— Помоги, сделай облегчение.

Один час йогических занятий — речитатива и медитаций — принес успокоение. Не глубокий внутренний покой Геи, но спокойное море, над которым собираются грозовые облака.

— Мы опередим их, — заключил Джовейн. — С кем следует войти в контакт в первую очередь? Советники, терранская гвардия — лойялисты — этого мало. Необходимо, но не достаточно. С эспейньянцами, через Диаса Гарсайю… — Он поглядел на фотографию Чарльза Таленса, почти выгоревшую за многие века. — И с маураями? — пробормотал он. — Да, быть может, в нужный момент и с маураями. Когда я решу, что нужный момент настал.

Маттас потеребил свою бороду.

— Мне не нравится последний пункт. Но если ты считаешь правильным так делать — делай, скорее всего так и есть. Мы не сможем отдать то, что выиграли. Слишком дорогая потеря будет для Геи.

Вдруг Джовейну припомнилось, что после короткого торжественного визита в Турнев, став Капитаном, он еще не ступал на Землю. Края, которыми он правил сверху, казались картой, спрятанной облаками… Далекой и менее реальной, чем висевшая на стене. Эту-то, по крайней мере, можно было сорвать со стены, посмотреть, бросить на палубу и растоптать, если угодно. Мир его съежился до этого шара, парящего в небесах, хуже того, до маленькой комнатки внутри его. Получит ли он свободу, сумеет ли остановить Скайгольм?

«…Правительство Северо-западного Союза во всеуслышание призналось в своей беспомощности. Представители Ее Величества указали шаги, которые оно могло бы предпринять: запретить дальнейшие работы по прискорбно известному проекту «Орион», в частности передать предприятие инспекторам, объявить вне закона тех, кто не окажет немедленного повиновения; призвать всех граждан единодушно выступить против этой всемирной угрозы. Когда Шеф и Великий Совет отказались выполнить эти минимальные предложения, правительство Ее Величества вынуждено было заявить, что считает ультиматум отклоненным. Перемирие окончено, и между Маурайской Федерацией и Северо-западным Союзом объявлено состояние войны».

Слова эти все звенели в голове Тераи на следующее утро, когда армада вышла в море. Он понимал, что дело окончится именно так. Знал с того момента, когда ввалился в офис корпуса в Виттохрии и увидел, что его ожидают — не только Курава, но и сам директор Инспектората и верховный главнокомандующий оккупационных сил — прямо посреди ночи.

Последующий месяц во всем был подобен кошмарному сну из тех, что он видел в глуши. Медицинское обследование и лечение сменилось отдыхом и диетой — и то и другое приходилось перехватывать на бегу. Допрос, полет на Оаху[103], допрос повышенной интенсивности на тамошней огромной базе, собеседования с офицерами всех разнообразных рангов и специальностей — иные даже прилетали для этого из Нозеланна, обследование с введением наркотиков, чтобы помочь памяти, конференции… наконец, несколько пьянок, чтобы вытерпеть все это. Тем временем дипломаты пререкались, а военные корабли собирались в гаванях: Океания копила силы. Иногда проскакивала весть из других краев… Монги аналогичным образом готовились к бою, Свободные Мериканские штаты совместно объявили бойкот своим северо-западным кузенам и обещали собраться и выступить против них; Капитан Скайгольма заявил о глубочайшей тревоге и озабоченности; Бенгал, оставив вечное брюзжание, предложил помощь… но все проходило мимо Тераи.

Но то, что прожигало душу, он видел на улицах, когда покидал базу.

