диком. Там, по ту сторону Атлантики, Фред внушал всем неслыханную ненависть. После его предательства за ним стали охотиться, как за морским чудовищем, и самые опытные гарпунщики бросились в погоню за ним.

Да, ночь выдалась бурная. Он потянулся, положил роман на стол и наконец уснул.

Ровно в час Питер вскочил на ноги. Некоторое время он переводил взгляд с часов на все еще включенный телевизор, развалившегося на диване хозяина дома и пустую бутылку из-под текилы. Через несколько секунд Фред тоже открыл глаза..

— Боулз, у меня есть две новости — хорошая и плохая. Плохая — что вы не выносите алкоголя, хорошая — «Гиганты» выиграли.

Боулз, как зомби, подошел к зеркалу и посмотрел на свою несвежую, измятую со сна физиономию.

— Что произошло, Фред?..

— А что могло произойти? Вы не способны выдуть и бутылки текилы.

— Такого не могло случиться… Со мной не могло…

— Вы что, правда ничего не помните? На третьей рюмке мы стали почти друзьями, особенно когда Мьюлен забил гол. Ну, вы хотя бы помните этот потрясающий тачдаун? Нет? Потом вы черт знает сколько времени рассказывали мне о вашем колледже, затем решили позвонить своим бывшим подружкам — мне удалось вас отговорить, — и заснули, вдруг, без предупреждения.

— Мне надо принять душ… Вы сейчас никуда не собираетесь?

— Нет, не торопитесь, я весь день никуда не поеду.

— Фред, мне так неудобно…

— Не беспокойтесь, Квинт никогда не узнает об этом вечере. Впрочем, я даже не уверен, любит ли он футбол.

Пробормотав стыдливое «спасибо», Боулз вышел из комнаты. Фред потянулся, готовясь продолжить сон, но на этот раз у себя в постели. Он испытывал чувство особого покоя, от которого ему только еще больше хотелось спать. Взяв со столика «Моби Дика», он повертел в руках эту теперь пустую вещь, от которой ему надо избавиться, как прежде он избавился бы от трупа. Для этого имелись особые места. Книжные кладбища. Он поднялся на второй этаж, в библиотеку. Церемония длилась ровно столько, сколько нужно, чтобы освободить на полке место и поставить туда книгу. Уверенный, что видит ее в последний раз, он провел пальцем по обрезу, напоследок подумал об Ахаве и поблагодарил Германа Мелвилла за то, что тот помог ему пережить сегодняшнюю ночь. Фред так сроднился с этим романом, что ему даже не хотелось хвастаться им. Он не был уверен, что прочел шедевр, но дочитал «Моби Дика» до конца и никогда бы не подумал, что в его возрасте, после стольких прожитых жизней, что-то еще могло сделать его сильнее.

Данное Лене обещание заставило Уоррена как можно скорее повидаться с капитаном Томом Квинтом. Ни одно решение в семье Манцони не принималось без участия того, кто с первого дня курировал их в рамках программы Уитсек. Это благодаря ему Магги, Уоррен и Бэль стали добропорядочными американскими гражданами, и, если им удастся интегрироваться в общество и раствориться в нем, им светило французское гражданство. Когда Бэль поселилась в Париже, Том вместе с ней ходил смотреть квартиру, а потом несколько раз обедал напротив ее факультета, чтобы присмотреться к ее новому месту учебы. Когда Магги открыла свой «Пармезан», он помог ей с некоторыми административными делами и присутствовал на открытии. Квинт мог гордиться собой: все Манцони, кроме непредсказуемого Фреда, выправились и являли собой живое доказательстве эффективности программы по защите свидетелей.

— Чему обязан таким удовольствием, Уоррен? Я думал, мы скоро увидимся: на следующий уикэнд я собираюсь в Мазенк, мне надо поговорить с вашим отцом. Вы там будете?

— Собирался. Но я буду не один.

— Кажется, у вас есть для меня хорошая новость?

— Помните такую Лену, я познакомился с ней в лицее?

— Ваша «маленькая невеста», как вы ее называли?