Авайи входили в состав Федерации сотни лет. На этой земле смешали свою кровь больше рас, чем в самом Нозеланне. И все же публичное заявление правительства Федерации о существовании Ориона — отчаянная попытка давления на Союз, явно не желавшего идти на переговоры — вызвала сущее безумие в издревле принадлежавшем мериканам владении. Свихнулись не все его жители, даже не большинство… нет. Но тем не менее буйство охватило на удивление многих, особенно молодежь. Они расхаживали в одеждах, имитирующих принятые на Северо-западе. Они писали «К звездам!» на стенах и мостовых. Они плясали, шествуя ночью при факелах. Они разжигали костры на вершинах гор и пели возле них. Они ошикивали каждого оратора, пытавшегося объяснить, какое чудище представляет собой Орион, или же — в лучшем случае — отказывались слушать таких. В некоторых областях бунтовали. Не то чтобы они понимали аргументы, представленные каждой страной: все случилось настолько быстро, что воспитать общественное мнение просто не было никакой возможности. Ведь это их собственное прежнее племя пошлона такой подвиг. Дорогу норрменам! Пусть волк бежит на свободу! С точки зрения Тераи подобные вспышки лишь подтверждали его убеждение в том, что войны не миновать. Этот странный Плик (как он там? А Ваироа?) был по-своему прав. В душах бушевал ураган. Резоны, мудрость, сознательность клочьями морской пены уносил ветер. Тем не менее, когда громкоговорители понесли железный голос адмирала Кепалоа над палубами, на которых ряд за рядом выстроились моряки… когда главнокомандующий начал свое незабвенное слово, Тераи заплакал бы, будь он в одиночестве.

В тот день он стоял у гакаборта флагманского корабля «Ронгелап», провожая взглядом исчезающие за горизонтом вершины Авайев. Сине-серые — издали — горы под бирюзовым небом над морем, переливавшимся сапфиром, кобальтом и индиго… над волнами, расшитыми кружевом пены, что казалась белее самих облаков, башнями возвышавшимися за кормой, и чаек, кружащих над пенным следом. А над волнами неистовствовали пapyca, горделиво реяли вымпелы над сотнями корпусов, собравшихся со всех краев Земли. Позади корабля Тераи величественно возвышался нос дредноута — тик и бронза, муравейник матросов — шесть мачт вздымали к небу многочисленные крылья, бриз пел в снастях, стучал рангоутом, уносил назад запахи смолы и соли. Мощь и гордость Океании вышла на север в крестовый поход, и Тераи видел, что она достойна восхищения.

К нему подошел молодой лейтенант Роберити Локолоку, также из разведки, подружившийся с ним во время расследования. Остановившись рядом, он произнес с легкой застенчивостью:

— Похоже, что вы не слишком счастливы, капитан Лоханнасо.

— А вы? — спросил Тераи. — Мы ведь идем убивать, так ведь?

Чернокожий папуас вздрогнул.

— Да, это так. А вы знакомы кое с кем из северян, ха? Но мы поступаем по правде.

Скрестив руки на груди, Тераи кивнул, глядя на исчезающую позади землю.

— Да, иначе меня не было бы на борту.

— Э!.. Откровенно говоря, я не совсем понимаю, почему вы здесь. То есть после всех ваших подвигов вам должны были предложить длительный отпуск, а потом — должность дома.

— Так они и поступили. Но я вызвался в поход. Я настоял на этом.

— Почему — если вы не считаете мой вопрос бестактным?

Тераи разнял руки и ухватился за поручень. Под кожей, покрытой татуировкой, прокатились валы мышц. Он уже почти вернул свой прежний вес.

— Сам не знаю, наверное, хочется своими глазами увидеть, как все произойдет, или, быть может, выполнить свой последний долг… перед чем? — Он фыркнул:

— Довольно, я не верю в судьбу.

— А во что же вы верите? — осмелился спросить Роберити.

— Во внуков, — выдохнул со смешком Тераи. — Сам я успел насладиться жизнью н хочу, чтобы у них была такая возможность.

«…о прекращении беспорядков в Сиэттле, однако по-прежнему ни один маурай, военный или гражданский, не может выйти из дома в одиночку. В Портанжелсе взрывом поврежден военный транспорт. Жертв нет. Полагают, что диверсанты привязали мину к стволу дерева и пустили его вместе с приливом. Внутренние области страны остаются спокойными после сильной перестрелки на прошлой неделе возле горы Рейнея. Однако воздушная разведка, воспользовавшись случайным прояснением, обнаружила признаки приготовления партизан к серьезному наступлению. Разведка подтверждает массированный уход населения на север — на кораблях, лодках, автомобилях и аэропланах. Масштабы бегства оказались более крупными, чем предполагалось прежде. Причины его не ясны, возможно, оно вызвано паникой, хотя верховное командование Федерации неоднократно заверяло жителей Северо-западного Союза, в том числе членов прискорбно известной Ложи Волка, в том, что им гарантируется безопасность личности и сохранение собственности — если они будут соблюдать мир».