Ничего не пропустив, Уоррен рассказал ему обо всем, что связывало его теперь с этой «маленькой невестой».

— Не знаю почему, но я сразу почувствовал, что у вас с этой девочкой серьезно. Я очень рад за вас, Уоррен.

— Вы не считаете, что все это слишком быстро? Что я слишком рано связываю себя обязательствами? С самой первой? Что я скоро разочаруюсь? Что буду жалеть? Что у меня впереди еще вся жизнь?

— Я бы не позволил себе такое. Сам очень плохо воспринял бы, если бы меня начали вот так предостерегать, когда я был по уши влюблен в свою нынешнюю жену; я был тогда едва ли старше вас, и жизнь впоследствии доказала мою правоту. Я всегда верил в вас и вашу сестру, вы взрослели на моих глазах, год за годом, и мне хорошо видно, что в силу обстоятельств вы гораздо опытнее и взрослее большинства ваших сверстников. Я уважаю ваше решение, Уоррен.

Эти слова проникли в самое сердце влюбленного юноши, которому как никогда нужно было сейчас доверие старшего. Уоррен откровенно раскрыл ему стоявшую перед ним дилемму, и Том сразу все понял, не вдаваясь в детали: если он не познакомит Лену с семьей, он ее потеряет. Но как познакомить ее с таким отцом?

— Появление в семье нового члена — это радость, но у вас не обычная семья. Если, чего я вам желаю, Лена станет вашей женой и матерью ваших детей, очень рискованно сразу посвящать ее в тайну программы Уитсек.

— Честно говоря, лучше бы она никогда о ней не узнала.

— А вы сможете держать это всю жизнь в секрете от любимой женщины?

— Боюсь, наш союз не выдержит такого испытания.

Уоррену не надо было говорить ничего больше. Том отлично знал этого паренька, он видел, как тот рос, падал, снова поднимался на ноги, будто маленький солдатик, никогда не жалуясь. Мальчишке пришлось пережить боль изгнания, его искушали ценностями и карьерой отца, но он понял, какой это ужас — прожить всю жизнь в среде организованной преступности. И он отрекся от вековых традиций «Онората сочьета», чтобы выбрать путь свободного человека.

— Я сейчас скажу ужасную вещь: было бы здорово сказать, что он умер. Я уже представлял себя в роли сироты — это гораздо проще, чем быть сыном чудовища. Но еще до нашего знакомства Лена знала, что мой отец — американец и что он пишет книги. Она даже читала одну…

— «Кровь и доллары»?

— Нет, «Империю тьмы». Она не дочитала до конца и только спросила: «Откуда твой отец берет все эти ужасы?»

Том подумал, что и для него смерть Фреда стала бы огромным облегчением. Можно было бы больше не бояться этого извечного врага, снять наблюдение, а члены ЛКН пусть бы все так же резали друг друга, думая, что он все еще жив и здоров, — вот было бы прекрасное завершение программы Уитсек. Для Тома это еще означало бы, что он сможег чаще ездить в Штаты, да и сама мысль, что он пережил этого подонка, достававшего его последние двенадцать лет, была весьма приятна.

— Так что нам делать? Я еще маленьким помню, как вы улаживали проблемы, которые устраивал вам отец.

— На этот раз мне нужно время подумать.

— Не бросайте меня.

— Разве я когда-нибудь это делал?

Магги не пыталась больше подбадривать свою команду напускным весельем. Каждый этап дня требовал от нее сил, брать которые было больше неоткуда. Ей становилось все труднее скрывать, насколько серьезно положение «Пармезана». После дезертирства поставщиков она нашла новых, похуже и слишком дорогих для ее скудных средств. Кроме Клары, единственной, с кем она поделилась, снижения качества никто и не заметил. Со временем она, конечно, оправится от этого, если на нее не посыплются другие напасти. А она ждала именно их.

Франсис Брете зашел переговорить с ней и найти выход. Он так и сказал: Из вашего положения, госпожа Уэйн, несомненно, существует выход. И предложил ей просто-напросто выкупить ее предприятие, на этот раз без всяких особых условий и льгот.